Читать книгу "Надувной ангел - Заза Бурчуладзе"

– Ха – ха – ха… – старческий подбородок заиграл. – Почему, дружок, почему либо – либо? Есть и четвертый путь: сделаем всё вместе!

Турецкий блокбастер

Четвертый вариант на самом деле даже не рассматривался. Как-то само по себе и единогласно было принято решение о похищении Нугзара.

Гурджиев и Горозии сидели за столом в гостиной, Нико ближе к окну. Фуко спал на диване.

Нико то и дело поглядывал на вход в подъезд, который был перед ним как на ладони. Перед Раем на столе лежал «Оракул», на полях которого тот ручкой вырисовывал маленькие фигурки, похожие на египетские. Частью машинально, частью – чтобы произвести впечатление на Нино. Больше других Нино нравились жук-скарабей и сидящая кошка с поднятыми ушками, которая напоминала ей копилку из детства. Нино подглядывала украдкой, не переставая играть в тетрис в лэптопе. Нико так глубоко вошел в роль похитителя, что на живопись Рая даже внимания не обращал – Нугзар мог объявиться в любую минуту.

– Постой, разве на пятом не та тетка живет, – Рай спросил, не поднимая головы, и пририсовал ко лбу кошки направленный на нее пистолет, – у которой грудь, как дыни, и большие губы, мясистые?

– Та самая, – подтвердил Нико, – Манана Кипиани.

– Приятная женщина, Манана, пальчики оближешь, – Гурджиев понял, что увлекся, и повернулся к хозяйке дома: – Разумеется, после тебя, Нино ханум!

– Разумеется, – Нино рассмеялась и подумала: все мужчины одинаковые. Хотела еще что-то добавить, но в это время на улице зашумела машина.

Нико глянул вниз, резко обернулся и молча, только губами, приподняв брови, сказал: «При-е-ха-ли!»

Фуко навострил уши. Нино сразу всполошилась и засуетилась. Гурджиев приложил к губам указательный палец. Затем тихо встал, горделиво вышел из гостиной. Фуко соскочил с дивана, последовал за ним. Гурджиев глазом прилип к дверному глазку, глядя на лестничную площадку.

* * *

Когда на верхнем этаже глухо захлопнулась дверь, Гурджиев вернулся в гостиную. Горозии встречали его стоя, как солдаты командира. Чем-то они напоминали тех кошек со стоячими ушами, которых Рай рисовал на полях «Оракула». Горозии терпеливо ждали инструкций Рая. Они до конца не понимали, какая роль достанется им во всей этой истории. Об этом Гурджиев не распространялся.

Донесся шум отъезжающей машины. Нико посмотрел на улицу.

– Гай Гракх Браб покидает занятые позиции? – спросил Рай и сел на диван.

Его школьная шуточка выстрелила вхолостую, Нико кратко кивнул головой.

– Значит, до утра ничего интересного не произойдет, – сделал вывод Гурджиев и тут же спросил: – Этот Нугзар кем-то приходится Арнольду Чикобаве?[3]

– Не знаю, – Нико сел на стул, посмотрел на жену, вернул вопрос Раю: – Кто такой Арнольд Чикобава?

Фуко подскочил на диване, затем положил голову на колени Гурджиеву.

– Был один такой… – Рай потрепал ушко Фуко, – да так, просто вспомнил.

Бестолковые беседы Гурджиева и его расслабленность заставили Нино занервничать – вдруг у него нет никакого плана и он просто действует по ситуации? Хотя, возможно, это тоже было частью плана. Гурджиев ведь обожал морочить людям голову.

Первым не стерпел Нико, спросил прямо:

– Сейчас что делаем?

Гурджиев посмотрел Нико в глаза и спокойно ответил:

– Ждем-с, дружок, ждем-с…

Этого расплывчатого ответа оказалось достаточно, чтобы Нино тут же расслабилась – перед ней сидел все тот же авантюрист и способный на все человек. Такой не мог действовать без плана, не просчитав заранее каждый нюанс. Он ведь мог притвориться кем угодно: и святым и убийцей, и мудрецом и заложником обстоятельств… впрочем, Нино не понимала, для чего нужна эта конспирация.

– Может, посмотрим что-нибудь? – нарушила Нино затянувшуюся неловкую паузу.

– Можно, – Гурджиев посмотрел на Нико, будто последнее слово оставалось за ним, – до утра все равно еще полно времени.

Нико вовсе не был настроен смотреть что-либо, внутренне напрягся в ожидании утра, все же сказал:

– Можем что-нибудь в интернете посмотреть.

– Что скажете насчет клевого турецкого фильма? – предложил Гурджиев.

– Турецкого? – кроме кофе, Нино ничего клевого турецкого не смогла вспомнить.

– Иви бир фильм, – Рай похвалил подобно сладкой пахлаве, – чок иви бир фильм!

Нико только пожал плечами и вывернул нижнюю губу – мол, мне все равно. Единственное, от слов Рая ему захотелось есть.

– А ну-ка, посмотри, Нино ханум, – Гурджиев сказал, – есть где-нибудь «Дорога»?[4]

Нино набрала текст на клавиатуре лэптопа, вгляделась в экран.

– Сколько, оказывается, этих «Дорог», – удивилась Нино, глазами пробежала список выстроенных на экране фильмов с одним и тем же названием, развернула лэптоп к Гурджиеву: – Мы эту «Дорогу» ищем?

На раскрытом постере фильма небритый усатый мужчина в кепке нес на спине женщину, у которой на голове был платок, а на плечах – накидка с бахромой. Черная кепка мужчины тоже была обвязана сверху платком в цветочек. У обоих головы были посыпаны снегом, а лица были озабочены. Видно было, что они переживают из-за одного и того же, но по совершенно разным причинам. Мужчина смотрел вперед, куда-то в пространство, женщина – вниз и слегка вбок – в вечность.

Гурджиев прищурился, на секунду прекратил теребить ухо Фуко, вгляделся в постер издалека.

– Ай сагол, Нино ханум! – сказал он. – Сенде сагол!

Между тем «Дорога» оказалась не таким крутым фильмом, как рекламировал Гурджиев. По крайней мере, Горозии не усмотрели никакой крутизны в истории нескольких несчастных узников, которых на неделю освобождают из турецкой тюрьмы: возвратившийся домой Сейт-Али узнает, что жена загуляла. А ее родственники заперли ее, как собаку, в подвале, чтобы Али убил ее и смыл позор с семьи… На другого узника, Мехмеда Салиха, который отбывает наказание за грабеж, семья жены валит вину за смерть шурина, которого полиция убила при ограблении. Мехмед безуспешно пытается оправдываться. В конце убегает вместе с женой Эмине на поезде, но их настигает родственник Эмине и убивает обоих… Еще один узник – Омар, возвращаясь в родную деревню, решает прокрасться через границу, но накануне пограничники убивают его брата контрабандиста, и т. д. и т. п. Мало того, что полно убийств и насилия, так еще и все герои фильма какие-то выцветшие, несчастные и безнадежные, и все подернуто желтоватым налетом.

В отличие от Горозий, турецкий блокбастер так увлек Гурджиева, что тот до самого конца он не мог оторвать взгляда от экрана, только тихо охал и сжимал кулаки. В конце даже прослезился. Горозии сочли, что Рай переживает за героев фильма, хотя у того просто глаза устали вглядываться в экран лэптопа.