Читать книгу "Путешествие к центру Москвы - Михаил Липскеров"

– Засрали Москву, – резюмировала замшелая тетка.

– А все Гайдар! И Беня Эльцын! Сионисты х...евы! – И джентльмен слесарной наружности вздернул на ленинский манер зажатую в кулаке газету «Твой день».

– Кто сионисты? – заинтересовался я.

– Да все, суки, – поддержал его совслуж, забывший, что он куда-то шел. Я думаю, что если спросить его – куда, то он затруднится с ответом.

Чувишка меж тем спряталась за стеклянную стенку остановки, но безнадежно яловая овощная продавщица метлой выгнала ее оттуда. Потому что кто ж, кроме нее, будет убирать окурки и банки из-под пива? Когда таджиков днем с огнем не видать из-за в очередной раз вспыхнувшей войны с нелегальной иммиграцией.

– Семен! – заорала она.

Из-за остановки послышалось какое-то шевеление, которое материализовалось в средних размеров бомжа.

– Чего орете? – спросил он.

– Да вот... – кивнула продавщица на затравленную чувишку, – накидала тут. – И она показала бомжу на банки.

Бомж стал собирать банки в мгновенно случившуюся сумку.

– Это ж надо! – восхитился он. – Сколько пива может выпить одна телка. На тридцать четыре рубля.

– Это не я, – робко вякнула чувишка.

– Молчи, сучка, – оборвал ее слесарный.

– А если и не ты, – поддержал его а-ля Жванецкий, – то такие же проститутки.

– Я не проститутка, – заплакала чувишка.

– Ты, девка, – встряла закончившая подметать овощная, – чем выкобениваться, извинись перед народом.

– Точно, – поддержал слесарный, – русский народ отходчив. Винись, сука.

Чувишка вжалась в стенку остановки.

– Люди, – вмешался я, – вы что, с ума сошли? Чего вы на девчонку навалились? Какая она тебе проститутка, какая она вам сучка? Ну промахнулась девчоночка. А если бы здоровенный мужик бросил?..

Все молчали.

– То-то... Как сейчас, языки бы в задницу засунули... Успокойтесь, детка... Ну... ну...

– Вот ведь, – очнулась замшелая после моей филиппики, – козел старый! На свежатинку потянуло!

– Да я его давно знаю, – поддержала овощная, – он ни одной девчонки моложе пятнадцати лет не пропускает.

– Да он вылитый Немцов! – вскочил слесарный. – Зае...али жиды наших девок!

– Точно, – подтвердил портфельный. – Отойди от него, дочка.

– И то, – высунулась из ларька продавщица. – А то снасильничает прямо здеся. А аборт ты все равно не делай. От евреев дети тоже ничего получаются.

Но чувишка отпрянула от меня:

– Да не нужен он мне...

– Во! – заорал слесарный. – Даже такой бл...ди ты не нужен! Россия – для русских!

– И украинцев, – поддержал его совслуж, разглаживая несуществующие усы.

– И таджиков, – добавила овощная, – без них никак. Без таджиков Россия в грязи утонет.

– А от жидов, – сказал бомж, – пользы никакой. Они пивные банки на улице не бросают.

Народ гневно смотрел на меня. Тут подошел троллейбус № 22. Все погрузились в него. И замшелая, и слесарный, и чувишка. И даже совслуж с портфелем, похожим на портфель Жванецкого. Хотя изначально он (совслуж) шел в противоположном направлении. А я не погрузился. Я самостоятельно захромал к станции метро «Партизанская».

Глава третья

Справа от меня росла рябинка, рожденная могучими производительными силами местного секс-монстра Рустама Ибрагимовича, а около нее стоял, судя по всему, сам Рустам Ибрагимович – очень плотный человек с животом, лежащим на носках черных лакированных штиблет, и задницей, лежащей на задниках этих же штиблет. Рустам Ибрагимович вешал на рябинку хиджаб. А то, не ровен час, подвалит к ней какой-нибудь дуб. Заботится, нехристь, о дочке. Хоть она ему и незаконная. Восточные люди вообще чрезвычайно заботливо относятся к своим детям. У восточных людей сирот не бывает. А почему? – спрашиваю я. А потому, как я это дело понимаю, что восточные люди – народ отсталый. Они на инстинктах живут. Они чувствуют, что, когда постареют, кроме детей, их кормить некому будет. Пенсий-то у них нет. А у нас есть. Мы народ цивилизованный. Так что на хрен нам детей кормить, если потом в них надобности никакой нет? Их в детских домах накормят. Тех, кто выживет. А что до воспитания, то введут во всех школах основы православной культуры, и русским родителям вообще со своими детьми делать нечего будет... Гуляй, рванина... Вот такой вот дискурс, вот такой вот мыслительный тренд, вот такой вот, мать его, силлогизм. И детдомов у восточных людей нет. Одно слово – дикари. У американцев, правда, тоже нет, но они тупые. И, как утверждают члены «Единой России», абсолютно бездуховные.

И я пошел дальше. Но не быстро пошел. Потому что напротив меня располагалась булочная. Очень славная булочная. Мечта каждого советского человека. Единственная в околотке булочная государственного толка. Или муниципального?.. Трудно сказать. Я их не отличаю. Я знаю только, что она принадлежала не малому бизнесмену, а государству. Или муниципалитету?.. Не суть. Важно, что в ней, как в старые добрые времена, было только два сорта хлеба: белый и черный. И все! Никаких тебе лавашей, никакой тебе питы, никаких тебе пеклеванных, украинских, зерновых, красносельских, столичных, бородинских. Нету, и все. И правильно. Не фига! Нельзя нашему человеку большой выбор предлагать. Во-первых, какой бы выбор ни был, ему все равно мало будет. А во-вторых, в ряде случаев он замучается выбирать и в конечном итоге может сдохнуть от голода. На пороге хлебного царства.

А уж таких глупостей, как колбаса, сыр, сметана там, в этой булочной, не было и в помине. Как тогда. А кому колбаса требовалась, чесал в магазин «Колбасы» на Ногина. Или на Горького. У Маяковки. Там же, на Горького, но около Кузнецкого, магазин «Сыры». Так что на расстоянии всего тысяча шестьсот восемнадцать шагов можно было надыбать кой-чего к праздничному столу. Я почему все это так хорошо помню? У меня, точнее, у моего организма, есть такая особенность – произвольно чихать. На ровном месте. Без никакой простуды. И без соплей. Аллергия на жизнь. Так вот, я в магазине «Сыры» отоваривался сырами «Российский», «Рокфор» и «Русский камамбер». Последний я всегда вспоминаю, когда слушаю Макса Покровского «Ремамба-хару-мамбуру». Замечательный сыр, но полуфабрикат. Чтобы довести его до кондиции, нужно пачку на сутки положить на батарею парового отопления, потом на сутки – в холодильник. Так три раза. И только потом открывать. Я никогда не бывал в сортире парижского ипподрома... Ну да ладно... Моя первая жена в этих случаях всегда уезжала в командировку.

Так вот, как-то, купив сыр, я намылился на двенадцатом троллейбусе чесануть в «Колбасы», но начал чихать. Троллейбусным насельникам не объяснишь, что у меня аллергия на жизнь. Троллейбусные насельники удивительно консервативны. Чихает – значит, грипп, значит, инфекция. А потом, говорить каждые пять секунд «Будьте здоровы» – озвереешь. Запросто из троллейбуса выкинут. Я знаю. Меня на Бутырском Валу выкидывали. Правда, из автобуса... Поэтому от магазина «Сыры» до магазина «Колбасы» я пошел своим ходом. И точно помню, что «Колбасы» от «Сыров» отстояли на расстоянии тысячи шестисот восемнадцати шагов. И семидесяти трех чихов. Один малый, шедший со мной параллельным курсом, на сорок втором чихе умер от смеха на пороге Елисеевского магазина. Напрасно старушка ждет сына домой. С тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде.