Читать книгу "Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о'кей) - Мартина Хааг"

— Да.

— Ты хоть слышал, что я сказала? Или просто так поддакиваешь?

Мама сердито допивает свою сангрию.

— Конечно, слышал!

— И что же я сказала?

Рольф смущенно ежится.

Мама встает с дивана.

— Дронко! — восклицает она. — Осла звали Сеньор Дронко! Точно! Милейший Дронко. Поехали, Белла, оставим Рольфа в покое, пускай здесь сидит со своими газетами двухнедельной давности. Я и выпила-то всего ничего, подумаешь, глоточек сангрии! Ай! — вскрикивает она, схватившись за поясницу. — Я себе радикулит заработала, пока волокла эту свинью через всю Европу. Я про окорок, не подумай, что про него, — добавляет она со смехом.

— Я, между прочим, все слышал! — отвечает Рольф.

5

— Номер шестьдесят четыре!

— Я! — отвечаю я и поднимаю руку.

— Пожалуйста, следуйте за мной.

Наконец-то моя очередь! Фойе театра «Сёдер» забито людьми, пребывающими в той или иной степени волнения, — кто-то делает дыхательные упражнения, кто-то сидит и зубрит текст. Может, мне надо было надеть что-нибудь более спортивное? Или располагающее к общению с детьми? Длинное хлопчатобумажное платье? Большинство девушек одето в свободные спортивные костюмы. На молодых людях, стоящих у входной двери, — видавшие виды костюмы и рубашки из секонд-хенда. Они дурачатся, обмениваясь дружескими тычками и остротами. Похоже, совсем не волнуются — знай скачут себе и ржут. Вот черт. Не дают сосредоточиться. Теперь я забыла все свои реплики! Да ладно, все будет хорошо. И нечего психовать. Сойдут и штаны со свитером. Текст я вызубрила наизусть. Чуть ли не весь сценарий.

Из всех 53 театров, 26 режиссеров, 19 режиссеров по кастингу и 78 кинокомпаний, получивших мое резюме, откликнулся лишь этот театр. Одно-единственное прослушивание. Причем об этом театре я даже не слышала. Театр «Годо». Судя по всему, они занимаются исключительно детскими постановками, с которыми гастролируют по стране. Как бы то ни было, если мне не достанется эта работа, с пособием можно распрощаться. Так что теперь — или никогда. Выбора нет. Я пытаюсь расслабиться, не теряя присутствия духа. Как там учит техника Александера? Актер должен быть собранным. Сфокусированным. И в то же время бодрым.

Я бегу за ассистентом сначала вверх по лестнице, затем вниз. Он открывает дверь и машет мне рукой, приглашая войти. Мы входим за кулисы. С потолка свисает длинный черный занавес. Он указывает на щель между тяжелыми складками и шепчет:

— Когда вас вызовут, выходите на сцену и надевайте театр.

— Что? Что вы сказали? — отвечаю я шепотом. — Какой еще театр? Что значит «надевайте театр»? Что это значит?

Тут из громкоговорителя раздается:

— Изабелла Эклёф, ваш выход.

Ассистент показывает мне большой палец и тихонько выходит. Я бегу за ним, открываю дверь и громким шепотом взываю вслед:

— Эй, что мне там надо надеть? Я ничего не поняла! Подождите!

Но он уже бежит вверх по лестнице, а из громкоговорителя снова слышится:

— Номер шестьдесят четыре. Номер шестьдесят четыре, Изабелла Эклёф, ваш выход!

Я выхожу на освещенную сцену и моргаю от света прожекторов. Я не вижу человека, сидящего в зале, который обращается ко мне в микрофон на южношведском диалекте:

— Прошу вас, Изабелла. Надевайте театр.

Я оглядываюсь по сторонам. Рядом со мной на сцене — белый стол, выхваченный лучом прожектора, на котором стоит красный домик с окошками и тряпичными лоскутами. Размером он где-то метр на метр и сделан из папье-маше. Кое-где выведены надписи: «Игра фантазии! Радость гармонии! Желание играть!», а с другой стороны затейливым шрифтом: «Позволь ребенку в твоей душе насладиться фантастическим путешествием внутрь себя!»

— Прошу вас, наденьте театр, — произносит голос.

Надеть театр? Как это? Я поднимаю домик. Внутри какая-то конструкция из проволоки. Я пробую надеть театр на голову. Проволочный каркас впивается в лоб. Я ничего не вижу. Прямо перед моими глазами болтаются два куска красного бархата.

— Итак, Матушка Театр поднимает занавес! — раздается из зала.

Я раздвигаю куски бархата в стороны и теперь хоть что-то вижу. Передо мной несколько человек, сидящих в центре зала, один из них наклоняется к микрофону и произносит:

— Пожалуйста, приступайте.

Я слегка откашливаюсь, чуть поправляю на голове театр, который чертовски режет лоб. Какое-то мгновение я собираюсь с мыслями, припоминая свои реплики, затем делаю глубокий вдох и начинаю:

— Я — Матушка Театр. Только вы, дети, можете меня видеть. Взрослые думают: «Подумаешь, какой-то старый дом, ничего особенного», — и просто проходят мимо, но вы, дети, обладаете магическими силами, волшебные крылья могут с легкостью перенести вас в чудесную страну воображения. Достаточно лишь очень сильно этого пожелать, и вам откроются драгоценные сокровища, которых зачастую уже лишились взрослые: радость, дух творчества — и жизнь просто забьет ключом! Так давайте же, дети, отправимся в фантастическое путешествие в мир театра! Возьмемся за руки, и…

— Большое спасибо, можете снять театр… Вызываем следующего. Номер шестьдесят пять!

Я выхожу в фойе. Как-то уж слишком быстро все прошло. Я даже толком не успела показать, на что способна. Продемонстрировать свое актерское мастерство. Хотя, конечно, они торопятся и им некогда выслушивать весь текст целиком. Я здороваюсь с Агнетой Хелин, с которой мы вместе учились в театральном училище Калле Флюгаре. Она всерьез подошла к делу и вырядилась с ног до головы во все оранжевое. Даже оранжевая подводка вокруг глаз. И сверху, и снизу.

— Ой, Белла, привет! Боже, сколько лет, сколько зим! Даже не знала, что ты все еще играешь. Как прошло прослушивание? Хорошо?

— Да так, — отвечаю я, — меня и слушали-то всего минуту. А я думала…

— Слушай, да тебе еще повезло! Знаешь Элизабет из театра «Перу», ей даже театр не дали надеть. Сама-то я весь текст прочитала. Два раза от начала до конца, без перерыва. По-моему, я им понравилась. По крайней мере, мне так кажется. Может, посидим в кафе? Тебе ведь сказали, что после прослушивания они вывесят на дверь список с фамилиями тех, кто их заинтересовал? Прямо как в Театральном училище. Хотя ты, по-моему, провалилась на первом туре вступительных, да? Сама-то я несколько раз доходила до третьего, уже почти прошла, хотя нутром чувствовала, что это не мое, а когда меня вместо этого взяли в школу Жака Лекока в Париже, я наконец поняла, почему так и не попала в Театральное училище — в глубине души я все же туда не хотела, и приемная комиссия наверняка это почувствовала, что-то, видимо, такое от меня исходило, внутреннее сопротивление какое-то. И вообще, я скорее южанка по темпераменту, к тому же Скорпион, причем весьма ярко выраженный, так что Франция мне по-любому лучше подходила, — балаболит она.