Читать книгу "Екатерина Медичи - Владимир Москалев"

— Вы имеете ввиду ее мужа? — уточнил Д'Эпинак.

— Именно, господин аббат, — отозвался епископ, не меняя направления взгляда. — Ибо, насколько мне известно, кроме дяди и мужа у нее никого нет.

— Но она может завещать все свое богатство королю!

— Для того я и позвал вас сюда, чтобы вы с вашим умением убедили ее в неправильности и несвоевременности такого шага. Ибо кто как не святая Церковь защитит заблудшую от невзгод и печалей и даст приют ее измученной и истерзанной душе? Следует иметь в виду, что муж баронессы, весьма богатый и достойный человек, в случае своей смерти завещал все свое состояние, как в золоте, так и в движимом и недвижимом имуществе единственному близкому ему человеку — собственной жене.

— Монсиньор… — задыхаясь от волнения, проговорил аббат, глядя на неподвижную фигуру Лангрского епископа у окна. — Но откуда вам сие известно?

— Мне сообщил об этом его нотариус, — ответил епископ и, обернувшись, воззрился на аббата: — Вас что-то смущает, Д'Эпинак? Или вам впервой браться за подобного рода дело?

— Монсиньор, — сказал аббат, — с моей стороны я готов приложить все усилия к выполнению задуманного вами, но…

— Но что же?

— Как знать, не уподобимся ли мы Ахаву и Иесавели и не постигнет ли нас их горькая участь?

Епископ вспомнил сюжет из Библии, на который ссылался аббат, и, усмехнувшись, ответил:

— Вряд ли найдется второй мудрец Илия, который вступится за виноградники Навуфея. Что-нибудь еще не ясно? Судя по вашему виду, это так. Говорите.

— Монсиньор, мне кажется, мы не предусмотрели одной детали. Что, если вдова барона де Савуази вновь пожелает выйти замуж?

— Сразу же после смерти мужа? — Епископ усмехнулся. — Вряд ли это возможно. Что скажут о ней при дворе? Как всякая разумная и благочестивая женщина, дорожащая своей репутацией, она не рискнет сделать такой шаг.

— И все же? Ведь нельзя отбрасывать и такой вариант.

— Но за кого?.. Когда-то вы занялись этой особой, я помню это, а потому вам, как никому другому, известно, что в настоящий момент она не имеет кавалера, за которого могла бы выйти замуж.

— Вы забываете о ее любовнике, господине Лесдигьере.

— Он протестант, их союз невозможен. Или вы допускаете мысль, что Церковь закроет глаза на такой вопиющий факт?

— А если бы он переменил веру и стал католиком?

— Тогда… — Епископ даже покраснел и плотно сжал губы. — Тогда, господин аббат, мои планы, так же как и ваша миссия, с треском провалились бы в преисподнюю. Но, — с улыбкой добавил он после недолгого молчания, — этого не произойдет по той простой причине, что шевалье Лесдигьер, насколько мне представляется, никогда не решится на это.

— Быть может… устранить и его? — робко предложил Д'Эпинак.

— Этого не стоит делать по трем причинам, — ответил епископ. — Первая: вы рискуете при этом не только жизнями ваших головорезов, но и своей собственной. Или вы забыли, что его называют первой шпагой Парижа и одной из лучших шпаг Франции?

— Но есть другие способы…

— Второе. Покусившись на жизнь этого дворянина, вы навлечете не только на свою, но и на мою голову гнев вдовствующей королевы, которая весьма благоволит этому молодому человеку, так же как и король, ее сын, и конечно же узнает, чьих это рук дело. Мне не хотелось бы вызвать в свой адрес неудовольствие Екатерины Медичи, то же советую и вам, а поскольку она к тому же дружна с Пием V, то, надо полагать, и с этой стороны нас с вами по головке не погладят; мало того, наши с вами шапочки скатятся с наших голов… а может, и сами головы.

— Святой боже!

— И третье. Кому как не господину Лесдигьеру защищать баронессу от непрошенных любовников, тем паче женихов, в числе которых может оказаться, конечно же, католик? Вы понимаете меня? Я возвращаюсь к разговору о замужестве.

— Я понимаю вас, монсиньор.

— Я рад, что мне не пришлось вам долго объяснять. — Епископ протянул руку к двери. — Ступайте, Д'Эпинак, и да будет с вами Бог! — и он очертил в воздухе крест.

Аббат слегка поклонился и вышел.

Во исполнение планов епископа аббат Д'Эпинак тут же начал атаку в указанном направлении. Прошло еще несколько дней, и безутешная племянница, при жизни своего дяди боготворившая его, неожиданно получила известие о внезапной смерти мужа, которого она если и не любила, то уважала и почитала не только как законного супруга, но и как человека, представлявшего собою новый тип людей — банкиров, предпринимателей и торгашей. Ибо как женщина умная, она понимала, что старина с ее обычаями, традициями и нормами морали уже отступала на второй план, а на смену ей приходил новый строй и новый человек.

Такие понятия, как честь, доблесть, рыцарство и благородство, безвозвратно канули в прошлое, их место занимали личные деловые качества, предпринимательская хватка, труд в поте лица, добывание денег любыми путями, включая торговлю и бизнес. Последним рыцарем Франции был Генрих II, и свидетелем этого смертельного поединка был древний памятник архитектуры, мрачный осколок старины — Турнельский замок. Год тому назад Екатерина Медичи, повинуясь ветру перемен, приказала снести этот дворец и вычеркнуть таким образом воспоминание о последнем кровавом турнире и последнем рыцаре.

Человеком нового времени и являлся муж баронессы, но именно он и пострадал в числе первых от поповского мракобесия, тянущего страну назад, в пучину темноты и невежества.

Теперь несчастная вдова совсем пала духом, и в это самое время перед ней возник некий аббат из монастыря Нотр-Дам, который вкрадчивым голосом принялся уговаривать ее стать невестой Христовой. Если мысль эта недели две тому назад показалась бы ей ужасающей и отвратительной по своей сущности, то сейчас, убитая двойным горем, она вначале слабо сопротивлялась, а потом и вовсе сдалась на увещевания аббата. Д'Эпинак удовлетворенно потирал руки: через несколько дней баронесса де Савуази должна была принять постриг и монашеский сан в одном из женских монастырей под именем сестры Руперты, но… тут вмешался Лесдигьер.

Она рассказала ему обо всем накануне отречения, и он буквально вырвал ее из лап Церкви, понимая, что они хотят заживо похоронить баронессу в стенах монастыря. Тогда же он догадался и о том, для чего это было нужно аббату. И Лесдигьер принял единственное правильное решение, которое, кстати, подсказал друг Шомберг. Он женился на Камилле де Савуази, а поскольку для этого требовалось переменить веру, то он сделал и этот шаг, оставив с носом епископа и аббата, затаивших с тех пор на него злобу.

Зато Камилла о большем счастье не могла и мечтать. Мало того, что она оказалась нежно любящей и преданной супругой, а еще подарила мужу больше полумиллиона ливров золотом, которые он тут же отдал адмиралу и принцу для найма немецких рейтаров и для покупки мушкетов и пушек. Узнав об этом, баронесса слегка пожурила любимого, но на следующее утро пообещала дать ему еще столько, сколько он попросит.