Читать книгу ""Батарея, огонь!". На самоходках против "тигров" - Василий Крысов"

12 декабря армия Гота перешла в наступление.

Наша историография утверждает, что армию Гота задержала армия Малиновского. В прежние времена иначе и быть не могло: как провидел товарищ Сталин, так все и было — точка! Но ведь и теперь историки лукавят, не говорят истины. А было так.

Когда группировку Паулюса окружили, когда в Советском встретились две бригады: 36-я мехбригада Юго-Восточного фронта и 45-я бригада Юго-Западного фронта, то кольцо мы замкнули. Это правда. Но внешнего-то кольца окружения не было! Немцы могли прорвать блокаду в любом месте! Мы орудия держали на Паулюса, а спина-то была голая!

4-я танковая армия Гота наступала по такому маршруту: хутор Верхне-Кумский, потом через реку Аксай Эсауловский и к реке Мышкова. За сутки она преодолела порядка сорока километров, форсировала приток Дона реку Аксай Эсауловский и дошла до хутора Верхне-Кумский. Оставалось пройти еще километров пятьдесят, и они достигли бы реки Мышкова. Наших войск там не было, а до Сталинграда — рукой подать! Сталин отдал приказ 2-й гвардейской армии генерала Малиновского занять оборону на реке Мышкова. Но 2-я армия находилась от реки в 180 километрах, нужно было время, чтобы преодолеть это немалое расстояние пешим порядком да еще по бездорожью.

Немцы уже не сомневались в быстром выходе к Мышкове и деблокировании армии Паулюса, Но в хуторе Верхне-Кумском их встретила 51-я армия генерала Труфанова, собранная Василевским и Еременко с бору по сосенке, из разных частей и соединений. Главной ударной силой этой армии стал 4-й мехкорпус генерала Вольского, объединивший остатки танковых бригад. Всего набралось около сотни танков, 147 орудий и минометов и 34 тысячи пехотинцев.

Немцы, когда сунулись в Верхне-Кумский, думали, что там никого нет, а по ним открыли огонь! Они остановились. Естественно, это была только разведка, она впереди шла.

Подошли главные силы, немцы заняли позиции и открыли ответный огонь. В состав армии Гота, на момент начала сражения, входили 2 полнокровные танковые дивизии — это порядка 350 танков и штурмовых орудий; 340 орудий и минометов, 76 тысяч стрелков. То есть они превосходили нас по танкам в 3,5 раза, по артиллерии — в 2 раза и по пехоте — тоже в 2 раза. И на подходе, как выяснилось из допросов пленных, находилась еще одна, 17-я танковая дивизия, то есть еще 150 единиц тяжелой боевой техники.

Началось ожесточенное сражение! Шесть суток мы дрались, не пропуская армию Гота к Мышкове! Хутор Верхне-Кумский несколько раз переходил из рук в руки. Дрались без сна и отдыха, можно сказать — и без еды. За хутором в амбаре развернули полевой медсанбат корпуса, туда направляли раненых, но раненые не уходили с огневых позиций, продолжали сражаться — под приказом не уходили!

В этой неравной битве талантливым полководцем проявил себя комкор генерал Василий Тимофеевич Вольский. Из своих скудных ресурсов он исхитрился выделить 30 танков, полк стрелков и отправил нас за Аксай Эсауловский, в тыл немцам, чтобы создать видимость окружения и вынудить противника занять круговую оборону. В эту группировку частично вошли танки нашей 158-й бригады, ее комбриг полковник Егоров возглавил десант в тыл врага.

Там, за рекой, мы первым делом вырыли окопы для танков, а пехотинцы нарыли щелей, спасаясь от пуль, осколков и ледяного пронизывающего ветра. Река Аксай Эсауловский по ширине небольшая, всего 25 метров, поэтому мы постоянно терроризировали противника огнем из пушек и пулеметов, а пехотинцы — из автоматов и винтовок.

За шесть суток боев группа уничтожила 32 вражеских танка, потеряв 15 из своих тридцати. И это при том, что приходилось считать каждый снаряд — экономили, как могли, зная, что на подвоз рассчитывать не приходится. С питанием было и того хуже, ели сухари, запивая холодной водой.

17 декабря израсходовали последние боеприпасы, нечем стало драться. Комбриг Егоров собрал офицеров:

— Объявляю благодарность всем экипажам за боевые действия. Поставленная задача группировкой выполнена: продвижение противника остановлено. Противник не посмел двигаться на Мышкову, считая, что мы ударим по нему с тыла. Помянем наших погибших товарищей... — полковник и все мы обнажили головы. — Сегодня ночью, — продолжил комбриг, — будем выходить к своим. Аксай форсируем по понтонам противника. Добытый «язык» показал, что немцы не убрали переправу, так как ожидают подхода последнего батальона танковой дивизии.

Дождавшись темноты, двинулись к переправе. Мы с Мардером двумя танками прикрывали отход. На понтоны вышли последними и уже проскочили опасную полосу, как в спину нам ударил сильный орудийный огонь. Успел по радио сказать Мише:

— Мы горим!

И услышал в ответ:

— Мы тоже горим!

Это был подходивший к Готу танковый батальон 17-й дивизии! И мы наткнулись на него! Они увидели нас и открыли огонь подкалиберными снарядами с малого расстояния! У немцев подкалиберные снаряды были уже в сорок первом году, а у нас они появились только в сорок третьем, перед Курской битвой.

Немцам удалось поджечь оба наших танка попаданием в кормовую часть. У нас снаряд попал в трансмиссию, двигатель загорелся. Переправу и берег тотчас осветили ракеты! Шквальный огонь! Через башню не выскочишь, всех скосит! Выскользнули, открыв аварийный люк — люк-лаз в середине боевого отделения, прихватив самое необходимое, автоматы, диски, гранаты, пулемет сняли, забрали аптечку, маскхалаты — и залегли под танком. В моем экипаже все остались живы, даже не ранены. Но как там у Михаила?! В свете ракет разглядел, как выбирается из танка, тоже через аварийный люк, экипаж Мардера, значит, и там люди живы. Затаившись, мы пережидали: когда же надоест им пускать ракеты?! Вскоре показалась группа вражеских разведчиков. Мы вжались в землю. Но немцы, не останавливаясь, прошли мимо. Наконец все успокоилось. Сползлись с экипажем Мардера. Миша рассказал, что слышал, как разведчики говорили: «Десять Иванов сгорели».

Нужно было выбираться к своим. Посмотрели при карманном фонаре карту, наметили маршрут выхода и пошли. Перед рассветом наткнулись на каньон, в нем решили передневать. Устроили убежище, чтобы укрыться от ветра, и, схоронившись, коченея от холода, просидели в укрытии целый день.

Когда стемнело, опять двинулись в путь. Дул северовосточный ветер, неся метель с поземкой. Впереди шел Миша Мардер, чтобы при надобности заговорить с немцами, мы шли чуть поодаль, разминая замерзшие ноги. За день неподвижного ожидания темноты мы здорово промерзли, хотя на всех была зимняя амуниция — валенки, ватные брюки, телогрейки под шинелями, а на головах меховые танкошлемы. Впереди заметили поднимавшийся от земли столбик дыма. Приблизившись, разглядели целый ряд землянок, прохаживался часовой. Немец сначала испугался, но Мардер вскинул руку в фашистском приветствии:

— Свои!

Караульный только начал в ответ поднимать руку, как мой заряжающий Миша Творогов сильно ударил его автоматом по голове, немец упал. Гранат бросать не стали, чтобы не поднимать тревогу.