Читать книгу "Fuck'ты - Мария Свешникова"

На удивление, обеих заинтересовала перспектива встретиться. Но отнюдь не для лесбийского образования: первая хотела «Иль-Ниньо», вторая сэндвич «Баффало». Иногда мне кажется, что если бы не гастрономические ресурсы Москвы, люди перестали бы разговаривать друг с другом. И, правда, зачем говорить, когда можно жевать или сосать? Карамельки без сахара.

Сестра приехала через двадцать пять минут.

— Я уже заказала тебе «Иль-Ниньо», — сказала я, высасывая из стакана манговый айс-ти.

Она чмокнула меня в нос. А я начала беседу, которую собиралась начать еще год назад.

— Скажи, а ты нюхала кокаин?

— Неа. Я так, дурь с опиумом, гаш с героином, фенозепам в четырнадцать.

— А таблетки: цешки, эфки, ешки?

— Нет. Бог уберег.

Мне почему-то страшно захотелось выпить. На часах было десять. Я заказала «Маргариту».

— А как тебя увезли в клинику?

— Мама утром сказала, что ее кадровик попал в беду и надо поехать помочь. Я ничего не поняла, пока на вывеску не посмотрела. А дальше вышли санитары и меня унесли на анализы.

— Ты дралась, сопротивлялась? Я бы точно между ног санитару заехала.

— За что и получила сутки в карцере. Потом ко мне вошел врач и психолог. И после пары часов я поняла, что делать не хрена. Попросила маму привезти плеер и пару книг.

— А что в МГЮА не поступила, не жалеешь? Какие баллы набрала?

— Не знаю, я так и не стала выяснять. Я сочинение писала, бухая в дерьмо.

— Слушай, а что у тебя в крови нашли?

— Не важно. Мне звонить адвокату? — собрав кудрявые каштановые волосы в хвост, она попыталась перевести наш разговор в шутку.

— Все. Молчу. Просто интересно же. Не каждый день любимая сестра — наркоманка.

Я произнесла это с наигранной гордостью. Привет Станиславскому.

— И слава Богу.

Богу слава не нужна. У него и так потрясный PR.

Приехала Настя.

— Только что видела машину Романовича, — сказала она, снимая с себя огромный шарф Louis Vuitton.

Все сегодня под «Кофеманию» одеты. Все жаждут хорошего секса.

Настя была единственным человеком, который был в курсе наших последних замутов. Она видела Алека пару раз в жизни, но, слышав не раз нашу историю, могла вслепую нарисовать фоторобот, составить психологический портрет и отметить галочками на карте Москвы места его обитания.

— Романович? — удивилась сестра, которая думала, что мы уже года два как не общаемся.

— Я его видела, — сверившись с циферблатом на руке Карины, — два часа и три минуты назад…

— Да ладно? — Настя позеленела от желания знать подробности.

— А он все еще с этой, как ее… Ну, эта… Блин.

— Да, он все еще с Жанной.

— А вы с ним что, прости, делаете? — удивленно спросила Карина, которую всегда привлекали особи, появляющиеся в моей постели и на стиральной машине.

Женской дружбы не существует.

— Это просто секс. Ничего личного! — ответила я, залпом допивая свою «Маргариту». — Ваше здоровье.

И тут я задумалась, почему мы постоянно друг от друга скрываем факты? Что может изменить маленькая подробность о случайном сексе или веществе в крови? Неужели эти мимолетные ошибки могут заставить нас перестать уважать друг друга?

В заключение встречи я стала развивать свою новую глупую мысль, которая принесла мне сто евро за десять тысяч знаков и одну фотографию из архива Линды.

— По опросам журнала Elle, мужчины считают самым сексуальным, когда у женщины французский маникюр. И знаете почему? Потому что ноготь овальной формы напоминает прозрачный презерватив после эякуляции и подсознательно ассоциируется с наслаждением.

— А у меня с оргазмами неразрывной цепочкой связан запах старого доброго Armani Aqua di Gio. Не потому, что я давно не испытывала оргазмов, а потому, что память у меня хорошая.

Наш смех был прерван нервным вибрированием Настиного телефона. Интересно, как можно серьезно относиться к аппарату связи, где в режимах есть забавная функция «вибратор», которая периодически заедает. Но мы знаем, что делать — положить в карман джинсов и получать удовольствие от поломок систем и сбоев вызова.

Настя помрачнела и несколько раз переспрашивала у собеседника: «Это шутка?»

— Бред какой-то, звонит девушка моего брата и говорит, что они с отцом поехали разбираться с ребятами из класса, которые с оружием. Чушь.

— Да ладно? Где?

— Во дворах Плющихи. Алина плачет.

Настя вскочила, положив тысячу рублей под пепельницу. Мы решили поехать с ней, какой бы злой шуткой все это ни оказалось, сейчас ей страшно. Мне тоже было не по себе.

Ее брат учился в моей первой школе на «Парке культуры». Я до сих пор помнила имена всех учителей, и иногда, оказываясь неподалеку, проходилась по школьному двору — вспоминала, как в первом классе мы верили, что за электроблоком живет Мумия.

Сейчас все стало по-другому — ученики редко ездят на метро, и предметы понтов у них — кто на какой машине приезжает и у кого криминальнее водитель. Настин брат ездил в школу последние полгода на CLS[3]. Это круто, поверьте.

Мы выбежали на Большую Никитскую. Настя, в отличие от своего брата, передвигалась на своих двоих, иногда ногах, иногда бровях, иногда — на своих мужчинах. Ее свободный и потому круглосуточный график работы в мужском глянцевом журнале многое объяснял.

— Когда тебе надо куда-то срочно приехать — такси поймать почти невозможно за любую сумму, — прокричала я на ни в чем не повинную девушку в скромном Nissan Micro оранжевого цвета.

Спустя десяток Настиных нервных всхлипов старая белая «Волга» дала задний ход, и мы плюхнулись на заднее сиденье, которое напоминало диван в занюханном клоповнике. Но нам сейчас было не до кожаного салона. Ее телефон звонил снова и снова, девушка брата, рыдая, рассказывала про какие-то деньги, кокаин. И это в восьмом классе?!

— Позвони папе, — посоветовала Карина.

— Трубку не берет, я уже пробовала. Она говорит — это недалеко от церкви, там дом снесли и пустырь небольшой.

Мы подъехали к дворам гематологического центра. Пока Карина расплачивалась, мы с Настей бежали по лужам, между забором и старым желтым двухэтажным зданием, толком не понимая, куда именно — но ноги вели сами. Послышался визг машин, на Пироговку вылетело несколько тонированных четырехколесных ангелов смерти. Было уже поздно. Отец и сын лежали в грязи, крови и жиже, уцелел только охранник, который держался за простреленное плечо и прикрывался дверью машины. Это был первый факт насильственной смерти в моей жизни. Так вот — смерть теперь будет вечно пахнуть дождем, осенью и ванильными сигаретами. Настя ледяными и жесткими пальцами набрала 112 и сообщила о случившемся. На земле цвета сентября были следы от шин. На грязи — тела. А на небе много-много птиц, которые летят куда-то на юг, подальше отсюда. В руках Настиного брата «Оса». А внутри — семнадцать пуль Иж-71.