Читать книгу "Корпорация Богги - Эстер Фриснер"

— Не самый плохой способ дождаться смерти, — изрекла Эдвина, переодеваясь в египетскую ночную сорочку из чистого хлопка. — Это будет приятное, долгое ожидание, но деткам об этом знать совершенно не обязательно.

С полки книжного шкафа Эдвина взяла приятный дамский роман, скользнула под одеяло и, удобно устроившись на пышных подушках, стала ждать развития событий.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Телефон в кабинете Пиц Богги зазвенел, когда она диктовала своей секретарше. Секретарша, грозная Вильма Пайлют, ответила на звонок с теплой, приветственной интонацией разозленного добермана. Один «тяв», парочка рыков, а затем — протяжное ворчание, после чего она повернула голову к своей работодательнице и сообщила:

— Чикаго на второй линии, мисс Богги.

— Только бы не снова эти полудурки, — пробурчала Пиц, вдевая особо затейливо сложенный клочок бумаги в последнее звено цепочки, которую она плела все утро, начиная с восьми часов. Она оторвалась от своего бессмысленного бесконечного занятия и одарила секретаршу самой очаровательной улыбкой. — Скажи им, что меня нет, Вильма.

Вильма очаровываться не пожелала.

— Это будет неправдой, мисс Богги, — проговорила она, укоризненно поджав губы. — Великая Мать этого не любит.

— Великой Матери об этом знать не обязательно, — проговорила Пиц, всеми силами стараясь не дать Вильме понять, что она пытается к ней подольститься. — Кроме того, неправду скажешь не ты. Ты просто передашь мой малюсенький невинненький обманчик.

Вильма гордо и непоколебимо покачала головой.

— Великая Мать все узнает. И Ей это не понравится.

Водворив Пиц в офис фирмы «Э. Богги, Инк.» в Нью-Йорке, Эдвина снабдила свою дочь всем необходимым для того, чтобы дела спорились и шли как по маслу. К разряду «всего необходимого» относилась и эта секретарша — твердокаменная толстуха-коротышка. В этой женщине все было «очень», все «на пятерку» — так, как у живых людей не бывает, хотя она и производила впечатление вполне земного создания. Словом, в итоге свою первую рабочую неделю Пиц только тем и занималась, что названивала матери и требовала, чтобы та вновь и вновь клялась то на одном, то на другом талисмане в том, что Вильма на самом деле — не переодетый голем.

И вот теперь Пиц смотрела на бесстрастную физиономию своей упрямой секретарши и скрипела зубами в безмолвном отчаянии. «Жалко, что она — не голем, — думала Пиц. — Големы хотя бы приказам повинуются». С тяжким и горестным вздохом она проговорила:

— Если бы не я, милочка Вильма, тебе бы ни за что и близко не подойти к Большой Мамочке, и ты бы до сих пор готовила эти жуткие комплексные ужины в церкви. Не сомневаюсь, если ты окажешь мне эту крохотулечную услугу, Она тебя простит. Она вообще-то добрая.

— Она не добрая. Она просто Великая.

И снова этот могущественный, тяжеловесный поворот из стороны в сторону почти кубической головы Вильмы на почти не существующей шее. Пиц поймала себя на том, что удивляется, как это у ее секретарши посреди волос терракотового цвета нашлось место для всамделишной перхоти, а не для чешуек высохшей глины.

— И вы не можете гарантировать, что Она простит меня, — изрекла Вильма голосом настолько сиплым, что поневоле возникало предположение о ее пристрастии к выкуриванию в день трех коробок сигар с детсадовского возраста. — Она, пожалуй, может даже рассердиться. А вам известно, что бывает, когда Великая Мать сердится.

Пиц снова вздохнула, и вздох этот вознесся к ее губам от подошв ее простеньких лайковых туфелек. Ну, естественно, она знала, что бывает, когда сердится Великая Мать. Знала об этом и Вильма, которая только что обрела звание Младшей Высочайшей Жрицы Священной Рощи со всеми вытекавшими из этого последствиями. «Но может быть, — подумала Пиц, — если я сейчас возьму, да и перечислю все вероятные проявления гнева Великой Матери, то, пожалуй, мое бормотание отнимет столько времени, что потенциальный источник всех этих бед, в данный момент занимающий чикагскую линию, в конце концов устанет ждать ответа и повесит трубку.

Один за другим Пиц загибала пальцы, вспоминая все разновидности божественной злости:

— Потопы, засухи, болезни растений, падеж скота, увеличение времени загрузки компьютерных данных, неурожай какао, нашествие хищных хомяков, взвинчивание цен на билеты в кино...

Она могла бы продолжать в таком духе еще долго и озвучивать все пункты из долгого списка всего того, что таилось в закромах у Великой Матери на те случаи жизни, когда она возжелала бы наказать обидевших Ее людей, но Вильма прервала перечисление, назвав последний пункт в этом перечне:

— ... и прыщи, — произнесла секретарша голосом, не допускающим возражений, и Пиц поняла, что дальнейшее цитирование списка катастроф бесполезно — иначе на нее обрушится гнев Вильмы, а та тоже много чего умела. — Про остальное я отлично знаю и способна со всем этим более или менее сносно справиться, но прыщами рисковать не могу. В эти выходные — не могу. У меня назначено свидание.

— У тебя назначено... что?

Немного позже, после того, как она отослала Вильму, дав той поручение заняться кое-какими документами и отговорив по Интернету с Чикаго (а разговор начался с сетований на то, какие все люди неблагодарные, а потом каким-то образом ухитрился обойти все электронные препоны и превратился в самую настоящую боевую перестрелку), Пиц откинулась на спинку мягкого, как масло, кожаного офисного кресла, оборудованного устройством для лечения усталости ног, CD-плеером, резервуаром ароматерапевтических средств, а также умевшим согревать и массировать тело, и пожелала собственной смерти.

— Блестяще, — сказала Пиц, обращаясь к потолку. — Просто блеск. Я такая умная — просто блеск. Если бы я была еще умнее, то вместо блеска превратилась бы в черную дыру. И о чем я только думала?

— Ты думала о том, что Вильма Пайлют — Девушка-которой-могла-бы-назначить-свидание-разве-что-гора-Рашмор[7]— имеет романтические планы на выходные, а ты — нет.

Голос, который ответил на этот крик души Пиц, был слишком тоненьким и чересчур милым, чтобы принадлежать человеку. Однако мило звучала только лишь интонация, чего никак нельзя было сказать о холодных и жестоких словах.

— А потом, — продолжал голос, — ты подумала о том, что Вильма не заметила, как тебя шокировало известие о ее свидании. Но ты знала, что она все заметила. Ведь она только с виду толстокожая. — Голосок разразился пренеприятным писклявым хихиканьем. Он доносился из одного из ящиков письменного стола Пиц и, судя по всему, в ближайшее время умолкать не собирался. — А потом ты решила, что тебе удалось сгладить эту маленькую неловкость, притворившись, будто ослышалась, что тебе якобы показалось, что у Вильмы на эти выходные запланировано вязание, вот ты и поинтересовалась, что она собирается вязать. О, это была отважная попытка! Помнишь, тебя ни разу не взяли ни на одну роль в школьных спектаклях? А почему, ты никогда не задумывалась? Ну, если уж ты этого не поняла после того, как разыграла настолько поганый спектакль перед единственным зрителем в лице единственной, весьма неискушенной в драматическом искусстве секретарши, то у тебя точно вместо мозгов — мякина! И ты еще хочешь выяснить, о чем ты думала? — Ящик выразительно задребезжал. Что-то явно порывалось выбраться оттуда наружу. — Хочешь, хочешь? Ха-ха, ты вправду хочешь?