Читать книгу "Рабыня Гора - Джон Норман"

Я следила за ними, не в силах отвести расширенных от ужаса глаз. Бой шел яростный, жестокий. От них до меня — меньше фута.

Я застонала.

То пятятся, то наступают, стремительно бросаются вперед.

Да что же они за люди? Таких мне доселе встречать не приходилось. Почему не бросятся наутек от этих смертоносных клинков? Почему не спасутся бегством? Почему накидываются друг на друга, бьются не на жизнь, а на смерть? Как я боялась таких, да и теперь боюсь! И что перед лицом таких мужчин остается женщине? Только стоять на коленях.

И вот один из них с хрипом отступил, повернулся и упал в траву на колени, потом на бок. Истекая кровью, уронил кинжал, прижал к животу руки, согнулся вдвое, скорчился отболи.

Чужак отступил на шаг, с кинжала стекала кровь. Взглянул на второго, бородатого.

Тот поднял щит, подхватил копье.

— Кейджера канджелн! — провозгласил он.

— Кейджера канджелн, — повторил черноволосый. Чтобы выдернуть копье, подошел к пробитому щиту человека, с которым мгновение назад делил радость битвы. Поверженный враг, скорчившись, лежал на траве. С нижней губы сочилась кровь — он прокусил ее, стараясь не кричать от боли. Руки вцепились в алую ткань окровавленной туники, комкают, мнут ее у наполовину перерезанного ремня. Трава вокруг залита кровью.

Чужак нагнулся к пробитому копьем щиту, и в то же мгновение на него, подняв копье, с ужасающим криком бросился бородач.

Я не успела ни двинуться, ни испугаться, а черноволосый уже стремительно откатился в сторону и тут же вскочил на ноги, приготовившись к бою. С моих губ слетел крик отчаяния — копье бородатого просвистело у самого шлема чужака. К пробитому щиту и застрявшему в нем копью тот возвращаться не стал. Казалось, впервые благодушие оставило его. Копье бородатого торчало в траве. Наконечник и основание древка глубоко вошли в дерн. Промахнувшись и лишившись копья, бородатый тут же вытащил из ножен меч и теперь, смертельно бледный, глядел на чужака. Но черноволосый не бросился на него. Он ждал, готовый к схватке. Наконец махнул клинком, показывая, что можно начинать.

С яростным криком, прикрывшись щитом, держа меч наперевес, бородач кинулся вперед. Но чужак увернулся. Еще дважды бросался бородач в атаку, но каждый раз черноволосый оказывался вовсе не там, куда противник направлял удар. В четвертый раз он оказался за спиной бородатого, чуть слева. Под мышкой он держал меч. Бородач замер, белый как полотно. Короткое движение меча — и черноволосый отступил назад. С руки бородатого соскользнул щит. Держащие щит на руке ремни оказались перерезаны. Щит упал на ребро, покатился, замер — огромный, круглый — и опрокинулся внутренней вогнутой поверхностью вверх. По краям болтались перерезанные ремни.

Соперники встали лицом к лицу, и схватка возобновилась. Вот теперь-то я по-настоящему увидела, как искусен в бою черноволосый. До этого с первым соперником он дрался, казалось, на равных. Движения молниеносны, но выверены; удары точны и аккуратны, чувствуется, что к противнику он относился с уважением, но не давал ощутить полную силу своего клинка. И вот теперь пустил в ход все свое невероятное, поразительное искусство — клинок так и мелькал в его руках смертоносной стальной молнией. Объятый ужасом раненый, приподнявшись на локте, не верил своим глазам. Как же его не убили? Теперь, лежа на окровавленной траве, он понял — ему даровали жизнь. Чужак всего лишь снисходительно играл с побледневшим, спотыкающимся бородачом, который несколько минут назад готов был перерезать мне горло. Стоя на коленях, перепуганная, связанная, я ликовала: незнакомец на голову превосходил этих двоих. Четыре раза одолевал он противника, четыре раза приставлял клинок к его груди или горлу — и не убивал. Оттеснил бородача к его же валяющемуся в траве щиту, с криком толкнул назад, и тот, потеряв равновесие, упал навзничь прямо на щит и лежал теперь у ног чужака. Тот еще раз приставил к его горлу кинжал, потом презрительно отошел. Кое-как собравшись с силами, бородатый встал на ноги. Черноволосый снова приготовился к бою.

Бородач швырнул кинжал в сторону. Тот по рукоятку ушел в землю.

Не двигаясь с места, бородатый смотрел на победителя.

Незнакомец убрал свой кинжал в ножны. Бородач снял с плеча ремень вместе с висящим на нем оружием, бросил на землю и заковылял к своему приятелю. Снял ремень и с него. Пытаясь остановить кровотечение, тот зажимал рану промокшей насквозь туникой. Бородатый помог ему подняться на ноги, раненый оперся на его плечо, и вместе они побрели прочь.

Незнакомец смотрел им вслед, пока парочка не исчезла вдали.

Потом вытащил из щита копье, воткнул в дерн острием. Кажется, оружие цело. Пристроил на него щит.

И лишь потом повернулся ко мне.

Я стояла на коленях в центре очерченного острием копья круга. Обнаженная. Крепко связанная. В чужом, чуждом мне мире.

Он неторопливо приближался. Я испугалась. И вот он стоит передо мной.

Так страшно мне еще не было. Мы одни, абсолютно одни.

Он взглянул на меня. Я уткнулась головой в траву у его ног. Он не двигался. Беспомощная, испуганная, я ощущала его молчаливое присутствие. Ждала: заговорит, что-нибудь скажет. Должен же он понимать, как мне страшно! Ведь видит — я связана, беззащитна. Я ждала от него каких-то ласковых слов, дружелюбия, ободрения, внимания, чего-то, что уймет мои страхи. Но он не сказал ничего.

Я не смела поднять голову. Почему он молчит? Настоящий джентльмен давно бы уже сказал что-то утешительное, ободряющее, отвел бы глаза от моей наготы, поспешил бы помочь.

Он снял шлем. Положил на траву.

Рука его коснулась моих волос, не грубо, но небрежно и твердо — так треплют гриву лошади. Потом голову потянуло вверх и назад — и вот его правая рука у меня на колене, левой он держит меня за волосы, оттянув голову назад и пригибая к земле. Спина изогнута дугой. Больно. Испуганные глаза смотрят в небо. Теперь он принялся меня рассматривать. Что ж, я горжусь своей фигурой. Потом мужчина опрокинул меня на бок, выпрямил — видно, хотел рассмотреть во весь рост. Я лежала на правом боку. Он обошел меня кругом. Пнул пальцы ног — чтобы вытянулась прямее. Присел рядом. Вот его рука коснулась шеи. Большим пальцем он потер ссадину от ошейника — отчаянно пытаясь оторвать от скалы цепь, я поранилась. Прикосновение причинило боль. Но ссадина неглубокая. Ощупал плечо, предплечье, пальцы. Пошевелил их. Твердо провел руками по всему телу, повторяя его изгибы. Положил одну руку мне на спину, другую — на бок, подержал, прислушиваясь к дыханию. Ощупал бедро, согнул ноги, проверяя, как меняют очертания икры. Нет, джентльмены так себя не ведут. Никогда в жизни мужчины так со мной не обращались, так не ощупывали. Я просто уверена: на Земле ни один мужчина не позволит себе вот так прикоснуться к женщине. Он осматривал меня, как животное. Даже, повернув мою голову, засунул пальцы в рот, широко раскрыл его, проверяя зубы. Зубы у меня отличные — ровные, белые, некрупные. Есть две пломбы. На них он особого внимания не обратил. Как я позже узнала, ему уже доводилось видеть земных женщин. Именно по этой мелочи их здесь опознают. У жителей планеты Гор зубы портятся редко, почему — точно не знаю. Отчасти, конечно, из-за простой здоровой пищи, содержащей меньше сахара; отчасти, я думаю, свою роль тут играет и уровень цивилизации, ведь здесь ни детей, ни подростков не мучают порожденные беспокойством и чувством вины стрессы. У молодых горианцев, как и у молодых землян, есть трудности полового созревания, но здешняя цивилизация проста, и взросление здесь вовсе не обязательно сопровождается подспудной подозрительностью, чувством тревоги и неуверенности.