Читать книгу "Голая правда - Светлана Успенская"

Итак, она поведет себя совсем не так, как от нее ждут. Она не будет звонить ему и кричать в трубку торжествующие слова. Но она не будет и делать противоположного — не будет рыдать, изображая тяжелое горе.

Ни для кого не секрет, что отношения у Величко и Шиловской в последнее время были не совсем гладкими. И даже, как знали только близкие знакомые, отнюдь не гладкими. Поэтому не будет ни демонстрации глубокого горя, ни демонстрации кощунственной радости, нет — только скорбь, только торжественная негромкая скорбь будет сейчас ей к лицу. Да, именно это чувство, которое они, студенты театрального, когда-то старательно представляли на этюдах по актерскому мастерству, драпируясь для придания античной торжественности в ниспадающие крупными складками ткани. Кого из древних героинь они тогда пытались изображать? Федру? Андромаху? Клитемнестру?

Ощутив знакомое чувство невесомости, порождаемое алкоголем, Маргарита хихикнула. Зеленая жидкость в бокале, сквозь которую просвечивала желтоватая кожа груди, взволновалась, бокал чуть не опрокинулся. Одним махом допив стакан, Марго брезгливо поморщилась — как можно пить такую гадость!

Она не помнила, какую оценку ей тогда поставили за этот этюд. У Женьки конечно же была пятерка, античная трагедия — это ее стихия. Но Женька уже отыграла свое, теперь настала очередь Марго сыграть на твердую пятерку — это будет ее звездный час, ее заглавная роль. И она ее сыграет. Без переигрывания, без пошловатого заламывания рук. Тихая, но твердо ощущаемая горечь от утраты подруги, с которой вместе прожили почти тринадцать лет, тринадцать самых прекрасных и трудных лет…

Они заметили друг друга еще на вступительных. Шиловская тогда, в свои неполные восемнадцать, выглядела девочкой-ромашкой из провинции, маминой дочкой, приехавшей покорять столицу. Она носила короткую стрижку и уже тогда представляла собой воплощенную женственность. Сама Марго в то время, судя по фотографиям, еще сохраняла гибкую подростковую угловатость и была, конечно, менее красива, но, как перешептывались преподаватели, оценивая шансы абитуриентки на успех, очень экзотична.

Они подружились легко, сразу, как завязывается дружба только в семнадцать лет. Они восторженно прыгали и целовались, когда увидели на доске свои фамилии среди зачисленных на первый курс. Они бродили, обнявшись, по общежитию, демонстрируя всем свою дружбу, часто спали на одной узкой коечке, чтобы под одеялом шептаться до утра, поверяя свои секреты. Почти одновременно они впервые попробовали дешевого красного вина с мальчишками с режиссерского и вкусили прелести первого секса.

И никогда у них не возникало разногласий, споров или недоразумений. Они были настолько разными, что не могли быть соперницами, только — подругами… Марго единственная читала письма от ее поклонников, была свидетельницей на ее свадьбе. Она первая узнала о расстроившихся отношениях Шиловской с мужем — бездомным художником с амбициями нового Сальвадора Дали. Она, именно она, Маргарита Величко, познакомила Женьку с ее вторым мужем, и опять-таки именно она была свидетельницей на их свадьбе…

Второй муж Шиловской был настолько богат, что при шапочном знакомстве с ним Марго всерьез подумывала, не стоит ли ей самой попытаться выйти за него замуж. Правда, она тогда уже состояла в браке и даже ожидала ребенка, но ради такого шикарного мужика стоило рискнуть и пойти ва-банк…

Но Алексей Барыбин, который, кроме красоты и нежности, покупаемых исключительно за баксы, давно уже ничего не видел от женского пола, сразу же попал в поле зрения Евгении. Шиловская в то время находилась в свободном поиске и барражировала воздушное пространство в ожидании достойного противника. Или достойной жертвы.

И после их первой встречи Марго оставалось лишь растерянно наблюдать влюбленное бормотание внезапно отупевшего финансового воротилы, который, попадая из мира акций, котировок, ГКО и фьючерсных контрактов в гостиную восходящей звезды, увешанную концептуальными полотнами ее первого мужа, придававшими облику квартиры богемный монмартровский душок, становился одним из тех обреченных на постепенное вымирание воздыхателей, с которыми Шиловская особо не церемонилась…

Впрочем, капиталы, накопленные Барыбиным в период хозяйственной неразберихи, его трехэтажная дача в Барвихе, огромный удельный вес в бизнесе сделали свое дело — Шиловская рядом с ним, рядом с его бычьей шеей, после первой же рюмки наливавшейся опасной краснотой, рядом с его мощной фигурой Самсона, борющегося со львом, напоминала маленького ласкового котенка, который игриво запрыгивает на колени, чтобы потереться мордочкой, требуя ласки. Барыбину, самозабвенно нежившемуся в объятиях умной и красивой женщины, было невдомек, что мягкие лапки котенка прячут хорошо заточенные когти…

Своим новым замужеством Шиловская, умевшая, несмотря на свою кажущуюся бытовую непрактичность, все рассчитывать до мелочей, убила сразу целую стаю зайцев, если можно так выразиться. Ну кто ее знал до замужества? Ну чем она была известна? Ну подумаешь, сыграла несколько ролей второго плана в довольно популярных фильмах… Ну, играла она в театре Дездемону, сверкая со сцены своими роскошными (натуральными!) кудрями… Кроме этого, в се активе числилось еще несколько ролей в нашумевших спектаклях. Короче, она была бы широко известна лишь в узких кругах, если бы не удачно подвернувшееся второе замужество.

Как только ей попался Алексей Барыбин, она сразу в него вцепилась мертвой хваткой, понимая, что ей выпал долгожданный шанс. И об их отношениях сразу заговорили — ожидаемый, едва наметившийся альянс бизнеса и искусства взбудоражил всю желтую прессу. Напряжение подогревалось тем, что связь сладкой парочки будто бы тщательно скрывалась от посторонних глаз. На самом деле конспирация нужна была Шиловской для того, чтобы еще сильнее подхлестнуть едва зародившийся интерес публики и привлечь побольше внимания к своему браку, то есть к себе.

Одним махом Шиловская из актрис третьего или даже четвертого плана перебралась на второй — и совершила этот марш-бросок так изящно и красиво, как только она одна и умела проворачивать подобные операции. О ней, точнее, об их браке заговорили. Евгения с удовольствием давала интервью, умудряясь даже девственно краснеть от интимных вопросов репортеров. С томной застенчивой улыбкой истинной скромницы она несла белиберду типа того, что жених требует от нее оставить сцену и что она не знает, как ей поступить. Раздираемая чувством и долгом, она находится в затруднении, что выбрать — любовь или призвание, она не может жить без света рампы и готова, кажется, ради этого пожертвовать своей неземной любовью.

Впрочем, Барыбин ничего подобного от нее не требовал, это Маргарита знала со стопроцентной точностью. Он просто не смел ничего требовать, ошеломленный натиском женской ласки, нежности и колкого остроумия, а может быть, такая мысль просто не приходила ему в голову. Однако в газетах появлялись заметочки, в заголовках которых красовался сакраментальный вопрос: «Любовь или сцена?» — покинет ли известная актриса театральные подмостки и мир кино ради нового замужества или нет? Евгения, все так же мило краснея, интимным шепотом уверяла, что Алексей умоляет ее завести ребенка, и тонко намекала, что она не в силах противиться столь естественному желанию влюбленного мужчины.