Читать книгу "Лимон - Кадзии Мотодзиро"

Кадзии читает «Капитал» Маркса, все чаще говорит о социальной действительности. 20 августа пишет письмо жене Кавабата — Хидэко:

«Я слышал много историй о том, как жители маленьких городков относятся к туберкулёзу.

Один больной молодой человек повесился. Его семья продала даже верёвку, перестала платить за жильё, наделала долгов и на эти деньги устроила похороны.

В этих семьях нет ни денег, ни знаний, а если уж сразит болезнь, слягут в постель только перед самым концом — а что ещё остаётся?

Как только закончатся похороны, все возвращаются к прежним делам. Странное ощущение. Лишь подумаю об этих больных, давит в груди. Как им приходится умирать.

Кажется, уж лучше любая другая болезнь. На сердце тяжело от мыслей о том несчастье, которое несёт туберкулёз».

После возвращения в Осака Кадзии начинает писать новые рассказы, от волнения даже не может спать. В начале следующего 1930 года сообщает друзьям о работе над двумя новыми рассказами: «Эмаки во тьме» и «Беспечный больной». Для первого номера нового журнала «Си. Гэндзицу» («Поэзия. Реальность») высылает рукопись рассказа «Ласка». В одном из писем к своему другу Кондо упоминает о новом рассказе: «На днях написал рассказ о кошке по просьбе приятеля из "Си. Гэндзицу". Наполовину проказа. Некоторые говорят о чём-то сложном, при этом хвалят. Даже говорят, что лучше, чем у Пруста. Смешно. В рассказе упоминается "важный гость", писал с тебя. Будет время, прочти. Думаю, что ставлю в неловкое положение всех поэтов и критиков, пишущих действительно сложные вещи, своим рассказом о кошке. Всё очень забавно, порой, как вспомню об этом, не сдержать смеха». А вслед за выходом этого рассказа рецензию на него дает Кавабата Ясунари. «Его произведения напоминают мне нечто застывшее на самом дне голубой пучины. В его произведениях много ощущений, а эмоции темны. Это темнота таит опасность. Греясь в лучах тёплого зимнего солнца, поглаживая кошку, он вдруг понимает, что ему ничего не остаётся, как бросить её прочь. В нём таится мощная сила. Всё время кажется, что вот-вот должен произойти взрыв.

Достоинством его рассказа можно назвать пренебрежение сегодняшним днём. Короткий рассказ, в котором говорится только о кошке, именно этим меня и поразил. В ощущениях автора исключительная прохлада. Но, вопреки здравому смыслу, при чтении становится удивительно тепло. И это самое большое достоинство».

После успеха «Ласки» журнал «Си. Гэндзицу» делает заказ на следующий рассказ, которым оказывается «Эмаки во тьме».

В февральском номере за 1931 год журнала «Сакухин» («Произведение») выходит его следующий рассказ «Случка». Позитивные отклики критики ободряют Кадзии, который большую часть времени проводит в постели. В мартовском номере журнала «Сакухин» под заголовком «Рассказ месяца» была помещена рецензия Ибусэ Масудзи[17]на рассказ «Случка».

«В январском номере «Сакухин» опубликован рассказ Кадзии «Случка», о котором от разных людей я слышал положительные отклики, называющие его шедевром. Как только вышел номер, в тот же день я прочитал его. Действительно, очень хороший рассказ. Высокого уровня. Чем же так хорош этот рассказ, теоретически я объяснить не могу, надеюсь, что никто меня за это не осудит.

Автор "Преступления и наказания" не описывает характер Сонечки подробно, но при этом читатель ясно ощущает, какая бескорыстная натура у этой героини. Чем достигается этот эффект, теоретически объяснить не могу. Когда что-то трогает сердце, я предпочитаю отбросить прочь все теории. А если кто-нибудь спросит меня, не боюсь ли я ошибиться, встав на этот путь, я отвечу: «нет». Думаю, что, движимый таким же чувством, Кадзии писал рассказ «Случка». Невозможно писать подобный рассказ, не прочувствовав, о чём пишешь, всем своим существом; сев за свой стол, не услышав барабанный стук своего сердца».

Друзья Кадзии, понимая, что его дни сочтены, готовят к выпуску сборник рассказов. Кадзии отказывается включать в сборник «Цветы каштана», называя его рассказом ниже среднего уровня. 15 мая 1931 года в свет выходит сборник рассказов под названием «Лимон». Цена сборника одна иена пятьдесят сэн. Тираж — пятьсот экземпляров. Кадзии, получивший экземпляр своего сборника, так отзывается о нем в одном из писем: «Вышла моя книга. Получил её сегодня. Хотелось бы отправить её тебе как можно быстрее. Однако если не станет лучше со здоровьем, с отправкой придётся подождать, так что передам тебе в руки, как только приедешь меня навестить.

Сегодня целый день думаю о том, какой слабой получилась книга. (Выглядит она замечательно, однако содержание слабое). Как подумаю, что это всё написанное за последние шесть лет, становится невыносимо стыдно. От этой мысли не нахожу себе покоя. Подбадриваю себя: "Ну, вот теперь начну писать по-настоящему", вспоминаю о своей болезни и с тоской говорю себе «нет». Как бы то ни было, с двадцати четырех до двадцати семи лет, когда я был здоров и мог создать всё что угодно, я не потрудился побороть в себе небрежность. Я был слишком высокого мнения о себе, полагая, что я в большей или меньшей степени интеллектуал. Сейчас я совершенно разбит».

Однако критика оценила сборник куда выше, чем сам автор. Из крупного журнала «Тюо корон» («Центральные дискуссии») приходит официальное предложение напечатать его следующий рассказ. Кадзии очень взволнован тем, что принят в серьезные литературные круги. В июльском номере «Си то самбун» («Поэзия и проза») молодой критик Иноуэ Ёсио помещает статью «Новые публикации. "Лимон"».

«Я был очень удивлён, читая произведения Кадзии Мотодзиро. Мне редко приходилось встречать такую непосредственность чувств.

Реальность. Внимательное наблюдение, острый глаз. Однако произведения Мотодзиро далеки от того, что принято называть современным реализмом. В современном реализме наблюдатель и то, за чем он наблюдает, принадлежат двум разным мирам. Человек поглаживает холодными руками кожу «объекта». Человек внимательно изучает «объект», а затем достоверно «отображает» его. И когда «отображение» завершено, объект уже мёртв. Существование дистанции между «мной» и «миром» почему-то до сих пор не интересовало современную философию. Однако в мироощущении Кадзии нет особой разницы между газетными страницами, которые несёт ветер, и мной, наблюдающим за этим. Наблюдение за объектом — это нечто иное, это жизнь внутри объекта. Интеллигенция, полагаясь на современное знание, не видит связи с окружающим миром. Ничего, кроме завоевания объективного мира.

Однако Кадзии, вероятно, не знаком этот кризис современного знания. Он живёт, общаясь с миром так, как это делали наши предки. И в этом смысле его мир — абсолютно здоров. Его печаль — это печаль первых людей».

Несмотря на ухудшение здоровья, Кадзии завершает «Беспечного больного». 9 декабря 1931 года в два часа ночи он заканчивает переписывать чистовой вариант. Младший брат на мотоцикле отвозит рукопись на центральную почту Осака, отправляет авиапочтой в Токио.

«Как-то раз я приехал по приглашению Кадзии, он вытащил на улицу скамейку и напряженно наблюдал за пауками, которых принесли дети его брата, затем, как они плетут паутину, враждуют между собой. Он сказал, что от скуки любит заниматься такими наблюдениями. Другой раз я застал его за внимательным чтением нот. Спросил, что это. Оказалось, Шуберт. Мне тогда показалось, что я нечаянно коснулся секрета его творчества. В нём удивительным образом сочеталась холодная наблюдательность учёного и тонкая восприимчивость поэта. Однако, когда мы встретились с ним весной прошлого года, он рассказал мне, что, прочитав "Дон Кихота", он понял, как неудовлетворён своими недавними художественными взглядами. Читая "Беспечного больного", я вспомнил это откровение Мотодзиро. Думаю, в этом произведении он осознал что-то новое для себя…» (Из воспоминаний друга Кадзии — Цудзино Хисанори).