Читать книгу "Храни меня, любовь - Светлана Полякова"

У Тони любовника не было вообще, папа был инженером когда-то, потом пенсионером, а теперь и вовсе его не стало, а бывший муж работал охранником в какой-то мелкой фирме и все деньги пропивал, а то, что оставалось, тратил на тупые отечественные детективы и такую же недалекую отечественную порнуху.

Так что не было у Тони никаких шансов в этой «солнечной стране» стать успешной и состоявшейся женщиной. Обдумав все это, Тоня и сама удивилась, когда обнаружила, что от осознания данного неоспоримого факта у нее вдруг улучшилось настроение и на губах появилась улыбка.

«Да я просто и не хочу ей быть, — призналась она себе в полном восторге. — Не хочу я быть этой самой скучной, высокомерной, лакированной успешной тетехой! Вот и все…»

Грустное настроение еще плескалось где-то глубоко, на самом дне души, но Тоня уже словно птичка расправила крылья и спину выпрямила, сама удивляясь этому внезапному состоянию свободы и радости, посетившему ее в тот момент, когда она поняла, что ее вполне устраивает собственная судьба. И сама Тоня саму себя вполне устраивает.

А то, что люди в ней нуждаются, — так это же хорошо!

Это очень хорошо, повторила про себя Тоня, улыбаясь первой посетительнице — «успешной» и «состоявшейся», с усталым и надменным лицом. Тоне стало ее так жалко, когда та подбирала себе крем для снятия макияжа, и Тоня выбрала для нее самое лучшее, что было, и вздохнула ей вслед сострадательно. «Бедняжка, — подумала Тоня. — Сохранить здоровую кожу при таком слое косметики практически невозможно… Она ведь меня старше-то всего года на два, а выглядит, будто старше меня лет на двадцать…»

Так начался ее рабочий день, и уже через час она совсем забыла и о своих неудачах, и о Шерри, балдеющей перед телевизором в Тонин выходной день, и про все, что омрачало ей жизнь, потому что Тоне эта самая жизнь очень нравилась. Даже когда жить было трудно и казалось, что она Тоне в тягость только и никакого будущего у Тони нет, она все равно ее любила.

В конце концов, как говаривал тот же Тонин приятель Женька, безответная любовь всегда самая сильная.

«И получается, что вся моя жизнь — это сгусток сильных чувств, — мрачно усмехнулась про себя Тоня. — Или меня безответно любят, или я. Правда, я-то чаще люблю безответно».

И вспомнила вычитанное в каком-то гламурном журнале слово, мрачно уставилась в потолок и протянула:

— Ка-а-а-арма такая…

Шерри к тому времени уже устала смотреть телевизор. Она сделала то, чего делать не любила. Она задумалась о своей жизни.

Сначала-то она подумала о Бравине, который почему-то вчера не пришел. И не позвонил. Обычно он всегда ей звонил, умолял его простить, и Шерри прощала. Кстати, прощала она Бравина всегда с некоторой выгодой для себя. Результатами их совместных баталий были новые шубки, дорогая косметика, а один раз даже путевка в Анталию. Шерри даже разработала целую поведенческую тактику, чтобы безошибочно достигать желаемого.

Она даже хитренько провоцировала очередной скандал, когда понимала, что срочно нужен новый фен, например, или печка-микроволновка, или даже небольшой, но изящный несессер, увиденный ею в бутике.

Бравин был готов на любые подвиги, лишь бы Шерри его простила и вернулась. Так что и на сей раз Шерри была уверена, что все кончится тип-топ. Бравин три дня будет стоять на коленях, а потом Шерри начнет проявлять снисхождение. И вежливо намекнет, что очень хотела бы провести с ним пару недель на Средиземном море, потому что все их ссоры, на ее взгляд, происходят исключительно по той причине, что они последнее время отдалились друг от друга.

Причина была в отвратительной Эльке из соседнего отдела. Она, зараза такая, как раз вернулась из отпуска с гадким загаром, сияющая так, что у Шерри не оставалось никаких сомнений — эта барракуда сняла наконец-то дядьку побогаче Бравина.

Вот Шерри и решила, что им тоже пора съездить на это самое Средиземное море, и тогда Элька не будет проходить мимо с видом скучающей королевы Джиневры, загадочно мерцая улыбкой. Потому что она, Шерри, тоже будет стоять загорелая и красивая, гордая собой и состоявшейся удачной жизнью.

Впрочем, вчерашний скандал не был запланирован.

Шерри сразу загрустила, вспомнив его подробности. Мысль о награде пришла к ней ночью, когда она лежала, разглядывая черный потолок, с полными слез глазами, так и не дождавшись первого акта бравинского покаяния.

Это было как успокоительная таблетка перед сном. Подумав о море, Шерри стала успокаиваться, забывать о том, что произошло накануне, о том, что он так и не пришел и даже не соизволил позвонить…

Она видела только изумрудного оттенка воду, каких-то смуглых красавцев, щебечущих непонятные слова на птичьем языке и сверкающих ослепительными и обольстительными улыбками, низко над волнами кружащих альбатросов, и отовсюду — музыка Адриано Челентано и Тото Кутуньо… Этот удивительный мир так был заманчив и прекрасен, что Шерри с удовольствием бы там и осталась на всю жизнь, но она прекрасно понимала, что это только мечты, грезы, она заснет — и проснется в Тониной квартире, ожидая звонка Бравина, а потом все повторится…

Слава богу, она заснула, не успев додумать соцреалистические мысли. Они вернулись утром, после очередного конца какой-то серии, а следующим номером телепрограммы был уже отечественный сериал с озабоченными героями и странными девами с внешностью проституток. «На хрена ж мне смотреть про то, что я и так постоянно могу видеть», — подумала Шерри, щелкая пультиком в надежде найти что-нибудь еще. Она посмотрела про жизнь львиного прайда, но ей быстро это прискучило, потом послушала ток-шоу, где обсуждали идиотскую проблему трансвеститов, что тоже ее мало заинтересовало, и в конце концов выключила телевизор. Оставшись в тишине, она страшно затосковала.

«Так грустно, что хочется курить», — вспомнила она слова из дурацкой песенки, усмехнулась и отправилась на кухню, где сварила себе остатки Тониного кофе и закурила сигарету.

Бравин так и не позвонил.

Значит, все вчерашнее было правдой.

Шерри потрогала синяк под глазом, помешала ложечкой кофе, и ей стало так тоскливо, словно у нее закончилась внезапно жизнь.

— Все правда, — повторила она голосом безнадежно больного человека, которому сообщили, что недуг его смертелен, и горько заплакала.

Велосипед был лучше ног и лучше машины. В этом Дима был свято уверен. Остановившись перед неказистой хрущобой, Дима втащил его вверх по ступенькам и открыл дверь.

После того как у него два раза подряд сперли велик, он предпочитал оставлять его под надежным взглядом охранника.

За охрану приходилось расплачиваться то пивом, то новой компьютерной игрой, но это ничего. Куда хуже постоянно тратить деньги на новые велики.

Сегодня дежурил Василий, любитель компьютерных игр.

— Здорово, — обрадованно приветствовал он Диму, алчно взирая на велосипед.

— Привет, — ответил Дима и достал из сумки новую версию «Фарграй».