Читать книгу "Сахарный дворец - Розалинда Лейкер"

Стало темнеть, и Софи отвела клячу на луг, где росла трава и протекал ручеек. Бедное животное совсем обессилело. Накануне в деревушке она купила сахар, и сейчас Антуан кормил лошадь. Потом девушка похлопала клячу по шее, и когда пришло время расставаться, Антуан рыдал не меньше, чем тогда забирали Биу.

Они побрели по тропинке, освещая дорогу фонарем, и вышли к месту, где уже собралась группа «путешественников». Гастон направлял каждого вниз по ступеням, вырезанным в скале, туда, где Жак ждал их на рыбацкой лодке, протягивая руку и помогая подняться на борт. Софи очень удивилась, увидев, что несколько человек, как мужчин, так и женщин, были богато одеты, как при старом режиме, и держались высокомерно. Ни у кого из них не было слуг, и они сильно возмутились, когда Гастон приказал им нести свои вещи. Но было понятно, что эти люди рады и тому, что им представилась возможность бежать. Среди них была девушка одного возраста с Софи, которая так нервничала, что Гастону пришлось проводить ее несколько первых ступенек.

Когда подошла очередь Софи отдавать оставшиеся деньги, она заплатила больше с условием, что Гастон проводит Маркуса прямо до судна. Гастон поднял старика и с трудом понес вниз. Она последовала за ними вместе с Антуаном, который оказался единственным ребенком, и они смешались с толпой. Мальчик устроился на коленях у Софи и, уткнувшись в ее теплую одежду, заснул, не проснувшись, даже когда лодка поплыла, подгоняемая ветром. Слева от нее сидел обессилевший Маркус и все время что-то бормотал, а справа — та взволнованная девушка, которую Софи заметила раньше. Незнакомка закрылась капюшоном, всем видом показывая, что не намерена ни с кем общаться.

Когда берег растаял вдали, женщины заплакали, а мужчины печально опустили головы. Они не только покидали родину, но каждый из них, кроме Софи, прощался с богатой и беззаботной жизнью, которая уже никогда не вернется. Нос рыбацкого судна то поднимался, то скатывался с волны, холодные брызги летели в лицо. Вскоре многих укачало.

Софи заметила, что соседка дрожит от испуга, и решила заговорить с ней:

— Не бойтесь. Теперь мы далеко от Франции. Мы в безопасности. И шторм тоже не страшен. Уж эти-то моряки плавали, когда волны бывали и побольше.

Девушка обернулась; по ее лицу текли слезы.

— Как мило с вашей стороны, что вы пытаетесь утешить меня. Я всегда гнала от себя мысль, что окажусь на море, но оно еще страшнее, чем я думала.

— Вам плохо?

— От одной мысли, что под нами эта ужасная бездна, у меня сердце уходит в пятки. Я знаю, что трусиха, но ничего не могу с собой поделать.

— Не волнуйтесь так. Некоторые люди, например, боятся пауков. У меня есть подруга, которую трясет при виде лягушек. — Софи продолжала говорить, отвлекая девушку, а потом представилась сама и назвала имена своих попутчиков.

— Меня зовут Генриетта де Буве, — сказала девушка в свою очередь, — Как и у вас, у меня во Франции никого не осталось. Ребенком я осиротела, и меня воспитывали родственники, которых арестовали и приговорили к смерти. — Она глубоко вздохнула. — Я никогда не была близка ни с кем из них, но от этого мое горе не становится меньше.

— Какая трагедия! А как вам удалось бежать?

— Служанка спрятала меня сначала в дубовом сундуке, а потом в своем деревенском доме. Они с мужем поддерживали республиканцев, но были против кровопролития. Они проводили меня до самого побережья и всю дорогу прятали в повозке. Я до конца дней перед ними в долгу. Они не взяли с меня ни одного су; сказали, что мне самой еще пригодятся деньги. Они были правы. Теперь мой кошелек почти пуст.

— Что же вы думаете делать, когда приплывем в Англию?

— Сперва поеду в Брайтон. Рыбаки говорят, это недалеко от того места, где мы причалим. Эти земли принадлежат принцу Уэльскому, и до революции там собирался весь свет. Мои тетя и дядя часто приезжали туда, там и поселились после бегства из Франции.

— Я уверена, дядя с тетей будут вам рады.

— Я надеюсь. — Казалось, Генриетта сомневается. — Они никогда ни о ком не заботились, кроме себя. Недавно прислали письмо, в котором дядя требует долю наследства, которую рассчитывает получить, если кто-то из родственников переберется в Англию. — На ее лице появилось подобие улыбки. — Они с женой не обрадуются, если я приеду с пустыми руками. А вы что будете делать?

— Найду место, где остановиться, а потом поищу работу.

— Работу! — недоверчиво воскликнула Генриетта. — И чем вы собираетесь заняться?

Софи тихонько усмехнулась.

— Тем же, чем занималась с тех пор, как повзрослела. Я пеку пирожные, делаю конфеты. — Она рассказала, как научилась своему ремеслу, и все по порядку до того момента, как попала на рыбацкое судно.

— Расскажите, как вы жили в Париже, — сгорая от любопытства, потребовала Генриетта. — Я никогда не была в столице. А теперь, наверно, долго ее не увижу.

— Бог даст, увидите, — с надеждой произнесла Софи. Потом она рассказала Генриетте о кондитерском деле и о том, как отец учил ее языкам, которые знал сам. Прослужив много лет в иностранном посольстве, он любил отпускать своим покупательницам комплименты на их родном языке.

— Так вы знаете английский?

— В совершенстве.

— А я ни слова ни на одном языке, кроме родного.

— Все образованные люди в Англии знают французский, да и вы скоро выучите английский.

— А вы бывали в Версале?

— Да. С раннего детства отец всегда брал меня с собой. Он хотел, чтобы я унаследовала семейное дело.

— А вы когда-нибудь видели королеву?

— И не раз. На свете не было женщины добрее, чем Мария Антуанетта, — кроме, конечно, моей матушки. Но мы обслуживали не только богатых. Магазин моего отца считался единственным в своем роде, к нам заглядывали покупатели не только с тугими кошельками. А когда начался голод, многие заходили и просили хлеба, и никто не ушел с пустыми руками.

Софи представила себе магазин, и ей показалось, что она уловила ароматы карамели, ванили и специй. Она вспомнила отца — аккуратного, в парике, в хорошо сшитой одежде, идущего из кабинета, чтобы проверить работу кондитеров, попробовать все и еще раз убедиться, что имеет полное право гордиться своими сладостями.

Генриетта наклонилась и посмотрела на спящего ребенка.

— Вы думаете, Антуан, когда вырастет, мог бы служить королю, если бы не революция?

— Я в этом уверена. Его отец был одним из советников короля и имел большую власть. Он хотел бы того же для своего сына и наследника.

Генриетта понизила голос и наклонилась к уху Софи, хотя ни одно слово из их беседы не могло донестись до окружающих из-за шума ветра и волн.

— В таком случае, я думаю, вам следует очень осторожно упоминать о происхождении Антуана, когда приплывете в Англию. Судя по вашему рассказу, он унаследовал титул отца. Если нападение на замок — политический заговор, то у ребенка могут остаться враги, которые не успокоятся, пока не уничтожат всех Жюно.