Читать книгу "Парижские письма виконта де Лоне - Дельфина де Жирарден"

Очерки, выходившие под названием «Парижский вестник», были, как я уже сказала, подписаны псевдонимом «виконт Шарль де Лоне». Причем если после 1843 г., когда вышло первое книжное издание фельетонов с именем Дельфины де Жирарден на обложке, ее авторство перестало быть секретом, поначалу многие современники были в недоумении[41].

Вообще «поэтика литературной мистификации», печатание под псевдонимом или под именем «вымышленного автора», которому порой сочинялась целая биография, было в ту эпоху явлением в высшей степени распространенным даже среди мужчин (помимо широко известных эпизодов: Мериме-Клара Гасуль или Сент-Бёв-Жозеф Делорм — можно назвать еще множество случаев, когда произведения подписывались именами вымышленных сочинителей). У женщин же было еще больше оснований скрываться под псевдонимами (желательно мужскими), потому что под собственным именем даме из хорошего общества считалось приличным печатать только нравоучительные сочинения, но, например, не фривольные или «социальные» романы (во всяком случае, свекровь Жорж Санд запретила ей ставить ее имя — Дюдеван — на обложках печатных книг) и уж тем более не сатирические зарисовки современной жизни. В XIX веке от женщины уже не требовали, чтобы псевдоним непременно был аристократическим, однако логично, что, публикуя очерки о светской жизни Парижа, Дельфина предпочла именовать себя благородным виконтом, а не избрать простое «демократическое» имя, как сделала это упоминавшаяся выше Жорж Санд[42].

Дельфина не только скрывается под именем мужчины-виконта, она еще и последовательно именует себя в первом лице множественного числа — «мы»[43]. Это «мы» — обычное конвенциональное «мы» ученых статей или рецензий и вовсе не исключительное свойство фельетонов Дельфины (у Теофиля Готье, например, от первого лица множественного числа написаны не только фельетоны об изобразительном искусстве, печатавшиеся в «Прессе», но даже очень личный мемуарный очерк о Дельфине). Однако в ироническом контексте «Парижского вестника» это гордое королевское (или занудное педантское) «мы» обретает дополнительную функцию: оно придает очерку отчетливо комическое звучание — особенно если речь, например, идет о недопитой чашке чая, которую «нам» помешали выпить надоедливые любители дармовой рекламы (см. фельетон от 25 ноября 1837 г. — наст. изд., с.179[44])[45]. Кроме того, рассказ от первого лица множественного числа позволяет автору избежать прямых указаний на свой пол (которые при рассказе в единственном числе были бы неизбежны по причинам чисто грамматического свойства). Лишь иногда виконт де Лоне начинает говорить откровенно мужским голосом (да и то мужская интонация здесь маскирует чисто женский восторг перед шедевром ювелирного искусства):

«На днях нас привел в восторг великолепный аграф, настоящий королевский цветок, брильянтовая астра с огромной жемчужиной в середине: и стебель, и листья, все выполнено с величайшим изяществом, а цена умеренная, так что мы умирали от желания доставить себе удовольствие и купить этот шедевр — но кому его подарить? Та, которая приняла бы дар, его не заслуживает; та, которой мы бы хотели его вручить, его бы не приняла; пришлось смириться и сохранить благоразумие; вот так всегда — и в карьере, и в любви: то, что нам доступно, нас недостойно; то, что нас влечет, остается недостижимым» (30 марта 1837 г.; 1, 118).

Во всех же прочих случаях, даже когда виконт де Лоне пускается в разговор о любимом предмете — о моде, или, как он часто выражается, «о тряпках», он тщательно избегает указания на свой пол. Жюль Жанен — современник Дельфины, подчас страдавший от ее колкостей, — описал эту «гермафродитическую» манеру изложения: «Вы живете спокойно и счастливо, ни о чем не тревожась, и вдруг в вас вонзаются чьи-то когти. Кто вас поцарапал? Мужчина? Но в таком случае слишком уж тяжелая у него рука. Женщина? Но в таком случае слишком уж острые у нее когти. Нет, это не мужчина и не женщина, это кошка»[46].

Фельетоны виконта де Лоне написаны в жанре газетной хроники. Точно так же как Жирарден не изобрел «с нуля» ни использование рекламы, ни печатание литературных текстов с продолжением, а лишь энергически развил и довел до блеска то, что существовало до него, точно так же сам по себе жанр газетного нравоописательного очерка существовал, разумеется, и до Дельфины де Жирарден. Самый отдаленный его прообраз — это «Болтун» (1709–1711) и «Зритель» Аддисона и Стила (1711–1712); более близкий — очерки, которые начиная с 1812 г. еженедельно публиковал в «Газет де Франс» за подписью «Отшельник из квартала Шоссе-д’Антен» В.-Ж.-Э. де Жуи (между прочим, хороший знакомый Софи Гэ и один из завсегдатаев ее салона)[47]. Прототипом «Парижского вестника» нередко называют также «Парижские письма», которые Бальзак публиковал с 30 сентября 1830 по 31 марта 1831 г. в жирарденовском «Воре»[48], да и вообще рубрика «Очерки нравов» (а именно зарисовкам нравов были посвящены газетные «хроники») присутствовала в начале 1830-х гг. во многих периодических изданиях[49].