Читать книгу "Погоня за "ястребиным глазом". Судьба генерала Мажорова - Михаил Болтунов"

Нашла дверь следователя-контролера и попросила выслушать. Ее и вправду выслушали. Рассказала о муже, о том, что его арестовали полтора года назад, но никто в семье не знает за что, и в чем его обвиняют.

Следователь обещал разобраться и велел прийти на следующий день. «Давайте пропуск, отмечу», — сказал он. И вот тут выяснилось, что пропуска у нее нет. Потребовали показать, где она проходила и как. Судя но всему часового крепко наказали. Тем не менее на следующий день пропуск на ее имя был готов.

Утром она вновь явилась на Лубянку. Оказалось, что дело арестованного Николая Мажорова находится в архиве и придется ждать еще один день. Ждать так ждать. Вновь скамейка на Казанском вокзале, и ни свет ни заря — на метро.

На этот раз следователь обнадежил, сказал, что дело Мажорова будет рассмотрено, а ей надо возвращаться домой, ждать и надеяться.

Она возвратилась в Ташкент. Прошло еще несколько месяцев. Наступил март 1940 года. И вот как-то вечером в субботу Юрий заметил, что какой-то мужчина подходит к их калитке. Калитка распахнулась, и во двор вошел поседевший, заросший щетиной, с мешком за спиной, отец.

— Папа! — закричал Юрий и бросился к нему. Из дома выскочили мать и сестра Аня.

Они обнялись и долго стаяли так в их старом дворе и плакали.

Потом отец умылся, его накормили и стали расспрашивать. Оказалось, что после ареста он полгода находился в следственной тюрьме здесь же, в Ташкенте, на улице Правда Востока. Его допрашивали днем, ночью, требовали признания. Но какого, он и сам сначала не мог понять.

Стали бить, вышибли зубы, сломали ключицу, ребро. Наконец он уяснил, что от него хотят. Отца заставляли оговорить себя. Якобы он состоит в организации анархистов, которая ставит целью захват власти в стране. Требовали подписать сфабрикованный список членов организации. Он наотрез отказался это сделать и заявил, что больше ни на какие вопросы отвечать не будет.

Отец признался, что в тот момент он был уверен: в стране произошел переворот и власть захватили фашисты. После подобного заявления его еще раз крепко избили и отправили в тюрьму на Московской улице.

Вот тогда и удалось передать посылочку. Его оставили в покое, не допрашивали, не били. О нем просто забыли. Если бы не поездка Марии Григорьевны в Москву, дело могло бы закончиться трагедией — Николая Андреевича либо осудили, либо вовсе расстреляли, как это случилось с тысячами ему подобных.

КРАСНОЙ АРМИИ ШТЫКИ…

Отгорело лето 1940 года. В семью Мажоровых пришел долгожданный покой. Отец и муж, Николай Андреевич, был с ними — с Юрой, Аней, Марией Григорьевной. Жизнь стала налаживаться.

По воскресеньям их дворик заполняла музыка. Это повзрослевший Юрий включал радиоприемник, и они слушали то голос Лондона, то Берлина. В семье любили танго в исполнении Петра Лещенко, который давал часовые передачи из Тегерана.

Наступил сентябрь, в техникуме возобновились занятия. Юрий был уже четверокурсником, выпускником. Весной 1941-го предстояло подготовить дипломный проект и защитить его. Однако 25 сентября, неожиданно для всех, почтальон принес повестку из военкомата. Следовало явиться в комиссариат.

Явился. Тут Юрию и объявили — вскоре он будет призван в армию. Откровенно говоря, в душе жила надежда, что ему дадут закончить обучение. Еще семь месяцев, и армия получит дипломированного специалиста. Но, увы, надежды не оправдались. Пусть недоучку, но призовем в срок, по закону.

Юрий спросил, где будет служить? Ему ответили — в пехоте. И добавили: надо запастись теплой одеждой. По всему выходило, что служба его будет проходить где-нибудь на Севере.

Что ж, надо значит надо. На рынке Юрию купили валенки, шапку-ушанку, кто-то из соседей подарил теплые штаны и телогрейку. Мама сшила новую рубашку. Теперь будущий солдат имел вполне достойную экипировку.

А там и вторая повестка подоспела. В ней предписывалось призывнику Юрию Николаевичу Мажорову явиться на сборный пункт военкомата 4 октября.

На работе Юрий быстро взял расчет. Ему посочувствовали, проводили с добрыми напутствиями.

И вот пришло утро 4 октября. В военкомат его провожали всей семьей. На площади перед зданием комиссариата — толпа людей, слышатся смех, плач, шутки, выкрики.

После долгой толчеи, ожидания, подали автомашины. Какой-то военный выкрикивал фамилии, среди которых была и его, Мажорова. Теплые вещи приказали вернуть провожающим. Это показалось странным, ведь призывники считали, что их сегодня же погрузят в теплушки и отправят эшелоном куда-нибудь на Север, или, минимум, в центральную Россию. Но их отправили совсем в другую сторону — не на вокзал, а в центр города. Колонна машин с призывниками миновала сквер Революции, улицу Ленина и свернула на Саперную улицу. Головная машина затормозила перед воротами с красными звездами. Ворота распахнулись, и автомашины въехали во двор. Оказывается, они прибыли к месту службы!

Прозвучала команда «К машине!», призывники спрыгнули на плац, построились и строем зашагали… в столовую. Так впервые Юрий Мажоров попробовал солдатский суп и кашу, одел гимнастерку и накрутил обмотки.

Им выдали ботинки. У всех они оказались черного цвета, а у Мажорова почему-то желтого. Откровенно говоря, он и не обратил на это внимания: что выдали, то и надел.

Командовать молодым пополнением поручили сержанту, или как тогда говорили, младшему командиру Князеву. Сержант был небольшого росточка, круглолицый, с монголоидным разрезом глаз. Между собой «молодежь» быстро прозвала его «японцем».

Взвод новобранцев Князева занял свое место в ротном строю. А вот тут уже командование принял сверхсрочник, старшина Казакевич. Военная форма сидела на нем щеголевато, начищенные до блеска хромовые сапоги подчеркивали его стройную фигуру.

Внимательно оглядев строй роты старшина удивленно уставился на желтые ботинки Мажорова. Подчеркнуто растягивая слова, Казакевич возмущенно спросил:

— Этт… что такое?

И тут же зарычал, словно перед ним был не новобранец, а по меньшей мере отпетый уголовник.

— Два шага вперед! Марш в туалетную! И чтоб через пять минут они были черными!

Юрий бросился в туалет и стал жирно мазать ботинки черным гуталином. А когда возвратился в строй и доложил о выполнении приказа, Казакевич бросил:

— Фамилия?

— Мажоров.

— О-о! Какая музыкальная фамилия! Будешь Мажоров ротным запевалой.

Назначая Юрия запевалой, старшина Казакевич, судя по всему, нисколько не сомневался, что человек с такой фамилией не может не петь. Но приказ есть приказ. К счастью, у Мажорова был и голос, и музыкальный слух, правда, он не любил петь, но, как говорят в армии, не хочешь — заставим, не можешь — научим. И теперь, в свободное время, когда все писали письма, отдыхали, читали, он разучивал строевые песни.

Рота, куда попал Мажоров, оказалась учебной, где готовили радиотелеграфистов для частей особого назначения — ОСНАЗ. В будущем выпускникам этих учебных подразделений предстояло заниматься радиоразведкой. Это означало, что курсанты роты должны были научиться принимать на слух сигналы азбуки Морзе и передавать их, а так же с помощью радиопеленгаторов определять местоположение источников этих радиосигналов.