Читать книгу "Два берега - Стелла Чиркова"

— Это еще откуда? — насторожилась Жанна, — Знакомое выражение про штабеля…

— Из старого советского фильма «Девчата». Там такая мелкая-мелкая девчушка мечтала, как мужчины могли бы сходить от нее с ума. Вместо того, чтобы действовать. Ой, мамочки, это что же?!

— Что ты увидела? — нахмурилась Жанна.

— Вот это да! — бормотала Мари. — Как все запущено-то. Жан, ты мне скажи, ну зачем в твоей анкете пятнадцать, нет, шестнадцать, нет, семнадцать фотографий?

— А что? — удивилась та. — Говорят же, что мужчина любит глазами.

— Ну и… одной вполне хватило бы, чтобы он полюбил тебя глазами. Ну, двух — портрета и фотки в полный рост. Вот эта фотография в купальнике зачем? Ты что, портфолио для стриптиз-клуба выставляешь, что ли? Или вот эта, в мини-юбке?

— Там, где в мини, у меня целлюлита не видно — ракурс хороший, — надулась Жанна.

— А… понятно… целлюлита… Тогда можно я дальше угадаю? Фотка из Праги — чтобы он сразу оценил, что ты не какая-нибудь подзаборная, а вполне респектабельная леди, фотка с вечеринки в клубе — чтобы он догадался, какая ты модная и современная, фотка с рюкзаком — чтобы он подумал, насколько ты надежный друг, а не капризная мимоза, фотка в вечернем платье — чтобы он не забывал, что в первую очередь ты прекрасная дама, фотка с некрасивой подругой — чтобы он мог сравнить, фотка…

— Мари, перестань!

— Ого… ты аж покраснела, — захохотала кузина. — Угадала?

— Да, да, угадала! Довольна? Я злобная и никчемная особа, пытающаяся выдать себя за более успешную и привлекательную. Коварная обманщица! Ни стыда, ни совести!

— Жанна, я прошу тебя, не нервничай, — Мари засмеялась и налила еще шампанского, — иначе придется убрать от тебя алкоголь. Я просто объясняю тебе, что мужчина сделает совершенно другие выводы из этих фотографий. Он не начнет анализировать фон, позы, места и одежду, как это сделала бы женщина, рассматривающая фото, он просто подумает, что ты — самовлюбленная недалекая девица. Потому что сам мужчина выкладывает в анкете одну-две фотографии, чтобы собеседники его представляли, и мысль выложить двадцать две нормальному мужику в голову не придет. Они по-другому устроены. Попроще, я бы сказала. Ты слишком многого от них хочешь.

— Может, ты за меня анкету заполнишь? — еще слегка сердито, но уже с потеплением в голосе предложила Жанна.

— Давай. Мне не жалко. Только не сейчас, а на трезвую голову, хорошо?

Утром Жанна проснулась и поняла, что похмелье, измучившее ее в прошлый раз, неумолимо повторяется. Голова разламывалась, тошнота каталась противным липким комком от желудка до десен, сердце стучало, как отбойный молоток, а глаза не хотели открываться.

— И зачем я так нализалась? — простонала Жанна нарядным розовым стенам спальни Мари. — Ведь знала же, овца бестолковая, что сегодня на работу!!!

— Выпей аспиринчику, — донеслось из кресла.

— Мари? Ты что, спала в кресле?

— Нет, я сначала спала в кровати. Потом ты начала храпеть и пинать меня ногами. Пришлось пойти на кухню и выпить все, что осталось. После этого твоя покорная слуга перебралась на кресло и задремала.

— Зачем я так нализалась, ответь мне? Зачем ты меня не остановила?

— Хватит заниматься мазохизмом. Иди прими холодный душ, выпей аспирин, пожуй что-нибудь и топай, а то опоздаешь.

Разбитая Жанна потащилась в душ. Как назло, сегодня ей предстояло три съемки — вручение юбилейных медалей в одной из школ округа, детский спортивный праздник «Веселые старты» и вечерняя презентация неизвестно чего в ресторане «Яр». Медали вручали по всему округу, и каждый день нужно было вставлять в вечерний выпуск хотя бы один маленький сюжет о преемственности поколений — школьники читают ветеранам стихи; или о заботе чиновников — представители управ и муниципалитетов вручают старикам по три гвоздички. И так целый месяц. В коридорах студии журналисты с безумными глазами прижимали к стенке верстальщиков из местной газеты и требовали:

— Скажи любую узнаваемую цитату про войну. Быстро!

— «Жди меня, и я вернусь, только очень жди», — лопотали испуганные парни, пытаясь вывернуться и сбежать.

— Было! Было! Еще! — вопили журналисты, слегка встряхивая жертву.

— Ну… это… «Никто не забыт, ничто не забыто!»

— Сто раз было! Думай!

— «Переправа, переправа, берег левый, берег правый, снег шершавый кромка льда, кому память, кому слава, кому темная вода, ни приметы, ни следа…» — покорно бубнили несчастные, теряя остатки рассудка.

— Вчера было! У Юли в сюжете!

Вскоре коридоры опустели. Корректоры и печатники, менеджеры по рекламе и распространители передвигались по зданию мелкими перебежками, а при появлении на горизонте кого-нибудь с телевидения быстро прятались в кабинетах. В корреспондентской висела зловещая тишина, прерываемая редкими отчаянными вскриками:

— «Час мужества пробил на наших часах». Пойдет?

— Было!

С беременной Наташи обязанности по написанию текстов к вручению медалей сняли после истерики, закончившейся валерьянкой, новопасситом и двумя неделями на сохранении. Все остальные журналистки быстро сделали тесты, но, увы, больше никто прибавления в семействе не ждал.

Неудивительно, что после бурной ночи идея поехать на очередной сюжет про ветеранов не казалась заманчивой. Откровенно говоря, Жанна была слишком впечатлительной для своей работы — ее коллеги переставали принимать происходящее близко к сердцу уже на второй-третий месяц, а она продолжала переживать события, как в первый день. И ей было до слез жалко стариков.

— Мари! — крикнула она из ванной.

— Да? — отозвалась бодрым голосом сестра.

— Ты что делаешь?

— Кофе тебе варю и завтрак собираю. А то сама поленишься и будешь бегать весь день по съемкам голодная и злая.

— Мари, тебе просто цены нет. Я понимаю, почему мужики от тебя с ума сходят!

— Можно подумать, ради кого-то из мужиков я бы стала вставать по утрам… Хотя… хотя, если подумать…

— Ты влюбилась, да?

— Ну, я бы не стала так сразу…

Жанна выскочила из ванной, едва накинув полотенце и забыв о похмелье.

— Мари! Вот это да! У тебя новый поклонник! И ты сама влюбилась в него!!! Расскажи! Он богатый? Красивый? Бизнесмен какой-нибудь? Знаменитость?

— Почему сразу знаменитость и богатый, — засмеялась Мари. — Иди оденься, пока есть будем, расскажу.

ГЛАВА 4

Работа у Мари была таинственная. Называлась PR-менеджер, но многие коллеги ставили на кон голову, что на самом деле Мари — аналог девушки-эскорта, обаятельная шпионка, которую подкладывают под нужных людей в нужное время, а в остальное время ее прелестями наслаждается господин генеральный директор. Слухов Мари не опровергала, а с господином генеральным директором была так же кошачьи ласкова и слегка надменна, как и со всеми сотрудниками вплоть до курьеров. Плавно покачивая бедрами и звонко стуча каблучками, девушка бродила по кабинетам, успевая проконтролировать и тексты для нового буклета, и обработку фотографий для рекламного каталога, и обновление на корпоративном сайте, и подготовку к конференции. Но самое главное, что за день Мари успевала несколько раз появиться в курилке и изобразить полное отсутствие каких-либо дел, за счет чего и заработала славу гламурной девицы, у которой есть волосатая лапа. Больше всего на свете Мари, получившая блестящее образование без малейшей помощи со стороны (поступила она в институт в шестнадцать, окончила его досрочно и умела в своей отрасли практически все), боялась, что кто-то отнесется к ней как к «боевому товарищу». Непонятно почему Мари была уверена, что все женщины в мире делятся на две основные категории: рабочие лошадки и нежные кошечки. Рабочим лошадкам достается право зарабатывать деньги, делать карьеру, вести хозяйство, готовить и убирать, рожать и воспитывать детей, решать проблемы окружающих, начиная с коллег и кончая родственниками мужа, и всю жизнь служить жилеткой для тех, кому надо выплакаться. А нежным кошечкам принадлежат остальные права — на капризы, цветы, рестораны, салоны красоты, клубы и тусовки, их любят опекать и лелеять, им дарят подарки, помогают решать проблемы, берегут от превратностей жизни, им посвящают стихи, их именами называют звезды. Естественно, Мари хотела находиться в категории сладеньких и нежных кошечек, и раз судьба не дала ей отца-миллионера и не уронила на голову мешок с долларами, то она могла хотя бы изображать из себя этакий цветок жизни, не пригодный для использования в качестве рабочей лошадки. Чем и занималась уже несколько лет весьма успешно. Даже держала приходящую домработницу, чтобы с чистой совестью признаться при случае, что сама ничего по хозяйству не делает и даже не всегда знает, где лежат полезные мелочи. Конечно, теоретически Мари могла бы ограничиться враньем, но она думала, что только профессиональный актер способен не выйти из образа, а обычному человеку нужно или действительно жить, как он говорит, или его обязательно поймают на лжи, и получится неприятно.