Читать книгу "Война 2020. Поле битвы - Россия! - Ральф Питерс"

Остальное человечество ничуть не обеспокоилось. На границах пораженных болезнью стран силами международных организаций установили карантин. Эпидемия стала всего-навсего еще одной проблемой Африки.

В Уганде и Кении болезнь прозвали «огненной лихорадкой» из-за шрамов, похожих на ожоги, которые оставались на коже выживших счастливцев. Но вскоре у нее появилось цивилизованное название, когда сэр Филипп Рансиман сумел выделить в лаборатории в Момбасе новый, ни на что не похожий вирус. Болезнь Рансимана ухитрилась сочетать свойства и высокий уровень смертности, характерные для вирусных заболеваний, с симптомами, типичными для бактериальных инфекций. Первичные ее признаки действительно напоминали холеру, в частности быстрое обезвоживание организма из-за постоянного поноса и тошноты, однако одновременно поражалась и нервная система, а это отмечалось впервые. Болезнь быстро переходила в следующую стадию, когда кожа высыхала, а тело покрывалось бесцветными пятнами.

В то же время в худших случаях начинал разлагаться мозг, что причиняло жертве мучительную боль и, как правило, приводило к летальному исходу. Заболевших ждало одно из трех: смерть, наступавшая при отсутствии лечения в восьмидесяти пяти случаях из ста; жизнь с пораженным мозгом и полной или частичной потерей контроля над основными функциями тела и, наконец, выздоровление, при котором счастливцы отделывались только изуродованной внешностью.

Вопрос, связанный с болезнью Рансимана, возникал во время спешной подготовки к высадке в Заир наряду со многими другими, волновавшими Комитет начальников штабов. Но правительство считало, что сроки поджимают, существовала опасность еще одного контрзаговора в Киншасе, который придал бы вид законности южноафриканской оккупации Шабы. И к тому же госдепартамент заверил президента и Совет национальной безопасности в том, что правящая Великая Демократическая Партия Заира предоставила гарантии полного отсутствия признаков заболевания в районе среднего и нижнего течения реки Заир (Конго), равно как и в Южном Заире. И уж конечно в провинции Шаба.

Вдобавок пришла телеграмма от посла США в Заире, где он утверждал, что национальные интересы и репутация Соединенных Штатов находятся под угрозой и, хотя действительно имеются сообщения об отдельных случаях болезни Рансимана в отдаленных уголках страны, это заболевание, при условии принятия разумных мер предосторожности, не будет представлять реальной опасности для американских военнослужащих.

Армия США начала высадку.

Госдепартамент выработал специальное соглашение с правительством Заира с целью «облегчить эффективное и недестабилизирующее размещение войск США», согласно которому указанным войскам надлежало оставаться в пределах строго ограниченной территории вблизи аэропорта Киншасы вплоть до их последующей передислокации в провинцию Шаба. Представитель госдепартамента сообщил прессе, что соглашение имело целью исключить видимость американской агрессии против Заира и всякую возможность недопустимого вмешательства во внутренние дела данного государства. Но американским военнослужащим не понадобилось много времени после прибытия, чтобы понять истинную причину вводимых ограничений.

В трущобах Киншасы свирепствовала эпидемия. Положение оказалось настолько тяжелым, что, получив приказ вывозить тела погибших от болезни, заирские военные взбунтовались. Окраины столицы напоминали картины глубокого средневековья.

Командование десанта немедленно доложило о сложившемся положении. Но царивший в армии и правительстве дух сознания своей миссии и ответственности не поколебался. Не поддаваясь панике, штаб Восемнадцатого воздушно-десантного корпуса и командование передовыми частями ВВС США в Африке приняли меры для обеспечения строжайшего карантина.

Да, разумеется, приходилось делать исключения. Командиры и штабные офицеры не могли не встречаться со своими заирскими коллегами, американским и местным авиадиспетчерам приходилось работать бок о бок, отбросы надлежало вывозить за пределы аэропорта, а старшие офицеры имели светские обязанности, которые невозможно было игнорировать, смертельно тем самым не обидев местное начальство.

И к тому моменту, когда армия США с ревом и грохотом начала переброску в район, являвшийся предметом споров, всем уже стало очевидно, что болезнь Рансимана, или БР, как быстро обозвали ее солдаты, была не только болезнью африканской бедноты.

Тем не менее операция проходила достаточно успешно. Вторая бригада Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии блестяще осуществила переброску в степной район под Колвези, город в центре провинции Шаба. Американцы обнаружили, что южноафриканцы оставили город, предварительно предав его огню. Парашютисты быстро подготовили обширный плацдарм для высадки десанта. Вскоре на нем начала садиться вторая волна транспортных самолетов.

Южноафриканцы и пальцем не шевельнули, чтобы помешать операции. Даже их местоположение не удалось обнаружить. Похоже, они передумали сражаться и эвакуировались из провинции.

Дальнейшее продвижение армии США продолжалось, напоминая теперь скорее учебные занятия по отработке материально-технического обеспечения войск в сложной обстановке. На месте действия – в Шабе, в штабе корпуса в Киншасе и в Вашингтоне воцарился дух торжества. Было решено, что американские силы останутся в Заире на срок, достаточный для того, чтобы расставить все точки над "i" и чтобы их безусловная поддержка нынешнего заирского правительства стала очевидной для всех заинтересованных сторон.

Когда к Тейлору вернулось сознание, он не смог удержать крик боли. В затылке стучало так сильно, что было больно дышать, двигаться, даже лежать неподвижно. Глаза его саднили, будто его долго колотили кулаками, обсыпанными перцем, а голова казалась слишком большой для стягивавшего ее летного шлема. Через некоторое время он понял, что у него к тому же сильно болит спина и что лучше не шевелиться вовсе.

Но он начал двигаться. Точнее даже, он вскочил как безумный, при мысли о том, что вертолет, возможно, горит. Он рывком освободился от ремней безопасности, с криком вывалился из кабины, словно охваченный паникой ребенок.

Он зацепился за борт вертолета и упал лицом вниз. Под его весом остатки корпуса вертолета задрожали. Он отчаянно дернулся, пытаясь освободиться, на миг ему даже показалось, что он тянет за собой обломки машины. Наконец материал летного комбинезона поддался, и острая зазубрина впилась в ногу. Ему почудилось, что вся боль мира вылилась на него одного, и он сжался в комочек, тихо скуля, хотя ему казалось, что он кричит в голос, все еще в любой момент ожидая смерти.

Пламени не было. Изуродованный корпус вертолета ровно стоял посреди полегшей травы, с пушкой, торчащей, как заусенец, прижавшись мордой к карликовому деревцу с листьями, жесткими словно сухая кожа. Хвостовая часть отвалилась, а лопасти винта походили на сломанные пальцы. Многоцелевых ракет не было – возможно, в последний момент их все же запустили либо их сорвало, когда машину протащило через заросли кустарника. Тейлор настолько поразился тому, что он жив, не обгорел и что его вертолет выглядел после падения так, как ему и полагалось, что прошло довольно много времени, прежде чем он вспомнил о бортстрелке.