Читать книгу "Воскресший гарнизон - Богдан Сушинский"

— Не знаю, согласится ли с этим история Иудеи.

Со столь же снисходительной улыбкой Штубер вместе со своим адъютантом Родлем провел «распинателей» к выработке, в которой они должны были создавать первое «Распятие». Как и во время предыдущего визита сюда барона[11], камнетесы встречали своего мастера со слегка склоненными непокрытыми головами, а слушали его с каким-то особым благоговением, как слушают лишь очень почитаемого пастыря. Вырубленная ими из большого каменного монолита заготовка теперь уже более четко очерчивала контуры будущего креста и даже контуры некоего подобия тела страдальца, чем они просматривались во время предыдущего появления здесь штурмбанфюрера СС Штубера.

С минуту, при свете двух мощных прожекторов, барон придирчиво осматривал это «недоношенное» творение рук человеческих, не произнеся ни слова. Затем так же придирчиво осмотрел камнетесов. Он помнил, как во время прошлой инспекции этой выработки один из подмастерий, худощавый и радикулитно согбенный, в произношении которого четко улавливался белорусский акцент, недовольно проворчал::

«И зачем им, нехристям, понадобился этот крест?!»

«Ну, распятие ведь», — пожал плечами его напарник, тоже не подозревая, что эсэсовец прекрасно владеет русским. Что же касается распятия, то он считал, что разгадка его появления здесь кроется в смысле и предназначении самой скульптуры.

Штубер помнил, что звали этого достаточно рослого и даже в скелетной худобе своей все еще довольно мощного мужика «отцом Никодимом». В прошлом он был священником, за что коммунисты засадили его в один из «лесоповальных» концлагерей, затем оказался в роте штрафников и уже оттуда раненым попал в плен.

Барон сам рекомендовал его Отшельнику после того, как один из внедренных в отряд пленных агент СД открыл для себя, что Никодим почти не ощущает боли. Причем дело было не в христианской многотерпимости его, а именно в том, что к болям человеческим священник этот по каким-то причинам действительно оставался глух.

«Как же они собираются отмаливать грехи свои перед муками Господними, — упорствовал в своем неверии белорус, — когда сами же эти муки возрождают в камне, через убийство и мучения?».

«Так ведь «распятия» эти они ставят вовсе не для того, чтобы, глядя на них, молиться, — был более близок к истине его собрат по топору. — Таким способом эсэсовцы нас попросту запугивают. Кресты Иисусовы для них — что-то вроде сатанинской метки. Чтобы на каждого замученного в этом подземелье — по «распятию».

Уже за одни эти слова Никодима следовало бы отправить в крематорий, однако Штубер все еще ценил его, как экспонат своей психологической коллекции «людей войны».

— Не слишком ли медленно трудятся ваши «голгофские плотники», Отшельник? — придирчиво осмотрел тогда барон творение его подмастерий.

— Не слишком... Если учесть, что над телом того, реально распятого Иисуса, трудился сам Господь.

— Опять лукаво мудрствуешь, — проворчал Штубер. — Дай-ка этому неофиту кусок какой-нибудь древесины, пусть попробует вырезать нечто подобное твоему нательному распятию. Посмотрим, что у него получится. Принимать работу буду лично, через двое суток.

— Двое — слишком мало, господин штурмбанфюрер.

— Для все еще полуживого пленного, каковым являешься и ты, Отшельник, — да, маловато. Но не для полуумерщвленного зомби.

Лишь недавно часть этой же выработки была отгорожена каменным перестенком и обшита бревнами. Этот закуток и стал их, каменных дел мастеров, бараком, в котором могло поместиться шестеро пленных. Но уже в самом бараке был отгорожен еще один уголок, в котором стояли стол и полка с инструментами. Отведя туда Пилата, мастер вручил ему кусок специально припасенной для себя липовой древесины и два разных размеров резца. Затем снял с себя нательный крест, поцеловал, перекрестил и положил на стол перед новым резчиком в виде образца.

— Трудись так, — повелел, — словно тебя самого будут распинать на этом же «распятии». Чтобы не пришлось умирать на своем собственном изделии не от рук палача, а от стыда.

4

Фон Риттер извлек из кармана брюк необъятных размеров носовой платок и, как всегда, когда ему требовалась пауза для раздумий, долго, почти с ритуальной медлительностью, стал протирать свою шлемоподобную лысину.

Дело не в подготовленности «Регенвурмлагеря» к ведению партизанских действий или в способности его принять полноценный боевой гарнизон, понял комендант. Все намного сложнее, и как бы... изысканнее.

Из документов, доставшийся ему в наследство от Овербека, а также из рассказов самого штандартенфюрера, комендант знал, что впервые в «Регенвурмлагерь» фюрер наведался в 37-м году, почти через три года после того, как здесь были возобновлены активные работы по строительству «СС-Франконии»[12]. Именно тогда, по приказу Гитлера, из казны были выделены огромные средства, а также утвержден новый план строительства самого этого подземного города СС, с двадцатью двумя подземными станциями узкоколейки, мощной гидроэлектростанцией, складами, госпиталем и системой его наземной обороны.

Понятно, что теперь, как и во время второго своего приезда, фюрер тоже поинтересуется тем, как идет усовершенствование лагеря. Но времена уже не те. Поэтому фон Риттеру казалось, что на самом деле фюрер прибывает сюда не для инспекционной поездки. Просто ему опять хочется побывать в Черном Каньоне, чтобы остаться там наедине с Фризским Чудовищем. Причем и каньон и чудовище нужны были ему в роли своеобразных аккумуляторов, для какой-то внутренней энергетической подпитки.

Нет, комендант не зря задал адъютанту Гиммлера вопрос о Фридрихе Крайзе. Это была еще одна попытка подступиться к тайне, к которой сам фюрер подпускать его не желал.

Конечно, раньше фон Риттеру никогда не пришло бы в голову увязывать появление здесь фюрера с дьявольскими таинствами Черного Каньона. Да и стремление Гитлера оставаться наедине с Фризским Чудовищем тоже воспринял бы как своеобразное чудачество. Но он хорошо помнил подробности разговора с Крайзом после того, как поступил приказ Кальтенбруннера о присвоении ему первого офицерского чина СС и назначении начальником секретной «Лаборатории призраков»[13].