Читать книгу "Шарманщик - Виталий Вавикин"

– А где мать? – спрашиваешь ты.

Федор улыбается и говорит:

– А нет матери. Сейчас такое время… Свободная любовь и все такое… Сам понимаешь…

– Все относительно, – говоришь ты.

– Да! – смеется Федор.

Желтый аэрокэб останавливается рядом с вами.

– Это за нами, – говорит Федор.

Они скрываются в сером небе. Становятся черной точкой…

Ты идешь мимо транкобаров и стараешься даже не смотреть в их сторону. Безумие не снаружи. Оно внутри нас. И правительство знает об этом. Знает и позволяет сходить с ума. Но только по их правилам. И никакого хаоса. Передозировка вседозволенности исключается. Все под контролем. И ты уже не знаешь, куда идешь, ты просто не можешь быть здесь. А искрящаяся реклама нового ремингтона вбивает в сознание картинки самоубийства рок-звезды, который застрелился из этой винтовки. И голос в твоей голове: «Ты можешь стать таким же, как он, если закажешь новый ремингтон прямо сейчас, по совершенно новой низкой цене…» «Идите к черту!» – говоришь ты, и транкобары снова улыбаются тебе. И ты идешь, стараясь даже не смотреть в их сторону. А песня из рекламного ролика все звучит и звучит в твоей голове:

Изнасилуй меня.

Изнасилуй меня, мой друг.

Изнасилуй меня.

Изнасилуй меня снова.

Я не единственный…

Ненавидь меня.

Ненавидь снова и снова.

Опустоши меня.

Изнасилуй меня, мой друг.

Мой любимый внутренний источник,

Я буду целовать твои открытые раны.

Ценю твою заботу.

Ты всегда будешь вонять и гореть…

* * *

Ночь. Ты лежишь в кровати. Глаза закрыты, но ты чувствуешь, что Майк смотрит на тебя.

– Знаешь, Ян, – говорит он, – в религии персов есть мост Чинват, по которому должен пройти каждый грешник. И чем больше грехов, тем уже становится мост. Как думаешь, кто из нас мог бы дойти хотя бы до середины?

Ты открываешь глаза, но в комнате никого нет. Только ты и ночь. Встань с кровати. Выйди в гостиную. Видишь, там, на диване, сидит подруга твоей сестры, ее игрушка? Подойди к ней. Загляни в небесно-голубые глаза.

– Диана?

– Да, Ян?

– Ты что, никогда не спишь?

– Сплю. Биологически я такой же организм, как и ты, – она смотрит на тебя. Такая человечная. Такая безразличная.

Сядь в кресло напротив нее. Достань пачку сигарет. Спроси Диану, может ли она курить.

– Могу.

– Но не куришь.

– Нет.

– Почему?

– Потому что Кэт не хочет, чтобы я это делала.

– А Шмидт? С ним ты курила?

– Да. Ему нравилось смотреть, как я это делаю.

– Значит, ты успела привыкнуть.

– Наверное.

– Что значит «наверное»? Тебе хочется курить или нет?

– Кэт не хочет…

– К черту Кэт! Скажи мне, что чувствуешь ты?

– Я ничего не чувствую. Мне хорошо, когда хорошо моему хозяину.

– Черт, – вздыхаешь ты, смотришь на нее и понимаешь, что она не врет. – Я, пожалуй, выпью.

– Я могу принести. Чего ты хочешь? Шмидт научил меня неплохо смешивать напитки.

– А на заводе, или где там вас собирают, тебя не могли научить этому?

– Нас не собирают. Мы развиваемся точно так же, как и вы, только наши клетки делятся в несколько раз быстрее.

– Сколько же тебе сейчас лет?

– Биологически четыре, но согласно поправке о копирах почти шестнадцать.

– Это тебе тоже Шмидт рассказал?

– Да.

– Представляю, чему еще он тебя научил.

– Ты хочешь, чтобы я рассказала об этом?

– Нет.

– Кэт сказала, что тебе такие штучки придутся по вкусу.

– Так это она послала тебя сюда?

– Да. Хочешь, я станцую? Шмидт говорил…

– К черту Шмидта! Иди лучше сделай мне выпить.

Затуши сигарету и прикури новую. Скажи:

– Это еще хуже, чем азиатка без глаз!

А Диана стоит рядом и говорит, что не знает, как сделать этот напиток. И мост Чинват становится все уже и уже. Все уже и уже…

* * *

– Тебе не понравился мой подарок? – спрашивает утром Кэт.

– Избавь меня от таких подарков, – говоришь ты, наливая себе кофе.

– Копиры такие же люди, как мы, Ян.

– Да. Только с мозгами как у курицы.

– Они такие, какими их сделаем мы. Тебе никогда не хотелось создать кого-нибудь по своему образу и подобию?

– Хочешь сказать, она похожа на тебя?

– Нет. У нее было слишком много хозяев, поэтому она такая. Но если бы она принадлежала только мне, то я, наверное, сделала бы из нее лесбиянку.

– Ты не лесбиянка.

– Зато представь, как было бы забавно! – смеется Кэт, а ты смотришь на нее, и тебе не смешно. Совсем не смешно.

* * *

Ты выходишь из дома, и желтый аэрокэб уже дожидается внизу. Заберись на заднее сиденье. Слышишь, по радио крутят забытый хит:

Боли нет, ты отступаешь в прошлое.

Далекий корабль, туман на горизонте.

Ты всего лишь преодолеваешь волны,

Твои губы шевелятся, но я не слышу, что ты говоришь.

Когда я был ребенком, я болел лихорадкой,

Собственные руки казались двумя воздушными шариками.

Теперь, когда я снова испытываю это,

Я не могу объяснить, ты не поймешь.

Это не я,

Я онемел, и мне это нравится…

Аэрокэб взмывает в небо, и тебе уже на все наплевать. Ты хочешь, чтобы тебе было на все наплевать. А сестра звонит и говорит, что ты должен вернуться. И прощай тишина и горы…

* * *

Легкий, как воздух, розовый шарф из чистейшего шелка – вот все, что осталось от Дианы. Кэт плачет, закрывая руками лицо.

– Она была моим единственным другом, Ян! Моим единственным другом! – черная тушь течет по щекам. – Почему она ушла? Почему?

– Выпей, – говоришь ты, наливаешь в стакан водку и разбавляешь водой.

– Я не хочу!

– Просто сделай это! – кричишь ты, устав от стенаний.

Кэт смотрит на тебя и бессильно протягивает руку за стаканом.

– Это не поможет, – говорит она, шмыгая носом, но пьет. – Помоги мне найти ее, Ян!

Ты молчишь.

– Скажи, что поможешь! – и снова слезы, но на этот раз не в ладони. Они пачкают розовый шарф, оставляют на нем следы туши, крема и губной помады.