Читать книгу "Пес и его поводырь - Леонид Могилев"

Все это написал я, спасаясь от лица бедности моей, как рабыня от госпожи своей.

Но видел, господине, твое добросердечие ко мне и прибег к всегдашней любви твоей. Ибо говорится в Писании: просящему у тебя — дай, стучащему — открой, да не отвергнут будешь Царствия Небесного; ибо писано: возложи на Бога печаль свою, и тот тебя пропитает вовеки».

Более всего, его поразило слово Заточник. Не фрезеровщик, не токарь. Иоанн Заточник. Именно таким словом называли его первые годы работы, когда не было еще другого имени, того, с которым он сросся и которое прикипело к нему. Тот, кто распределял их первые имена, несомненно, знал место и обстоятельства появления этого текста. Формально прикрепляя его к месту появления на свет, тот неведомый клерк, выполнявший простую и важную работу: дать имя или присвоить псевдоним, подписал и акт о дарении ему, Заточнику, чужой судьбы, рано или поздно ставшей его.

Послушай, брат, чего мне ночью прислышалось. Складные какие вирши. И как своевременно.

«Я, как трава чахлая, растущая под стеною, на которую ни солнце не сияет, ни дождь не дождит; так и я всеми обижаем, потому что не огражден я страхом грозы твоей, как оплотом твердым.

Не смотри же на меня, господине, как волк на ягненка, а смотри на меня, как мать на младенца. Посмотри на птиц небесных — не пашут они, не сеют, но уповают на милость Божию; так и мы, господине, ищем милости твоей.

Ибо, господине, кому Боголюбове, а мне горе лютое; кому Бело-озеро, а мне оно смолы чернее; кому Лаче-озеро, а мне, на нем живя, плач горький; кому Новый город, а у меня в доме углы завалились, так как не расцвело счастье мое.

Друзья мои и близкие мои отказались от меня, ибо не поставил перед ними трапезы с многоразличными яствами. Многие ведь дружат со мной и за столом тянут руку со мной в одну солонку, а в несчастье становятся врагами и даже помогают подножку мне поставить; глазами плачут со мною, а сердцем смеются надо мной. Потому-то не имей веры к другу и не надейся на брата».

— Ты вот поставил передо мной трапезу. А мог водку выжрать и уйти. А то пироги. Брага. Ты — брат мне теперь, — обратился он к Саше.

— А ты не из секты?

— С чего это?

— Братья, истина, Бог…

— А что, Бог только в сектах?

— Те, которые верят, они про Создателя молчат. Ходят в церкву и постятся. А так вот, красиво и без брошюрки не рассказывают. Тут все-таки, не все как надо.

— Ты про себя лучше. Сам-то кто таков? Чего ты за мной с самогоном своим ходишь? Не нравлюсь, так отстань.

— Чего обижаешься? Ты в гостях у нас. А меня воспринимай как неизбежное зло. Незваный хозяин для гостя хуже монголоида. Или как там?

Алексей рассмеялся бы, если бы не был озадачен несколько.

— Расскажи, парень. А я полежу еще, не проснулся пока. Послушаю. Телевизор одним глазом посмотрю.

Саша сел к столу, нацедил себе первача, отчего в номере запахло… Не вонь сусла и перегара, а тонкий аромат зелья от умелых рук и хорошего сырья. Но все же, лучше бы не пить… Тяжко.

Выпив и не закусив, Саша начал свой рассказ.

РАССКАЗ АЛЕКСАНДРА БОЛОТНИКОВА О КАРГОПОЛЕ И ЖИТЕЛЯХ ВО ВСЕХ ПОКОЛЕНИЯХ (ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО — БАЙКА)

— Род мой от 1606 года. Сюда был сослан великий крестьянский вождь Иван Исаич Болотников. Слыхал, о таком?

— Как же не слыхать. Известнейшая личность. Сволочь и мятежник.

— Да ты че?

— На польские деньги мятежи все у нас происходили и на шведские. На японские и германские.

— Вопрос спорный. Обсудим потом. Ты рыбку-то кушай и вот лечо и баклажаны.

— Я, Саня, скушаю. Самогон-то сам гонишь?

— А то! Потом ни в глазу, ни в голове. Ты не сомневайся.

— А работаешь ты где?

— В бригаде, — скромно ответил он, — ты вот про род мой послушай. Болотникова сюда сослали и утопили в проруби. Но перед этим он обрюхатил служку.

— Его в монастыре что ли держали?

— А то… Потом она ушла в мир и родила. Это и есть мой род.

— Так ты потомственный революционер?

— Я — Болотников. Мы такие одни.

— И чем же славен еще этот город?

— Монастырей здесь было два. Церквей восемнадцать. Был вал земляной и ров, а на валу стояла стена с семью башнями. Все через нас шло. Потом, естественное дело — Архангельский город. Торговля мимо. Дошло до того, что стали мы заштатным городком Олонецкой губернии. Даже железную дорогу пустили мимо. Теперь вот соборы пятиглавые, леспромхоз и рыба. И другая коммерческая радость. В «Шелковнице» был? А также дискобар для молодежи. Ты мне денег дашь немножко?

Так вот чем объяснялась причина гостеприимства.

— Сколько?

— А дашь? Я тебе отдам потом.

— Давай выпьем.

— Давай, конечно. За дружбу.

— И щедрость, — добавил Алексей.

Никаких денег в городке не было в помине. Рыба была, лес кругляк, другая продукция и молока вволю. Спрос определяет предложение. Были наливки в магазине и никакого джин-тоника. В единственно работающем ларе торговали заколками и жвачкой. Пиво только отвоевывало пространство. Только проникать начало в живую ткань города. И зачем эти баночки, если разливное почти задаром. Это как напитками гнусными торговать при живом автомате «газ-воды». Со ста долларами здесь можно было жить если не вечно, то достаточно долго. Заезжие буржуи не в счет.

— Я дам тебе пятьсот рублей, брат.

— А штуку? — воспрял повеселевший кормилец.

— А штуку проблематично, но подумаю. А зачем тебе?

— Домой отнесу, — простодушно ответил Сашка, — девкам че купить. Две их у меня. И, понятно, себе заначу. На снасти.

— Ты, вообще, зачем живешь?

— Девок у меня две.

— А что с ними будет? Сколько им?

— Одной одиннадцать, другой четырнадцать.

— Вредный возраст.

— И не говори.

— Еще про город что скажешь?

— Был такой крестьянский сын Попов в нашем городке. Еще до первой революции. Предложено было соединить Онегу с Шексной через озера мелкие на Лаче. Так мы выходили на Балтику. А если бы пороги убрать, то и на Волгу.

— И кто же помешал?

— Так понимаю, революция. Сначала одна, потом другая.

— А как же Беломор-канал? Отцы народов?

— Это сложней. У нас проще. Я тебе потом брошюрку покажу. Ты денег-то точно дашь?

— Да дам я тебе денег.

— Завтра на соборы пойдем. Там вид такой. Справа озеро, слева Онега. И красота…

Пить начали в гостинице и пили потом в городе, на берегу и взгорках, пили на остатках крепостной стены и в лодках. Обрастали коллективом. Алексей купил-таки пива в банках, чем вызвал недоброжелательные реплики собутыльников об экономии, а к тому времени компания разрасталась. Догуливали у костра, с рыбой и картошкой… Пиво пили уже все, неистово. Местные люди прибывали на велосипедах и на них же исчезали.