Читать книгу "Последний бебрик - Ирина Сергиевская"

— Не изволите ли автограф написать вашему давнему поклоннику? — спросил незнакомец, и в голосе его Май услышал неподдельное волнение.

«А паспорт где же?» — подумал Май, но взял протянутую старенькую перьевую ручку, отвинтил колпачок и застыл над раскрытой книгой.

— Вы, Семен Исаакович, удивляетесь тому, что у вас есть поклонники, ну, прямо как… бедный Сервантес! — мягко заметил незнакомец.

— Скажете тоже, — смущенно усмехнулся Май, чувствуя невольную радостную трель в душе от сравнения себя с Сервантесом. — Извините, а кому же автограф? Как вас величать?

— Анаэль мое имя, — отрешенно представился златокудрый.

Май нацарапал дурным пером: «Анаэлю — дружески. Май». Анаэль почтительно поклонился, прижав книгу к груди. Май улыбнулся через силу и спросил разбито:

— Мне теперь надо, вероятно, договор с издателем подписать, с этим вашим так называемым… апостолом Петром?

— Непременно надо подписать! Главное — вы дали принципиальное согласие! Ведь это так?

Май кивнул, вцепился в перила, уставился вниз, на деревья, и пробормотал покаянно:

— Слушайте… Анатоль, кажется?

— Анаэль.

— Ну, простите великодушно, Анаэль! Может, в счет будущего аванса вы одолжите мне пятьдесят долларов? Тут вот какое дело, я одному… ну, в общем, издателю… поклялся могилой своей матери… в общем, объяснять тяжело. Одним словом — долг мне надо вернуть.

— Какие вы, право, страшные клятвы даете, — укоризненно молвил Анаэль. — Но я вам помогу. Деньги у меня есть, только вы уж сами выберите, что вам надо.

Он вновь запустил руку в сумку, вытащил ворох купюр. Май засопел от изумления, когда Анаэль начал быстро, небрежно расправлять их и показывать одну за другой. Кроме знакомых долларов здесь были невиданные денежные знаки с изображением летящего дракона, портретами одноглазой старухи в чепце, ребенка, грызущего серп луны, и старика с цветочным горшком на голове.

— Вы, случаем, не нумизмат? — полюбопытствовал Май, выбирая из вороха денег три двадцатидолларовые купюры; как ни странно, он и мысли не допускал, что деньги фальшивые. — Вот, здесь шестьдесят долларов. А мне нужно пятьдесят. Я лишнего не возьму. Разменять бы.

Анаэль немедленно и горячо запротестовал:

— Такая щепетильность в данном случае неуместна, Семен Исаакович!

— Это намек на то, что я, случается, не отдаю долги? — гордо пробухтел Май, по глупому наитию принимая позу Дениса Давыдова на знаменитом портрете Кипренского.

Сходство между красавцем гусаром и зачуханным Маем было непередаваемо-комическое, но Анаэль даже не улыбнулся, напротив, стал пасмурен.

— Я вам очень советую взять то, что предлагают, затем подписать договор и немедленно приступить к сбору материалов для статьи о Вавилоне. Увы, я не имею права оказывать на вас давление, хоть и мог бы. Поверьте, это было бы только к вашей пользе. Невыносимо видеть ваши никчемные метания. В этом — трагизм моей миссии.

Слово «миссия» разъярило Мая, он почти закричал, колотя рукой по перилам:

— Миссия?!. Плача и нагинаясь при этом?!. Пришел какой-то… неизвестно откуда… фиалки он поливал, видишь ли… Зачем я с вами вообще связался?.. Почему я вам поверил?..

— А кому же тогда верить, Семен Исаакович? Кому? — проникновенно обронил Анаэль, застегивая молнию на сумке.

Май внезапно успокоился, утих, дыхание стало ровно. Гнев обернулся стыдом: обидел почем зря странного, но хорошего человека. С болезненным душевным усилием Май вернулся к разговору и вымолвил насупленно:

— Пятьдесят долларов — и точка.

— Хорошо, я разменяю, — сказал Анаэль сухо.

Май решился и торопливо, тихо, горячечно забормотал:

— Голубчик вы мой… Тут такое дело… Раз уж вы все равно на улицу пойдете, то купили бы водки бутылку, а?.. Я… болею… Ну да, да, да… алкоголик я, алкаш… Мне попить надо!.. Как в Библии сказано?.. «Пусть он выпьет и забудет бедность свою… и не вспомнит больше о своем страдании…»

— В вашем положении, Семен Исаакович, я бы пить поостерегся, ибо это чревато, — ответил Анаэль печально.

Май вздрогнул, едва сдерживая подступившие слезы, и жарко затянул:

— Слушайте, секретный литагент, я вам автограф дал? Я с вами договор подписать согласился, хоть в глаза его не видел? Что же, вам жаль помочь? В такой мелочи?! Может, вы думаете, я денег на водку тоже у вас попрошу? Не бойтесь, на это дело у меня заначка имеется! Сейчас, сейчас!..

Он кинулся в комнату, спотыкаясь о банки, тотчас возник вновь с узким черным ящичком в руках и начал открывать крохотный замок.

— Позвольте, но ведь в таких ящичках крестоносцы святые мощи хранили! — ахнул Анаэль обескураженно. — Вы что же, деньги в нем держите?

— Двойное дно! Чтобы никто не догадался! — скоро и невменяемо зашептал Май, возясь с упрямым замочком. — Пять долларов неприкосновенные! Так ведь случай-то какой, случай какой!.. Во-первых, за здоровье почтенной старушки Веры Николаевны, то есть, прости меня, Господи, если ты есть, за упокой ее тихой души… Во-вторых, за удачу мою… Сподобился работенку получить из какого-то таинственного издательства!.. Плутарх!.. Древние города!.. Святой апостол Петр, которому Господь ключи от врат Царства Небесного вручил!.. Простил, простил ученика своего за предательство невольное и сподобил теперь издательство возглавить!.. В ящичке они, пять долларов! Ну, не открывается, проклятый! А мне водка, как лекарство нужна, Анатоль!..

— Анаэль, — горько поправил златокудрый.

— Ну прости! — махнул рукой Май. — Теперь слушай. Как принесешь бутылку, меня не зови, а поставь ее тихонечко, где сам стоишь. Я ее ночью достану, когда свояченица спать уляжется. Сегодня-то, после прогулки, наверняка пораньше храповицкого даст, подлая…

Он отчаялся открыть ящичек и начал трясти его обеими руками, выкатив желтые глаза от страстного, безумного напряжения. Анаэль вдруг изрек, невозмутимо наблюдая эту вакханалию хаотичных, мелких движений:

— Вы, люди, никогда не умели, не умеете и, по-видимому, не будете уметь пользоваться данной вам свободой выбора.

— Да подавись ты своей философией… — застонал Май.

— Дайте мне ящичек, — потребовал Анаэль.

Май послушался. Анаэль с ходу легко приподнял крышку — словно замка не было вовсе, мельком глянул внутрь и захлопнул ее.

— Идите же, наконец! — взмолился Май, усаживаясь на край цветочной кадки. — Как я устал… как устал, если б вы знали…

— Помните, Семен Исаакович, вы — мой! Вы мне дали согласие работать! Вы обещали! — возгласил Анаэль, отступая в глубь лоджии.

Май закурил и буркнул плачуще:

— Да помню я, помню! К чему вы талдычите это, как заведенный? Не видите, что ли, я в исступлении! Мне попить надо!..