Читать книгу "Остров на краю света - Джоанн Харрис"

— Я так рада тебя видеть, Капуцина. — Я улыбнулась. — Я уж подумала, что тут никого не осталось.

Она пожала плечами.

— Говорят, удача переменчива. — Она ненадолго помрачнела. — Очень жалко, что твоя мама померла.

— Откуда ты знаешь?

— Э! Это ж остров. Мы тут только и живем новостями да сплетнями.

Я помедлила, чувствуя, как бьется сердце.

— А… а что мой отец?

Ее улыбка на мгновение погасла.

— Он как всегда, — небрежно сказала она. — В это время года всегда нелегко.

Она обрела свою прежнюю жизнерадостность и обняла меня за плечи.

— Пойдем выпьем колдуновки. Можешь остановиться у меня. Как англичанин съехал, у меня койка освободилась…

Я, видно, заметно удивилась, потому что Капуцина засмеялась своим обычным сочным, фривольным смехом.

— Только не подумай чего. Я теперь приличная женщина… почти. — В темных глазах сверкало веселье. — Но Рыжий тебе понравится. Он приехал в мае и всех перебудоражил! Мы ничего подобного не видали с тех пор, как Аристид Бастонне поймал рыбу с двумя головами — с обоих концов тушки. Ох уж этот англичанин! — она тихо хихикнула, качая головой.

— В мае этого года?

Значит, он только три месяца здесь. И за три месяца заработал прозвище.

— Э. — Капуцина закурила «житан» и с наслаждением затянулась. — Он заявился сюда в один прекрасный день, без гроша в кармане, но сразу начал проворачивать какие-то дела. Сначала уболтал Оме и Шарлотту и работал у них до тех пор, пока ихняя девчонка не начала строить ему глазки. Я поселила его к себе в вагончик, пока он не обустроился отдельно. Он, похоже, повздорил со старым Бриманом и еще кое с кем там, в Ла Уссиньере.

Она бросила на меня любопытный взгляд.

— Твоя сестра ведь замужем за Марэном Бриманом? Ну и как они там?

— Они живут в Танжере. Пишут редко.

— В Танжере, значит? Ну что ж, она всегда говорила…

— Да, так что этот твой приятель? — перебила я. — Чем он занимается?

— У него всякие идеи. Он чинит всякие штуки. — Капуцина неопределенно махнула рукой через плечо, на Океанскую. — Вон ветряк Оме. Он его починил.

Мы обогнули дюну, и стал виден розовый вагончик — такой, каким он мне помнился, но чуть более облезлый и глубже ушедший в песок. Я знала, что за вагончиком — отцовский дом, хотя роща тамарисков скрывала его из виду. Капуцина заметила, куда я смотрю.

— Даже не думай, — твердо сказала она, беря меня под руку и ведя в ложбинку к вагончику. — Нам надо столько сплетен наверстать. Дай отцу немного времени. Пускай сначала от кого-нибудь услышит, что ты приехала.

На Колдуне сплетни — нечто вроде разменной монеты. Это двигатель местной жизни: свары между конкурентами-рыбаками, незаконные дети, невероятные истории, слухи и откровения. Я могла понять, какую ценность имею в глазах Капуцины; сейчас я для нее просто находка.

— Почему? — Я все еще смотрела на рощу тамарисков. — Почему я не могу прямо сейчас пойти с ним повидаться?

— Много воды утекло, а? — ответила Капуцина. — Он привык быть один.

Она толкнула дверь вагончика, которая оказалась не заперта.

— Заходи, милая, я тебе все расскажу.

В вагончике было странно уютно — тесно, мебель выкрашена розовым, все свободные поверхности завешаны одеждой, пахнет дымом и дешевыми духами. Несмотря на явный бордельный душок, это место располагало к доверию.

Люди, кажется, доверяли Капуцине свои секреты охотнее, чем отцу Альбану, единственному на острове священнику. Видно, будуар, даже такой потрепанный, приятней исповедальни. С возрастом Капуцина не стала образцом добродетели, но в деревне ее уважали. Ей, как и монахиням, было известно слишком много чужих тайн.

Мы беседовали за кофе с пирожными. Капуцина безостановочно поглощала маленькие сахарные пирожные, так называемые колдунки, перемежая их «житанами», кофе и вишнями в шоколаде, которые она доставала из большой коробки в форме сердца.

— Я наведываюсь к Жану Большому пару раз в неделю, — рассказывала она, подливая кофе в крохотные, словно из кукольного сервиза, кофейные чашечки. — Когда пирог с собой прихвачу, когда заброшу белье в стиральную машину.

Она ждала, как я отреагирую, и заметно обрадовалась, когда я ее поблагодарила.

— Но с ним все в порядке, нет? То есть, я хочу сказать, он бы и один справился?

— Ты же знаешь, какой он. Никогда не скажет, если что.

— Да, он всегда такой был.

— Верно. Кто его знает, те это понимают. Вот с чужаками он совсем не умеет. Ты правда не… — Она тут же поправилась: — Он просто не любит перемен, вот и все. У него свои привычки. Ходит к Анжело по пятницам, вечером, распить рюмочку колдуновки с Оме, регулярно, как часы. Он, конечно, говорит мало, но с головой у него все в порядке.

На острове люди по-настоящему боятся безумия. В некоторых семьях оно передается по наследству, шальной ген, подобно тому как в закрытых общинах, где женятся между собой, чаще встречается шестипалость и гемофилия. Как говорят уссинцы — слишком много двоюродных милуется. Моя мать всегда говорила, что Жан Большой потому и выбрал девушку с материка.

Капуцина покачала головой.

— У него свои привычки, вот и все. К тому же в это время года всем нелегко. Дай ему немножко отдышаться.

Ах да. Праздник нашей святой. Когда я была ребенком, мы с отцом часто помогали красить заново ее нишу — в коралловый цвет с традиционным звездчатым рисунком — к ежегодному празднику. Саланцы суеверны. Да и как иначе; пускай уссинцы подсмеиваются над нашими поверьями и традициями. Но Ла Уссиньер прикрыт Ла Жете как щитом. Ла Уссиньер не находится в полной воле приливов. В Ле Салане море ближе к дому — приходится принимать меры, чтобы его умилостивить.

— Конечно, — сказала Капуцина, прерывая цепочку моих мыслей, — Жан Большой потерял в море куда больше многих. Да еще в день святой, так сказать, годовщина… Ну что ж, Мадо, тебе придется сделать ему скидку.

Я кивнула. Я знала эту историю — история была старая, случилась она в те годы, когда мои родители еще не поженились. Жили-были два брата, близкие друг другу, словно близнецы; даже имя одно на двоих, на островной манер. Но Жан Маленький утонул в возрасте двадцати трех лет — бессмысленно, утопился из-за какой-то девушки. По-видимому, родне удалось убедить отца Альбана, что это был несчастный случай на рыбной ловле. Время и частый пересказ смягчили эту душераздирающую историю; теперь мне трудно было поверить, что по прошествии тридцати лет мой отец все еще винит себя. Но я видела надгробие — цельный кусок островного гранита — за Ла Гулю, на кладбище Ла Буш, где хоронят саланцев.

Жан-Марэн Прато

1949–1972

Любимый брат