Читать книгу "Работа над ошибками - Андрей Буторин"

Сначала, когда Пашка подвел дядю к кострищу и, остановясь в безопасном отдалении, сказал: «Вот», Алексей не сразу понял, что же значит это «вот». Но, подойдя к потухшим углям ближе, он заметил среди них, ближе к краю костра нечто, что сначала он принял за большую головешку. Однако, приглядевшись, Алексей вздрогнул и даже попятился: прямо на него из нетронутой огнем стороны «головешки» смотрел светло-сиреневый глаз!

Алексей подобрал валяющуюся рядом ветку и осторожно перевернул ужасную находку. С другой стороны круглый предмет пострадал меньше. Теперь Алексей и сам видел, что это действительно голова. Но что это была за голова! Какое исчадие ада могло носить ее на своих плечах?!

Со стороны, не тронутой огнем, голову покрывала бугристая, серая кожа. Ее бесформенные складки напоминали слоеное тесто, только замешенное не из муки, а из влажной, сочащейся серой глины. Некое подобие мягкого носа, скорее — хобота, свисало до грубо вырезанного отверстия рта, в котором не было видно зубов, зато, казалось, было штук десять отвратительно толстых, сизых языков, напоминающих кишки, наполненные дерьмом. Один глаз — на стороне, попавшей в огонь, — вытек и запекся отвратительной желто-фиолетовой коркой. Другой же глаз был словно не посажен в глазницу, а выпирал прямо из мерзкой морды и имел размер и форму половинки куриного яйца, разрезанного поперек. Но он был светло-сиреневым, с пурпурным зрачком, и, если бы не знать, что это глаз и не видеть всего остального, можно бы было принять его за отшлифованный аметист и даже залюбоваться его красотой. Но сейчас он вызывал этим еще большее отвращение!

Голова была полностью лысой, только сверху, вдоль черепа, толстая складка кожи образовывала безобразный гребень, лохматящийся по краю подобием нарывов и корост.

Алексей еще пошевелил веткой, повернув к себе голову разрезом на шее. Он был удивительно ровным и гладким, словно сделанный остро отточенной огромной бритвой. Зеленовато-бурая кровь запеклась на срезе, матово поблескивая.

И еще — от страшной находки не менее страшно воняло! Запах был столь нестерпимым, что, вкупе с самим видом чудовищной головы, вызвал-таки у Алексея непреодолимый приступ рвоты.

Отдышавшись вдали от кострища и придя немного в себя, Алексей сказал:

— Пашка, ты говорил, что были еще пальцы…

— Были, там — в траве! — Павел ткнул пальцем куда-то за кострище, но подходить ближе не стал.

— Ладно, все равно надо этот «подарочек» забрать, — сказал Алексей. — Есть какой-нибудь пакет?

— Там, где пальцы, должна быть наша сумка, — удивленно сказал Павел и переспросил: — Вы хотите это забрать? Зачем?!

— Ты что, не понимаешь, что это сенсация?! — воскликнул Алексей. — Да это для науки почище находки австралопитека! Это же вообще нечто невообразимое! — В Алексее проснулся журналист. Он быстро пошел в сторону костра, зажав нос пальцами.

За кострищем он действительно нашел матерчатую сумку с остатками продуктов, лежащую в траве. Но сколько он ни прочесывал эту траву вокруг сумки, в радиусе, наверное, метров трех, если не больше, — ничего, даже отдаленно напоминающее пальцы, не нашел.

— Может, они в землю зарылись? — предположил подошедший поближе Пашка. — Они как червяки ползали!

— Скорее — их птицы склевали! — ответил Алексей. — Хотя, как можно клевать такую гадость?!

В итоге он закатил все той же веткой голову неизвестного чудовища в сумку, осторожно, или скорее — брезгливо, взял ее в руку и сказал:

— А теперь, Паша, ищи крапиву.

— Это еще зачем? — удивился Пашка.

— Ты знаешь, что опытные рыбаки в жаркую погоду заворачивают рыбу в крапиву, чтобы она дольше не портилась?

— Нет, — ответил Пашка.

— Так вот — знай! У нас, конечно, не рыба, но я думаю: хуже не будет! А то вон как солнышко печет, а наша «рыбка» и без того воняет, как протухший слон!

Пригнав коров в село и загнав тети Верину Зорьку в родной хлев, Алексей с Пашкой зашли в избу. Тетя Вера уже переоделась, чтобы идти кормить и доить корову.

— Что с Лизой? — первым делом спросил Алексей.

— Тише ты! — шепотом «прикрикнула» на него тетя Вера. — Спит Лиза! Агния сказала: испуг был у ней сильный. Теперь все нормально будет, заговорила ее Агния и травки выпить дала. Спит теперь Лиза, не будите!

«Опять травка, — невольно подумал Алексей. — Как все-таки много смыслов у такого простого слова!»

— И чего ее так напугало? — пожала плечами женщина, продолжая собираться в хлев. — Колька ерунду какую-то про голову отрубленную треплет! Что там было-то, Пашка? — обратилась она к внуку.

Алексей заранее договорился с Пашкой, что правду они пока рассказывать не будут, чтобы не напугать пожилую женщину и вообще не посеять раньше времени паники и слухов на селе. Хотя, похоже, слухи уже распространились, хотя бы от того же Кольки. Поэтому он не дал ответить племяннику, а сказал сам, шепотом:

— Тетя Вера, что там случилось, пока непонятно. Тут бы ученые нужны… Не подскажете, кстати, где можно похранить в холоде одну очень вонючую и скоропортящуюся вещь?

— Что еще за вещь? Рыбы что ль наловил? Так ложи в холодильник!

— Нет, не рыбу… — Алексей решил не пугать пока тетку страшной находкой. — Так, экспонат один, для науки очень важный. Но он воняет — жуть! В холодильник его нельзя.

— Ну, не знаю тогда. — Тетя Вера задумалась. — В погребе — холодно, но тебе ведь, поди, не такой холод, тебе лед нужен?

— Да, лучше бы лед! — кивнул Алексей.

— Не знаю… У Митрича погреб глубокий, с ледником. Только он, пьяница старый, без бутылки не пустит!

— Да хоть две бутылки! — обрадовался Алексей, но тут же вспомнил, что отдал деньги тете Вере, а она уже подозрительно нахмурила брови.

— Опять тоску заливать собрался? — вздохнула тетка.

Пожилая женщина, много повидавшая и пережившая на своем веку, не любила и не умела хитрить и лукавить. Она очень жалела своего племянника и понимала его. Но сколько раз она уже видела в жизни, как горе ломало и не таких мужиков. Горе и водка. Правда, она видела и то, что Алексей перестал тянуться к бутылке постоянно, как к единственной панацее. Но он и вообще стал каким-то другим в последнее дни. Он словно бы успокоился. Но она-то видела, что спокойствие это — кажущееся, что боль его никуда не ушла, а лишь спряталась внутрь. И тень какого-то решения, как соломонова печать проступила в эти дни на лице Алексея. Нехорошего решения, это Вера Васильевна чувствовала всем своим женским сердцем! Уж лучше бы пил да плакал. Может, действительно — напьется, да выбросит из головы то худое, что в ней сейчас бродит?

Тетя Вера скрылась на минутку в своей спаленке и вернулась с деньгами в руке.

— На держи. Да смотри, Митрич хоть и старый, а любого молодого перепьет! За ним не гонись, а то свалишься!