Читать книгу "Вся палитра нежности - Светлана Демидова"

– Да! Прогуляться! Имеем право!

Галочка потом не могла объяснить себе, откуда в тот момент в ней взялись силы противостоять Скобцевой и Вербицкому, но она резко вырвала свой локоть из цепких Люськиных пальцев и, гордо подняв голову, прошла к выходу из гардероба мимо Сашки.

Как минимум четыре человека из 11-го «Б» в этот день с большим трудом внимали школьным наукам. Скобцева отказалась отвечать на английском, за что получила жирный «кол» в журнал. Колька Якушев не смог решить простенький тригонометрический пример. Сашку Вербицкого выгнали с биологии, поскольку он на глазах у учителя с «наглой физиономией» ощипывал листья у чайной розы, только что окрепшей после нападения какой-то особо вредоносной мучнистой тли. Галочку, к счастью, не спросили ни по одному предмету, и она мучительно отбывала школьную повинность перед еще более мучительной – походом в парк вместе с Колькой Якушевым. Все перемены девушка просиживала в библиотеке, бездумно листая подшивки «Комсомольской правды», и даже не пошла в столовую, хотя у нее был оплачен абонемент на ежедневный обед, состоящий из первого, второго и пончика с компотом.

После уроков она хотела было улизнуть от Якушева, расторгнув таким образом договор в одностороннем порядке, но Колька, одетый в свой бушлат, уже ждал у гардероба, держа в руках ее простенькое серенькое пальто.

Галочка резко вырвала свое пальто из рук «поклонника». Еще не хватало, чтобы Якушев принялся помогать.

В полном молчании они вышли из школы и отправились в сторону парка.

– Может, тебе еще какой-нибудь анекдот рассказать? – наконец робко проронил Колька.

– А может, мы зря все это затеяли? – проигнорировала вопрос об анекдоте Галочка.

– Ничего не зря! Видела бы ты Люськины глаза, когда она на нас с тобой смотрела!

– Я видела, что она очень несчастна…

– А какого черта тогда целовалась с Вербицким?! Вот ты мне скажи, Галька, стала бы ты целоваться с другим, если бы… словом… ну… ты меня понимаешь…

Галочка понимала. Она тоже уже поцеловалась с Сашкой, хотя была влюблена в другого. Но Вербицкий ее принудил, а Люську никто не заставлял. Люська, безусловно, виновата, а потому…

– А ты и правда собрался прокатиться со мной на колесе? – несколько не в тему спросила Галочка.

– А что тут такого?! – как можно независимей проговорил Якушев, который понимал, что общественное мнение после такого катания свяжет его с Харей навсегда.

– Понимаешь, я вообще-то… боюсь…

– Чего боишься? – не понял Колька.

– Высоты боюсь. Меня родители однажды попытались прокатить на этом колесе, но, как только мы чуть приподнялись от земли, я так разрыдалась от страха, что аттракцион даже пришлось остановить, представляешь?

– Так это когда было-то?

– Ну… лет в семь…

– Ерунда! Теперь тебе понравится, вот увидишь! Побежали!! – И он зачем-то взял Харю за руку и потянул к аттракциону, который «заводил» известный всему Григорьевску инвалид Иваныч.

Бедная Галочка дрожала как былинка на ветру, во-первых, оттого, что ее взял за руку сам Колька Якушев, а во-вторых, она действительно боялась высоты. Девушка никак не могла понять, зачем сама предложила Якушеву это дурацкое колесо. И кто ее потянул за язык?!

Поскольку стоял конец апреля, городок аттракционов только-только начал свою работу, и жаждущих острых ощущений было еще маловато. На колесо обозрения купили билеты двое парнишек лет одиннадцати и Якушев с Галочкой.

– Давай, Иваныч! – крикнул инвалиду Колька, когда они с Харей сели друг против друга в дребезжащую кабинку, прикрытую прилично проржавевшей крышей.

Галочка сразу вцепилась в поручень, разделяющий две утлые дощатые скамеечки, с такой силой, что костяшки пальцев мертвенно побелели. Она уставилась прямо в глаза Кольке, надеясь на то, что перед ним никак не сможет ударить в грязь лицом.

И зря. Как только кабинка, качнувшись, поехала вверх, в животе у Галочки похолодело и возле самого горла начало копиться нечто необъяснимое, обещая непременно вылиться в душераздирающий вопль.

– Э-э-э!! Галь!! Ты что?! – тут же заметил неладное Якушев. – Неужели и впрямь так боишься?

У нее не было сил даже кивнуть. Она поднималась в воздушную пучину в скрежещущей и раскачивающейся во все стороны люльке и понимала, что это конец. Конец всему: ей, Кольке и ее, Галочкиной, к нему любви. Кабинка между тем поднималась все выше и выше, начал задувать ветер, который внизу совершенно не ощущался. Лицо девушки выражало такой смертельный ужас, что Колька по-настоящему испугался.

– Э-э-э-э! Галька! Ты не того… Ты держись… Я сейчас… – И Якушев решился на смертельный номер. Он поднялся со своей скамеечки и начал прямо на крутом подъеме перелезать через поручень на скамеечку к Галочке, а она не смогла даже посторониться, чтобы ему было сподручней.

Инвалид Иваныч глядел вверх на воздушный пируэт Якушева с таким же смертельным ужасом на лице, как у бедной одиннадцатиклассницы Гали Хариной. При этом он уже прикидывал, куда его смогут взять на работу, если пацан сковырнется с эдакой верхотуры и расплющится прямо у его ног. Выходило, что если куда и возьмут, так только под стражу и прямиком в кутузку.

А парнишки-недомерки с восхищением следили за Колькой, прикидывая, как они будут завтра рассказывать об этом происшествии всему классу, а на перемене даже смогут указать перстом на храброго верхолаза.

Кабинка, в которой выделывал воздушные кренделя Якушев, между тем опасно накренилась. Иваныч решил, что его, пожалуй, и в кутузку не повезут, а поставят к стенке прямо у кассы городка аттракционов, потому что Колькина девка сейчас вылетит из кабинки первей самого Кольки, увеличив, таким образом, количество трупов до двух человек.

Когда нога Якушева соскользнула с поручня, на котором он хотел угнездиться, Иваныч спрятался за дверцу своей каморки, из которой осуществлял общее руководство колесом обозрения, чтобы не быть свидетелем собственно падения. Он уже тренировался, как пойдет в полную несознанку: ничего не видел, ничего не слышал, парень совершенно неожиданно взял да и сиганул вниз, видать, от несчастной любви. Или, к примеру, его могла и девка выбросить. Мало ли… он к ней под юбку через поручень полез…

Поскольку звука падения услышать так и не довелось, предсмертные крики в каморку тоже не долетели, Иваныч позволил себе осторожно выглянуть из-за дверцы, после чего немедленно успокоился и даже решил, что обязан распить после работы чекушку для успокоения чересчур расшатавшихся нервов.

А Колька Якушев и сам не знал, как умудрился подтянуться на руках за острый край ржавой крыши кабинки и очень удачно плюхнуться на скамейку ровнехонько рядом с Харей, которая даже не подумала сдвинуться хотя бы на миллиметр. Колька с неимоверным трудом отцепил закостеневшие пальцы Гальки от поручня и притянул девушку к себе. Она моментально прижалась к нему и спрятала лицо на груди. Это Якушеву очень даже понравилось. Он быстренько расстегнул свой моряцкий бушлат и его полами, как черными крыльями, укутал одноклассницу со всех сторон. Она дрожала и билась на его груди, а он гладил ее по волосам и приговаривал: