Читать книгу "Гуннора. Возлюбленная викинга - Юлия Крен"

Мужчина, носивший знак христиан на своей груди, еще раз прошелся по берегу. Он тяжело дышал. Наконец он скрылся из поля ее зрения. Хруст песка под сапогами стих, послышался топот копыт, а затем воцарилась тишина. Девочки онемели от ужаса, все остальные были убиты. Только чайки покрикивали, и Гунноре вдруг подумалось, не сожрут ли они убитых, как это делают стервятники.

При помощи Сейнфреды она перевернула лодку и поплелась на берег. Солнце скрылось за облаками, и песок уже был не алым от крови, а черным.

«Это проклятая земля, — подумала Гуннора, — неплодородная, дарящая только смерть… Нельзя нам было приезжать сюда. Это родина христиан, а не наша».

Гуннору так и не окрестили, хотя отец желал бы этого. Многие северяне хотя бы для вида принимали христианство, особенно те, кто искал в Нормандии лучшей доли. Они осеняли себя крестным знамением, но в воду для крещения входить отказывались. Они говорили, что верят в Иисуса Христа, но продолжали поклоняться древним богам, как и все норманны, когда-то переселившиеся в эти земли. Те, кто завоевал Нормандию, приняли христианство — так, первый герцог Нормандии, Роллон, крестился уже взрослым, а его сын Вильгельм и внук Ричард приняли крещение еще в младенчестве. Но Вальрам говорил, что это не значит, будто вожди народа северян забыли о своих корнях.

Как бы то ни было, отцу не удалось переубедить мать: Гунгильда отказывалась даже близко подпускать священника к своим дочерям. В конце концов, она была мастерицей рун. Теперь же Гунгильда, залитая кровью, лежала на песке. Сила рун не спасла ее от жестокой смерти. Гуннора прикрыла Дювелине глаза ладонями, чтобы защитить малышку от этого зрелища, но сама не могла притвориться слепой. Жуткая картина запечатлелась в ее сознании.

Лошадей ее отца видно не было — то ли животные сбежали, то ли их похитили нападавшие, но они хотя бы выжили.

— Куда пойдем? — спросила Сейнфреда.

Гуннора не могла ответить на этот вопрос. Им нужны были сухая одежда, еда, костер, крыша над головой. Им нужны были помощь, утешение, ласка. Однако девочки не знали ни имен своих родственников в Нормандии, ни названия селения, в котором те жили.

— Но что, если они вернутся?

Гуннора встряхнулась. Важнее всего, важнее еды, одежды и крова было само выживание.

— Нам нужно спрятаться.

Она оглянулась. Один из кораблей отплыл от пристани и качался на волнах. Дома в деревне оставались целыми, но если этот христианин и его люди вернутся, именно там они и станут искать выживших. А ночью нельзя было оставаться рядом с трупами. Гуннора указала на рощицу неподалеку.

— Мы сможем добраться туда и укрыться в тени деревьев.

Гуннора, Дювелина, Сейнфреда и Вивея ушли, не оглядываясь. Они шагали по песку, затем по траве, желтой и поникшей, но хотя бы не обагренной кровью. На примятой траве виднелись следы копыт, однако Гуннора не знала, оставили их лошади ее отца или кони убийц. Она знала только одно: сами они не должны оставить следов. Гуннора едва приехала сюда, но уже ненавидела эту страну. И христиан, живших тут.

Она несла Дювелину на руках, и девочка с каждым шагом, казалось, становилась тяжелее, но Гуннора не обращала внимания на боль в руках. Малышка вновь начала плакать, и шелест листвы в роще заглушил ее слабые всхлипы. Листья были крупными, темно-зелеными; впрочем, рощица оказалась еще реже, чем виделось издалека.

— Что теперь? — спросила Сейнфреда.

Гуннора не знала, что ответить. Она усадила Дювелину на землю и опустилась на колени. Земля была теплой, и девушка вывела пальцем на земле руну.

«Наутиз». Беда.

При помощи этой руны можно было принять горе, стать сильнее, избавиться от нужды. Или погибнуть от горя, оказаться раздавленной им, никогда больше не радоваться жизни. Благословение или проклятье. Польза или вред. Добро или зло.

Дювелина плакала и звала маму, Вивея молчала. Сейчас она уже была не похожа на ребенка, шок заставил ее повзрослеть.

— Тихо! — пробормотала Гуннора.

Но Дювелина все рыдала.

— Тихо! — повторила она и, поскольку девочка не замолчала, зажала ей рот ладонью.

Ее пальцы перепачкались в земле, и комья грязи липли к губам малышки.

Плач утих, и Гуннора услышала вдалеке топот копыт. Христианин и его люди возвращались. Может быть, они и не уезжали вовсе, так, отъехали немного, чтобы посмотреть, не покажется ли кто-нибудь.

Сейнфреда расплакалась от страха.

— Ты датчанка, а датчане не плачут, — шикнула на нее Гуннора. — Наш народ презирает слезы.

— Они убьют нас, убьют нас! — хрипло воскликнула Сейнфреда.

— Нет. Я этого не допущу.

В последний раз взглянув на руну «наутиз», Гуннора приказала сестрам следовать за ней.

«Я выдержу это испытание. Я сильная. Я не сдамся».

Они побежали прочь, пересекли небольшую лужайку и добрались до леса. Он был гуще рощицы, тут росли березы и клены, а папоротник доходил девочкам до колен. Из кустов вылетела стайка птиц, испугавшись непривычного шума. Гунноре хотелось, чтобы она и сестры могли вот так же расправить крылья и улететь вдаль. Ей казалось, что они в ловушке. Добравшись до опушки леса, девушка оглянулась. Если сейчас появятся всадники…

Нет, об этом даже думать нельзя! Как нельзя думать и о том, что ее родителей убили, их тела лежат в лужах крови, а сама Гуннора теперь несет ответственность за сестер!

— Нам нужно пробраться к родственникам нашего отца, — сказала Сейнфреда.

Гуннора была рада, что ее сестра способна трезво мыслить, не предаваясь скорби. Но ее предложение ей не понравилось.

— Нам слишком мало известно о них, чтобы мы могли их найти. Мы даже не знаем, как их зовут. Нам лучше разделиться.

Сейнфреда потрясенно уставилась на нее.

— Но…

— Ненадолго, — быстро продолжила Гуннора. — Пока эти мужчины неподалеку. Вы идите в лес, а я останусь здесь, буду смотреть, не появятся ли они. Если я услышу, что они приближаются, то выманю их отсюда подальше.

— Но я не могу…

— Можешь!

Гуннора схватила Сейнфреду за руку. Девушка казалась невероятно хрупкой, но в глазах Сейнфреды читалась нерушимая воля бороться до последнего вздоха. Ради самой себя, а главное, ради своих сестер. Сейнфреда кивнула, но младшие сестры не могли на это согласиться. Вивея закричала, а Дювелина вцепилась Гунноре в юбку. Девушка с трудом разогнула ее цепкие пальцы. Это зрелище разбивало ей сердце. Но, впрочем, ее сердце и так было разбито, и она шла босиком по осколкам, чувствуя, как они взрезают ее ступни.

— Делайте, что я вам говорю!

Она еще никогда не разговаривала с сестрами так строго. И никогда еще не чувствовала себя настолько взрослой.

Девочки, испугавшись, последовали за Сейнфредой в чащу леса. «Надеюсь, это правильное решение», — подумала Гуннора, когда они скрылись из виду. Оставшись одна, она уже не чувствовала себя такой сильной и взрослой. Теперь Гуннора вновь стала маленькой девочкой, которой хотелось, чтобы отец обнял ее, а мать дала мудрый совет. Хотелось на родину.