Читать книгу "Красный истребитель - Манфред фон Рихтхофен"

На земле остались многочисленные следы прошедшей конницы. Я остановил своих солдат, подбодрил их несколькими словами и почувствовал, что могу абсолютно положиться на каждого из них. Разумеется, никто не думал ни о чем, кроме атаки на противника. В характере каждого немца атаковать противника при встрече, особенно вражескую кавалерию. Я видел себя во главе моего маленького отряда, рубящего вражеский эскадрон, и испытывал радостное возбуждение от ожидания. Глаза моих улан тоже сверкали. Так мы шли по следу быстрой рысью. После часа езды по красивой горной долине лес стал редеть. Я был уверен, что здесь мы встретим врага, поэтому – особая осторожность! Справа от нашей узкой дороги была крутая стена из камней в несколько метров высотой, слева – узкий ручеек, а далее луг в 50 метров, окруженный колючей проволокой. Внезапно наши передние лошади исчезли в кустах. Мои солдаты остановились – выход из леса был заблокирован баррикадой.

Я тут же понял, что попал в ловушку. Какое-то движение возникло в кустах за лугом и слева от меня, и я увидел спешившуюся вражескую кавалерию. У них было около сотни карабинов. Ничего нельзя сделать! Путь вперед перекрыт баррикадой, ни направо, ни налево не свернуть. Атаковать противника так, как я собирался, невозможно. Оставалось только повернуть назад. Я знал, что мои дорогие уланы были готовы ко всему, но не к бегству от врага! Это испортило нам настроение. Секундой позже раздался первый выстрел, за которым последовала интенсивная стрельба из леса. Дистанция между нами и врагом составляла от 50 до 100 метров.

Я приказал солдатам немедленно присоединиться ко мне, когда они увидят мою поднятую руку. Я был уверен, что мы должны отойти назад. Подняв руку, я повел своих людей за собой. Возможно, они не поняли меня. Всадники, скакавшие за мной, подумали, что я в опасности, и на большой скорости помчались, чтобы помочь мне. Мы находились на узкой лесной дороге – можно представить себе последовавшую неразбериху. Две лошади впереди помчались в панике, поскольку звук каждого выстрела усиливался в десять раз узким пустым пространством. Я видел, как они прыгали через баррикаду, и никогда больше не слышал о них. Видимо, они попали в плен. Я повернул свою лошадь и пришпорил ее. С большим трудом я убедил улан, спешивших ко мне, не приближаться, а повернуть и отступать.

Мой ординарец ехал рядом со мной. Вдруг его лошадь упала. Я перепрыгнул через них, а другие лошади рядом попáдали. Короче, началась страшная сумятица. Я увидел своего ординарца, лежащего под лошадью. Очевидно, он не был ранен, его придавило весом животного. Враг застал нас врасплох. Вероятно, он наблюдал за нами с самого начала и устроил ловушку, что в характере французов.

Я был обрадован, когда двумя днями позже увидел своего ординарца в одном ботинке, поскольку второй остался под телом убитого коня. Он рассказал мне, как бежал. По меньшей мере два эскадрона французских кирасир выскочили из леса, чтобы ограбить падших лошадей и бравых улан. Он вскочил, забрался на камни, но, обессилевший, упал в кусты. Через два часа враг снова ушел в укрытие, и он продолжил свой путь. Через несколько дней ординарец присоединился ко мне, но ничего не знал о судьбе своих товарищей, оставшихся в лесу.

СКАЧКА С ЛОЕНОМ

Шла битва близ Виртона. Я и мой товарищ Лоен должны были убедиться, что стало с врагом. Мы скакали за ним целый день и, настигнув наконец, могли дать очень скромный отчет. Вечером встал вопрос: ехать ли нам всю ночь, чтобы присоединиться к нашим войскам, или отдохнуть и сэкономить силы для следующего дня. Замечательно, что кавалерийскому патрулю предоставлена полная свобода действий.

Мы решили провести ночь рядом с врагом и двинуться дальше следующим утром. Как мы и предполагали, враг отступал, мы его преследовали. Соответственно могли провести ночь в относительной безопасности.

Неподалеку находился монастырь с огромными конюшнями. Мы с Лоеном решили, что это подходящее пристанище для нас и наших солдат. Вечером, когда мы вошли в свое новое временное жилище, враг был в такой близости, что мог стрелять по нас через окна.

Монахи были исключительно доброжелательны. Они дали нам вдоволь еды и питья, и мы неплохо провели время. С лошадей сняли седла, и они были счастливы тем, что впервые за три дня и три ночи их спины освободились от значительного груза. Мы расположились, словно в доме гостеприимных друзей. Тогда мы еще не предвидели, что через три дня повесим нескольких обитателей монастыря на фонарях, поскольку они не смогут пересилить желания поучаствовать в войне. Но в тот вечер они были чрезвычайно любезны. Мы в ночных рубахах улеглись в постели, поставив часового и доверив Богу присматривать за нами.

В середине ночи кто-то внезапно распахнул дверь и закричал: «Здесь французы!» Со сна я не мог ответить. Лоен тоже не был дееспособен, но интеллигентно спросил: «Сколько их?» Солдат заикался от возбуждения: «Мы убили двоих, но сколько их на самом деле, нельзя сказать, потому что очень темно». Я слышал, как Лоен сонным голосом ответил: «Хорошо. Когда прибудут еще, позови нас снова». Через полминуты мы оба уже снова спали.

Утром мы проснулись, когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Скромно позавтракав, мы продолжили наш путь.

Оказалось, что ночью мимо монастыря проезжали французы, и наши часовые стреляли по ним. Но поскольку было очень темно, все обошлось.

Миновав долину, мы ехали через поле битвы нашей дивизии и, к своему удивлению, обнаружили здесь не немецких солдат, а людей из французского Красного Креста. Они удивленно смотрели на нас, а мы на них. Никто и не думал о стрельбе. Мы как можно быстрее убрались, и только потом до нас дошло, что наши войска вместо продвижения вперед отступили. К счастью, враг тоже отступил в противоположном направлении, не то быть бы мне сейчас где-то в плену.

Мы проехали через деревню Робельмонт, которую накануне заняла наша пехота. Остановив местного жителя, мы спросили, что случилось с нашими солдатами. Он со счастливым видом уверял меня, что немцы ушли.

Ближе к вечеру я прибыл в свой полк и, узнав все события за последние двадцать четыре часа, был вполне удовлетворен.

СКУКА ПЕРЕД ВЕРДЕНОМ

Вообще у меня беспокойный характер, так что мою пассивность перед Верденом я объясняю скукой. Вначале я находился в окопах, где ничего не происходило. Затем стал посыльным и надеялся хоть на какие-нибудь приключения, но ошибся. Воюющие с презрением рассматривали меня как «домашнего борова». Я вовсе не был «домашним», но мне разрешалось выдвигаться вперед за линию фронта не более чем на 1500 метров. Находясь ниже поверхности земли, я был в защищенном от бомб, обогреваемом жилище. Время от времени я должен был ходить во фронтовые окопы. Это сопровождалось большим физическим напряжением, поскольку нужно было тащиться вверх и вниз, крест-накрест, через нескончаемое количество окопов и воронок, пока не доберешься до передовых окопов. После короткого визита к сражающимся мое положение показалось мне совершенно глупым.

В это время начинались земляные работы. Нам еще не было ясно, что значит копать подходы и т. д. Разумеется, из уроков в военной академии мы знали названия различных траншей и дыр. Однако всегда предполагалось, что земляные работы – дело военных инженеров. Другие войска не должны были в этом участвовать. Тем не менее здесь каждый с энтузиазмом усердно орудовал своими лопаткой и пикой, чтобы окопаться как можно глубже.