Читать книгу "Иллюзионист - Анита Мейсон"

— Я надеюсь, они тебя слушаются, — сказал Симон.

— Они совершенно безобидные, — сказал Горгона язвительно, — но могут испугаться шума. Поэтому прорицай тихо.

Симон сказал, что ему нужен мальчик-ассистент, и ему временно дали в распоряжение мальчика жонглера. Жонглер вывихнул ему локоть и пил второй день. Мальчик был похож на Деметрия. Ах, Деметрий. Симон почувствовал непривычную боль в сердце. Неужели его пытают? Думать об этом было слишком больно. Мальчик жонглера был очень красив.

— Как тебя зовут? — спросил Симон.

— Фома, господин.

— Тебе известно что-нибудь о прорицаниях, Фома?

— Нет, господин.

Симон рассказал ему о прорицаниях, а также намекнул на другие вещи, с которыми мальчик, видимо, не был знаком. Намеки были встречены полнейшим непониманием. Симон не стал развивать эту тему, так как скандал ему был не нужен. Они перегородили шатер и повесили еще один занавес, чтобы получилось два крохотных закутка.

— Жаровня во внутреннем помещении, — сказал Симон, — и одна лампа во внешнем. К сожалению, у нас нет фимиама. Мне пришлось неожиданно уехать, и я не успел ничего взять с собой.

Он послал Фому в город купить фимиама, соли, особого воска и кусок медной трубы.

— Жезл Аарона, — сказал он и подмигнул. Фома непонимающе уставился на него.

— Ну ступай, — сказал Аарон.

К вечеру шатер оракула был готов, и они сели ждать клиентов.

В те времена магию запрещали, так как было принято считать, что она работает. Некоторые люди говорили, что это не так и что боги, к которым она взывает, вовсе не существуют, и прибегали к сомнительным уловкам, чтобы оправдать свое неприятие магии. Некоторые из этих людей активно действовали в восточных провинциях империи в то же время, что и Симон.

Но не вся магия была запрещена. Это было время широких взглядов, и о вещи судили по ее цели. Заклинание с целью причинить вред ближнему было наказуемо, а с целью избавить его от зубной боли — нет. Будь иначе, многие лекари не смогли бы работать.

Магия была частью обыденной жизни, и многие ее проявления не считались магией вовсе. Магия незаметно переходила в религию, с одной стороны, и в науку — с другой, что было неизбежно, поскольку она их породила. Кто только не занимался магией — от заклинателей, чье мастерство заключалось в ловкости рук и языка, до аскетических мудрецов, которые были способны успокоить шторм на море. Поскольку мелкие умельцы от магии были в основном заняты удовлетворением повседневных человеческих потребностей — приворотное зелье, сглаз, заклинание, побуждающее женщину говорить правду, — а профессионалы посерьезнее могли себе позволить применять свои таланты более плодотворно, размытая граница между дозволенной и запрещенной магией привела к классовому различию, при котором подмастерья почти всегда оказывались по другую сторону закона, а великие мастера стояли над ним.

Выше всех стояли мастера, которых называли «святыми людьми». Святой человек (явно, судя по оптимизму, греческая концепция) был магом, который не нуждался в каких бы то ни было атрибутах мага. Заклинания, магические формулы, лекарственные средства были ему ни к чему — он совершал чудеса только с помощью слова. Он говорил, и чудо свершалось. Он видел будущее не в дымке магического огня, а внутренним взором. Он мог совершать необыкновенные вещи, потому что или обладал божьим духом, или мог управлять им. Некоторые говорили, что Симон Волхв был именно таким человеком. Другие говорили, что Симон обладал не божьим духом, а демоническим.

Поскольку считалось, что белая магия совершается богами, а черная, или запретная, — демонами, такие заявления перемещали вопрос о законности в ту сферу, где однозначно разрешить его было невозможно. Потому что сверхъестественные посредники, выполняющие волю мага, обычно не называли себя зрителям. Так, например, одного известного экзорциста нередко обвиняли в изгнании нечистой силы при помощи Вельзевула.

Во всяком случае, демоны были больным вопросом. Немало их водилось во всех частях империи, но в Иудее, где Бог не допускал конкуренции, они особенно преуспевали. У каждого поля, каждого куста, каждой уборной, каждой тени, каждой лужи со стоячей водой, каждого приступа головной боли был свой демон. По поводу природы демонов существовали разногласия. Популярной была теория, что Бог создал их накануне субботы и суббота кончилась, прежде чем он успел облечь их в тела. Более утонченная философская школа считала, что они были падшими ангелами, которые научили людей искусствам. Это опасно сближало черное и белое и еще больше подчеркивало двойственность ангелов — вспыльчивых, вздорных существ, на чье отношение к людям нельзя было положиться. Они ненавидели духовные порывы: они пытались помешать Моисею получить Закон и, если бы могли, не позволили бы мистику вознестись на небеса. Иудеи обращались к ним с благоговением, а маги из соседних стран заимствовали их красивые звучные имена.

Таким образом, границы между законным и незаконным, черным и белым, богами и демонами были совершенно перепутаны. Большинство людей не беспокоила эта путаница: они не видели в этом никакой проблемы. Для мага, так же как для проститутки, столкновения с законом были частью профессионального риска. Для Симона Волхва, отлично понимавшего, что пагубное для одного для другого будет благом, и жившего в мире сил, где не было хорошего и плохого, а существовала только власть, нелогичность закона была предсказуемым результатом системы, в которой люди с неразвитым воображением создавали правила для большинства.

Одна мысль не приходила в головы законодателям того времени — что магия должна иметь владельца. Магия просто существовала, как воздух. Принцип того, что одно и то же действие, исполненное с одной и той же целью, может быть законным или незаконным в зависимости от личности мага, сочли бы непонятным. Но это, безусловно, упростило бы ситуацию сразу же. Возможно, в те времена магию слишком уж серьезно и не воспринимали.

Перед входом в шатер стояли трое мужчин с пальмовыми ветвями в руках. Двое мужчин постарше спорили.

— Мне все это не нравится, — сказал худой мужчина. — Не надо было нам сюда приходить. С демонами связываться опасно.

— Если бы ты не был таким идиотом, — сказал толстый мужчина, — этого бы не потребовалось. Как еще мы можем узнать, что он с ним сделал?

Молодой человек явно скучал.

— Оракул вас примет, — сказал Симон, который с интересом слушал разговор сквозь стену шатра. На нем был лиловый халат, расшитый знаками планет, и замысловатым образом повязанный на голове зеленый тюрбан, который он позаимствовал у Горгоны. На груди висел талисман Озириса, необычный перстень сиял на пальце. Его черные глаза грозно сверкали из-под тяжелых век.

Худой и толстый попятились.

— Ну, давайте, — сказал молодой.

Они вошли. В помещении был полумрак и стоял сильный запах фимиама. Маг велел им записать свой вопрос на врученном им листке пергамента. Прежде чем написать, толстяк долго думал.