Читать книгу "Первый субботник - Владимир Сорокин"

– Но рация, Саша, рация-то говорит другое! – перебил его Соловьев. – Какие чаи, если ребят нет в Усть-Северном?

– Нет, значит, через день-другой будут там, – уверенно отрезал Алексеев.

– А если они не пошли в Усть-Северный? – спросил Авдеенко, наклоняясь вперед и осторожно снимая с печурки кружку с дымящимся чаем.

– Придут, – с той же уверенностью проговорил Алексеев, нашаривая в карманах широких ватных брюк папиросы, – про лавину они знают – раз, вертолет наверняка видели – два, геологи опытные – три. А потом, друзья мои, вы что, думаете, они на отвалах возьмут что-нибудь? При таком буране? Они там пару суток проторчат, не больше. И в Усть-Северный двинутся…

Он сунул в печку сухую кедровую веточку, вынул и прикурил от охватившего ее пламени.

– Ты так рассуждаешь, будто все уже известно наперед, – грустно усмехнулся Авдеенко. – Но ведь в Усть-Северный они собирались только на следующей неделе. По плану-то так.

– Николай, ну что ты говоришь? Что они – пацаны, что ли? У Коршевского десятилетний стаж, он эти места знает как свои пять! Неужели, по-твоему, они настолько глупы, чтобы по вертолетам и стрельбе не догадаться о лавине? Да и продукты у них на исходе. Значит, пойдут в Усть-Северный. Я точно говорю вам, пойдут! А вы вот с Петром – настоящие паникеры. Рассуждаете, как младенцы, – бросить все, бросить образцы и идти искать! Где искать? Вдоль хребта? У Желтой Каменки? А может к западному ущелью податься? Вы же сами ничего толком не знаете. Бросить образцы, чтоб их лавиной засыпало! Полный абсурд…

– А если не засыплет? – спросил Авдеенко. – Сюда лавина вряд ли дотянется…

– А если дотянется? Что тогда? – повернул к нему свое широкое лицо Алексеев. – Как мы в глаза Родникову посмотрим?

Они замолчали, сосредоточенно глядя на потрескивающую печурку.

Иван Тимофеевич все так же неторопливо курил. Загорелое скуластое лицо его было хмурым и сосредоточенным. Седые виски выглядывали из-под плотно натянутой вязаной шапки.

Авдеенко покачал головой:

– Да, образцы, это конечно… год собирали…

Вытянув губы, он стал осторожно прихлебывать горячий чай. Соловьев нетерпеливо сунул руки в карманы:

– Саша, давай-ка еще раз свяжемся с Усть-Северным.

Алексеев пожал плечами, встал:

– Пожалуйста.

В углу на грубо сколоченном столе поблескивала алюминиевой панелью новенькая рация.

Подвинув стульчак, Алексеев уверенным движением надел наушники, щелкнул тумблером. На панели засветился красный огонек.

Алексеев быстро заработал ключом.

Потом перестал, поправляя наушники на голове, вслушиваясь в ответную россыпь морзянки.

– Ну вот… – тихо проговорил он, простукивая «отбой». – Не пришли еще. Нет их. А вертолеты завтра утром, как пурга уляжется, опять полетят.

Выключив рацию, он снял наушники, встал:

– В общем, ребята, по-моему, надо собираться, и с утречка – в путь. Образцы тяжелые – добрые полтонны. Пока дойдем, пока что…

Сидящий возле окошка Иван Тимофеевич вздохнул и выпустил широкую струю дыма.

Все повернулись к нему.

Соловьев осторожно спросил:

– Иван Тимофеевич, ну а вы-то что думаете?

Иван Тимофеевич молча покусывал мундштук трубки.

Алексеев почесал бороду:

– В тупик зашли. Я – одно предложение, они – другое… дилемм…

Авдеенко поставил пустую кружку на стол:

– Первый раз такие разногласия. Иван Тимофеевич, вы вот геолог опытный, двадцать пять лет в партиях. Уж вы-то, наверное, знаете, что делать.

– Наверное, поэтому и молчите, – улыбнулся Соловьев.

Иван Тимофеевич ответно улыбнулся:

– Поэтому, Петя, поэтому…

Он приподнялся, выбил трубку о край стола, убрал в карман и облегченно выдохнул:

– Значит так. Как говорил мой земляк Василий Иванович Чапаев, на все, что вы тут наговорили – наплевать и забыть. Давайте-ка на кофейной гуще гадать не будем, а станем рассуждать по-серьезному. Оценивая сложившуюся ситуацию, мне кажется, что надо просто помучмарить фонку.

В наступившей тишине Алексеев качнул головой. По его лицу пробежало выражение восхищения:

– А ведь верно… как я не додумался…

Соловьев растерянно почесал затылок, тихо пробормотал:

– Да я вообще-то… хотел то же самое…

Авдеенко одобрительно крякнул, шлепнув себя по коленке:

– Вот, орлы, что значит настоящий профессионал!

Потрепав его по плечу, Иван Тимофеевич вышел на середину избы, присел на корточки и костяшками пальцев три раза стукнул в оледенелый пол, внятно проговорив:

– Мысть, мысть, мысть, учкарное сопление.

Стоящие вокруг геологи хором повторили:

– Мысть, мысть, мысть, учкарное сопление.

Затем молодые геологи быстро встали рядом, вытянув вперед ладони и образуя из них подобие корытца.

Иван Тимофеевич сделал им знак головой.

Геологи медленно наклонились. Корытце опустилось ниже. Склонившись над ним, Иван Тимофеевич сунул себе два пальца в рот, икнул, содрогаясь.

Его быстро вырвало в корытце из ладоней.

Отдышавшись, он достал платок и, вытерев мокрые губы, проговорил:

– Мысть, мысть, мысть, полокурый вотлок.

Не меняя позы и стараясь не пролить на пол густую, беловато-коричневую массу, геологи внятно повторили:

– Мысть, мысть, мысть, полокурый вотлок.

Иван Тимофеевич улыбнулся и облегченно вздохнул.

В печке слабо потрескивали и с шорохом разваливались прогоревшие поленья.

За маленьким окошком свистела таежная вьюга.

Желудевая Падь

Дед осторожно опустился на поваленный дуб, потрогал гладкий, потерявший почти всю кору ствол:

– Вишь, чистый какой…

Сашка подошел, поставив рядом ведро с грибами:

– Что, объел кто?

– Да нет, сама отлупилась, – дед достал кисет, стал медленно развязывать. – Дубовую кору мало кто ест. Горькая она. И твердая. Заяц яблоню уважает, а лось ольху…

Сашка сел рядом с дедом, сложил ножик и кинул в ведро, на лохматые шляпки груздей.

– Плохое тут место, дедуль. Грибов нет что-то. Сырота. Вот и ореховики одни, да молокане.

Дед развязал кисет, зачерпнул трубочкой крупно нарезанный табак:

– Сырота она и есть… Вон низина-то какая. От этого и дубы валятся. И желуди на них не держатся…