Читать книгу "Победить смертью храбрых. Мы не рабы! - Сергей Лапшин"

Это сейчас, вспоминая, можно сказать: бестолково они выскочили. От отчаяния. До самой штыковой мало кто добежал. Зато тогда впервые Терехов увидел тех, кто убивал его. Сосредоточенные пыльные лица под краем каски, короткие ухватистые карабины. Нападавшие слаженно приседали на колено, вскидывая оружие, и просто расстреливали бегущих на них красноармейцев. Косили из танковых пулеметов и ручных, залегая прямо на землю, в густую, сочную траву.

Терехов, с двумя пулями, выбившими из него дух, провалялся до ночи. Очнувшись в сумерках, кое-как перевязался и направился на восток, куда сотнями и тысячами отходили, бежали или слаженно отступали советские солдаты.

Потом он не раз видел лица врагов вплотную. Небритые, потные, со звериным оскалом или маской испуга, искривляющей неузнаваемо черты. Молодые, взрослые, с ответной ненавистью в глазах или страхом. Раззявленные в проклятье рты, искривленные губы, вымаливающие пощаду.

Что теперь делать с этой ненавистью? Выпестованной, дарующей волю и желание сражаться. Как переступить через нее, зная, что все, от чего спасал мир, исполнилось здесь, в этой действительности?

С другой стороны, укрепиться в деревне и ждать атаки? Отбиться от организованного, массированного штурма их подразделению не удастся. Защищаться означает автоматически приговорить к смерти всех, за кого он несет ответ.

И это даже не чаши весов. Терехов изучал оба варианта, мучительно просчитывал их в уме и понимал, что ни один не приемлем. Ни один.

Оттого, когда Свиридов вдруг так убежденно выразил свое мнение по Книппелю, решив впустить его на территорию, Терехов чуть не взорвался. Сдержался усилием воли и даже на встречу согласился, мысленно едва не вычеркнув лейтенанта из состава своей группы.

Вместе с тем капитан понимал, что не совсем прав. Кому-то все равно придется принимать решение. Если не может он, Терехов, значит, надо взять ответственность на себя другому. Свиридову?

Вроде бы забыто все, по умолчанию исключено право на воспоминания, но помимо воли сразу же всплыло прошлое лейтенанта. Служил немцам и теперь, похоже, хочет вернуться к своим хозяевам. Сколько волка ни корми… Это были первые мысли. И они заглушали голос разума, твердивший, что лейтенант всего лишь хочет вывести их из-под удара, желает найти путь к спасению группы.

Так напрямую, жестко и убежденно, обвинить в измене Терехов не решился. Сам себе он не боялся признаться, что разброд и шатания в голове могут привести к печальным последствиям. Скоропалительные выводы были бы сейчас лишними. Впрочем, как и излишнее промедление. Капитан собирался выслушать немца, посмотреть на поведение Свиридова, на его предложения, а потом рассудить, как оно на самом деле. Это же сразу будет видно – кто и что задумал.

Привлечь к разговору взятого мальчишку капитана заставили все те же размышления. Не исключено, что парень – подсылок и столь скорый визит подозрительно осведомленного Книппеля связан именно с ним. Вполне вероятно, что именно немец и подкинул соглядатая.

Терехову нужно было взглянуть в глаза всем фигурантам его мысленных комбинаций. Капитан был уверен, что сумеет отличить ложь от правды.

К сожалению, состоявшаяся беседа не дала ответа ни на один из волновавших Терехова вопросов. Примерно такой реакции он и ожидал от Свиридова и от мальчишки. Предполагал их полное и безоговорочное согласие с предложением немца. Парадокс же заключался в том, что осознание этого факта не рассердило Терехова и не заставило бросить обвинения в их адрес. Резкая вспышка гнева на Свиридова так и осталась единственным упреком. Капитан был в тупике. Собственного решения он не имел, а согласиться с предложенным Книппелем был не в силах.

Нельсон

– Что ж, считаешь, это место будет очень нужно тому Штайнеру? – подвел итог моим словам Свиридов.

– Оно нужно всем, – еще больше конкретизировал я, – сидеть здесь и ждать у моря погоды равносильно самоубийству.

Свиридов, выслушав меня, повернулся к Терехову. Капитан, задумчиво кинув взгляд на нас обоих, опустился на стул. Положил ладонь на столешницу. Пальцы ритмично забарабанили по столу.

Честно говоря, я колебаний Терехова не понимал. Нет, ясное дело – служить немцам не хочется. Это и мне было противно, откровенно-то говоря. Но ведь выхода нет! Мы тут не в «Поле чудес» перед двумя шкатулками, а перед лицом вполне определенной опасности.

К тому же не исключено, что служение этому самому Йозефу обернется фикцией. Вернее, очень даже вероятно. Сами посудите: можно ли заставить работать на себя полноценный и мощный боевой отряд? На мой взгляд – утопично. Даже если взять одну половину в заложники, а другую отправить на задание, ничего не выйдет. Да и из слов немца я понял, что речь идет именно о полноценном боевом сотрудничестве, а не о простом подчинении.

Что же, выходит, тогда сдерживало Терехова? Всего лишь внешняя оболочка, так сказать, заявленный статус, не более того. Неужели это столь важно, чтобы сделать выбор в пользу заранее обреченного на провал сражения с немецкой ордой?

Ну ладно, положим, я действительно чего-то не понимаю. Возьмем за основу, что на любые контакты с немцами наложен запрет. В таком случае, как ни прискорбно это сознавать, оставаться в Лебедях мне незачем. Я, конечно, благодарен за спасение, однако у меня есть для чего жить. Мне нужно вытащить Бона. И погибать ради принципов, которые не разделяю, я не собирался. Глядя на капитана, уставившегося в окно и задумчиво хмурившего брови, оставалось только утверждаться в собственных мыслях.

Молчание затягивалось. Свиридов не торопил Терехова, терпеливо ожидая его решения. Я, не собираясь влезать, также смирился с тишиной. В конце концов, каждый имеет право на выбор. Если позиция Терехова и его подчиненных будет меня устраивать, я примкну к ним. Если же капитан продолжит упорствовать, буду вынужден уйти. Мне как минимум следует разобраться в ситуации с Боном, вытащить его из цепких лап немецкого концерна. Как именно это произойдет, пока не знаю. В настоящий момент я принял решение и отказываться от него не собирался. Бон являлся моим другом, и о том, чтобы оставить его без помощи, даже не попытавшись спасти, и речи не было.

Признаюсь, тут я очень рассчитывал на команду Терехова. Это был бы действенный довод с моей стороны – почти два десятка отлично вооруженных и обученных бойцов, с которыми меня роднило нечто большее, чем просто национальность.

– Лейтенант, – не отрывая взгляда от окна, произнес в тишину Терехов. – Что ты предлагаешь?

– Думаю, нужно соглашаться, – убежденно отозвался Свиридов, – на своих условиях. С сохранением полной самостоятельности. Ну, насколько это возможно. Важно остаться подразделением, с оружием. И держаться вместе. Без этого – никак.

Снова молчание. Короткое, тягостное, напряженное. Я чувствовал, как вибрирует натянутой струной нетерпение. Пожалуй, согласится. Ну не дебил же он! Должен согласиться, понять, что расклад такой выпал и биться лбом об стену сейчас бессмысленно. Я даже пальцы скрестил за спиной. Украдкой, на счастье.