Читать книгу "Нефтяная Венера - Александр Снегирев"

Подростком я стал тайно заниматься спортом. Тайно, потому что мама запрещала мне перенапрягаться из-за слабого сердца. По утрам я выходил из дома раньше положенного и учился подтягиваться на дворовом турнике. Однажды меня застукал отец. Он не заложил меня маме, а вместо этого дал пару уроков бокса и завёл мне график подтягиваний на клетчатом тетрадном листе. Через два месяца я подтягивался десять раз, перестал передавать в школу медицинские справки, освобождающие меня от физкультуры, и сдал все нормативы. Физрук даже отправил меня на районные соревнования по кроссу. А ещё папа договорился со своей знакомой логопедшей, и она стала со мной заниматься.

За одно лето я физически окреп, научился выговаривать «р» и стал увереннее в себе. Оказалось, что моё чувство юмора многим по душе, а внешность нравится девочкам. Я стал душой компании, закончил школу, поступил в институт. Я приобрёл крепкую неприязнь к инвалидам, калекам и хлюпикам. Жизнь завертелась весёлым колесом. И тут на тебе! Сын – даун…

С чего я так зарубился на этой картине? Зачем мне знать, откуда Ваня её раздобыл? Какая, на хер, разница? Чего мы выперлись на вечернюю пустую улицу? Метаться в поисках хозяина картины смешно. Всему причиной моя раздражительность. Она толкает меня на глупые, бессмысленные поступки. А с Ваней поживёшь – свихнёшься окончательно. По инерции мы всё-таки выходим за ворота. Горят редкие фонари. Метрах в двадцати возле своей калитки стоит сосед Тимофеич.

– Добрый вечер, Виктор Тимофеевич!

– Здорово, Иван. У нас тут авария, слыхали?

– Да… – пискнул было Ваня. Я сильно сжал его ладонь и зачем-то спросил:

– Нет, а что такое?

– «Тойота» в поворот не вписалась. Мужика только что реанимация увезла. Пьяный. Я с ментами разговаривал. И кто им права продаёт? Расстрелял бы, ё… – Тимофеич закурил. – Вот скажи мне, Федь, что за народ? Ведь знак стоит всю жизнь: крутой поворот. Так нет, несутся как угорелые и постоянно стукаются. Пьяные, трезвые, один хрен! Одно и то же!..

– Может, они в знак не верят? – предположил Ваня.

– Может, не верят… – Тимофеич тяжело вздохнул. – Вот так катаешься-катаешься, а потом бах – и нету. Сходите посмотрите, машина небось там ещё. Вся морда раскурочена!

– Сейчас сходим…

– До свидания, Виктор Тимофеевич!

– Будь здоров, Иван.

Мы отходим в сторону. Я тихо спрашиваю Ваню:

– Картина к машине имеет отношение?

Ваня мнётся.

– Пойдём скорее, – говорю я.

Спускаемся в овраг. Отодвигая от лица ивовые ветки, обращаю внимание, что почки набухают. Спотыкаясь о пакеты с мусором, поднялись к дороге. Синие всполохи «мигалки». У обочины стоят милицейская «девятка» и «тойота» со смятым в гармошку передом. На асфальте осколки фар, чёрные пятна разлившегося масла.

– Оттуда картина? – спрашиваю тихо.

– Да…

Сказать менту, пока не поздно?.. А вдруг ещё что-нибудь пропало, деньги… А ведь наверняка пропало… Врачи могли спереть или менты, а свалят на Ваню… Нельзя говорить…

Стоим на обочине, точно два туземца, вышедшие поглазеть на выброшенный на рифы парусник. Мент из машины уже обратил на нас внимание… Как бы не заподозрил чего… Делаю вид, что мы просто гуляем. Может, это у нас обычай такой: на обочину вечерком выходить, поглядеть на движение… Спускаемся обратно в овраг. Ваня что-то напевает под нос. Та-ак… выходит, мой сынишка умудрился обокрасть полумёртвого.

Первые месяцы после появления Вани на свет я не находил себе места. Даже молился один раз в церкви, прося смерти сына. «Забери Ванечку к себе, Господи…» – шептал я.

Ваня жил.

– Что я такого натворил?! За что мне это наказание в самом начале жизни?! Я же сам недавно стал НОРМАЛЬНЫМ! А мои родители чем виноваты?!

Мама очень хотела внука… Когда мне было пятнадцать, она стала поговаривать, что не прочь воспитывать малыша. Настроила меня на производство детей для неё…

– Ну хорошо, Господи, а сам Ваня при чём?! Ведь когда он вырастет, то поймёт, что не такой, как остальные, что хуже соображает, что над ним смеются. Врач сказал, дауны осознают свою неполноценность…

Кстати, так и случилось. Ваня прекрасно понимает, что голова у него работает фигово, и переживает из-за этого.

Я приводил Богу самые разные аргументы… тщетно. Тогда я обозлился на него:

– Знаешь, Бог, ты или тупой мудак, или тебя нет! И не думай, что меня удастся шантажировать! Оставь свои понты для идиотов, которые в тебя верят! Для врачихи, которую расстрелять надо! Да пускай хоть все вокруг сдохнут, я буду поступать так, как считаю нужным! Моя жизнь принадлежит мне, понял???!!!

Мама бросила работу и всю свою жизнь посвятила лечению Вани. Она верила в то, что болезнь Дауна можно победить.

– Я спрашивала у Ангела, он сказал, что Ваня вылечится и станет генералом, но для этого надо постоянно молиться! – Мама была невероятно уверена в своих догмах. Даже квартиру освятила, пользуясь каким-то лично ей выдуманным обрядом.

Я спорил. Присутствовавший при этом папа требовал, чтобы я не грубил. Маленький Ваня, боявшийся громких голосов, принимался реветь. Так проходили наши редкие встречи.

Годы шли, Ваня оставался дауном. Я довольно успешно работал дизайнером, оформлял интерьеры частных домов. Даже нашёл плюсы в ситуации: будь у меня здоровый ребёнок, пришлось бы нянчиться, на работу бы не хватало времени. От целителя Семенкова мама, как постоянный клиент, получила подарок – машинку для сбривания катышков с шерстяных свитеров. Всё свободное время она искала причины, почему Ваня родился таким. В молодости она была секретарём парткома, поиск виноватых у неё как рефлекс. Она то упрекала меня в том, что Лена простыла на первом месяце беременности, то обнаруживала на моём астральном теле порчу. Я терпеть не мог её нотаций, но и без неё обходиться тоже не мог. Мы были как пара возлюбленных, постоянно выясняющих отношения. В начале каждого разговора мы ладили, в середине чуть не бросались друг на друга с кулаками, в конце или нежно целовали друг друга на прощание, или мама стояла с трагическим лицом, опустив руки, а я уходил, хлопнув дверью.

Отец принимал жизнь такой, какая она есть. Он души в Ване не чаял. Качал его на руках, играл в кубики, читал вслух книги, сочинял для него смешные песенки. Я всё хотел записать эти песенки на диктофон, но постоянно забывал. А потом уже и записывать было некого…

После маминой смерти милиция явилась разбираться, умышленное было отравление или нет. Мне даже закралась мысль, не подсунул ли отец это масло специально? Мама ведь его пилила бесконечно. Вышло бы идеальное убийство, типа, продавщица в аптеке перепутала. А выпила сама, никто не заставлял. Свидетели есть. Расспросить его на этот счёт мне не удалось. Папа умер от инфаркта на следующий день после допроса у следователя. Скорее всего ничего он не замышлял. Может быть, просто перепутал название в аптеке. Устанавливать истину никто не стал. Дело закрыли, списав всё на трагическую случайность.