Читать книгу "Я из тех, кто вернулся - Геннадий Васильев"

Сержант Богунов выкинул из окопа вещмешок и перевалился через бруствер. Рыжеватые кудри в крошках земли выбились из-под шапки, разбежались по сержантскому лицу веснушки, пятная бычью шею на крупных плечах. Насмешливые глаза сержанта блестели васильковым огнем.

– Что, салаги, разлеглись, как у тещи на именинах? – загрохотал его язвительный голос. – Хорош давить на харю… Эй, голь перекатная! Собирай тряхомуть, пеньюары-аксессуары… Что за хреновина? – Богунов пнул ногой пустую консервную банку. – Вот вам, пожалуйста, авангард файзабадского полка. Уже сожрали трехдневный паек без остатка. Отлежали бока… Выдрыхлись… И это – штурмовая гордость сороковой армии. Э-эх, братишки… Знаете, что у вас на рожах написано? Лучше переесть, чем недоспать…

Солдаты шульгинской группы с ворчанием и улыбками вылезали из окопов на пашню. Отряхивали бушлаты от налипшей глины. Растирали занемевшие в окопе колени. Уже не пели над ними пули, не взвизгивали осколки над рыжими бороздами, не вздрагивала от взрывов земля. Банда была сметена с противоположной высоты лавиной дивизионного огня, и остатки банды панически бежали на другие, далекие от них укрепления. И выглянуло ласковое вроде бы солнце, согревая оставшихся в живых. Вытянулись парни на мягкой земле, разминая суставы.

– Поднимаемся, ребятки, – сказал Шульгин. – Хватит жизни радоваться. Идем собирать погибших. Скоро придет «Черный тюльпан» за телами…

– Какие уж там тела? – вздохнул кто-то из солдат. – Месиво…

Повисла неловкая тишина.

И в этой напряженной тишине молчаливо собралась вся шульгинская группа, потянулась цепочкой за сержантом Богуновым в сторону недавней трагедии – черному кругу выжженной земли с останками взорвавшегося вертолета.

Далеко за пределами этого страшного круга начали встречаться куски вертолетной обшивки, клочья обугленных кабелей, окровавленные лоскуты одежды и то безымянное жуткое, что осталось от их боевых товарищей.

Богунов первым поднял с сырой распаренной земли что-то бесформенное, обгоревшее, измазанное кровью и глиной.

– Что же это? – дрогнули его губы. – Товарищ лейтенант, как же это?..

Сморщилось лицо этого обычно насмешливого сержанта. Тоской налились васильковые глаза.

Шульгин молчаливо раскатал на земле плащ-палатку. Заколол края шомполами, чтобы не слетала палатка под напорами ветра.

– Складываем все сюда, ребята. И старайтесь опознать хоть кого-нибудь. А то сами знаете, в «Черном тюльпане» не разбираются…

– Свалят в кучу, – подтвердил кто-то за спиной, – подсыплют песку в «цинки» – и получай, мама, часть братской могилы…

– Да уж… Как это матери сына на прощание не обнять? – вздохнул Матиевский, снайпер шульгинской группы, долговязый сухощавый парень. – Мне мать писала, если получит «цинк», гроб обязательно вскроет и меня на прощанье обнимет и расцелует. А тут что матери достанется?.. Вот сука – жизнь…

– А моя мать даже не знает, что я в Афганистане, – неожиданно сказал Осенев, маленький, едва достающий всем до плеча солдат.

Внешность у него была щуплая. От фамилии перешло ему редкое прозвище – Осина. Но чаще всего звали его Осенью.

– Ну, ты даешь! – удивился кто-то. – Тебе же домой скоро ехать, Осень!.. Дембель на носу. Что ж ты в письмах строчил два года?

– Что в голову приходило, то и писал. Не хотел, чтобы мама волновалась. Сердце у нее слабое, – Осенев махнул аккуратной ладошкой. – Если она вот такое месиво вместо меня получит – не жить ей больше…

Солдаты вздохнули и безрадостно разошлись собирать останки своих товарищей. Они приносили Шульгину обгоревшие части тел, и по каким-то едва понятным приметам складывались погибшие ребята для последнего своего свидания с матерями и отцами, неожиданно пережившими своих детей.

Медленно переваливаясь, подошел к палатке Касымов, рослый узбек, выбранный в группу пулеметчиком за его слоновью силу. Он нес на стволе пулемета что-то окровавленное, брезгливо отстранив от себя подальше. Подойдя, бросил на палатку небрежным шлепком, подтолкнул концом ствола, грязно выматерился.

Шульгин застыл в гневе. Он не успел ничего сказать, как рванулся к Касымову сержант Богунов и рывком приподнял грузного пулеметчика над землей. В следующую секунду Касымов ткнулся лицом в землю. Богунов прижал его тело коленом.

– Зарыл бы я тебя здесь, падлюка, – гневно захрипел голос сержанта. – Ты что?.. Совсем забурел, а-а?.. Что это тебе?.. Пареная говядина?.. Ты у меня сейчас всё просечёшь…

Солдаты окружили лежащего Касымова.

– Брось, Николай, – сказал потемневший лицом Осенев. – Этот тип в Ташкенте мясные туши рубил на рынке. Ему что погибшие, что говядина – все едино. Мясник…

Злобно сопящий Касымов наконец освободился от железной хватки сержанта. На измазанном лице яростно вспыхнули желтые глазки:

– Пошли вы все, да-а… Умные, да-а? Что им?.. – он махнул в сторону палатки. – Они же трупы, да… А Касымов – живой… Живой, да-а… Зачем грязные шматки? Какой разница, как зароют, где зароют? Кому легче, да-а?..

– А твоей матери легко будет получить фарш из десяти человек? – сказал Шульгин. – И откуда в тебе, Касымов, это?.. Неужели, действительно, не понимаешь? Ребята за нас головы сложили. Они теперь не просто трупы. Все это теперь для нас здесь! – Шульгин хлопнул ладонью по груди. – Понимаешь? Как можно не уважать останки погибших…

5

Поднялись от пашни вертолеты с узлами мокрых от крови плащ-палаток. Облетели вертушки поле боя в прощальном, траурном круге. Покачали шульгинской группе бортами. Прощай, «шурави»…

И перестала существовать штурмовая группа.

Солдаты шульгинского отряда присоединились к своим взводам. Сам Шульгин отправился искать командира роты.

«Метель» успела прочно окопаться на одной из высот.

На холмах свежевырытой земли блестели ружейным маслом стволы. Пахло гречневой кашей. Сыпался песок с брустверов на зеленые простыни плащ-палаток. И добродушные лица с брустверов приветствовали шульгинских ребят широчайшими улыбками.

– Пионерский привет мальчишам…

– Рады бачить гарних хлопцыв…

– Добро пожаловать к мамочке с папочкой…

– Богунову наше с кисточкой…

Шульгинских ребят хлопали по спинам, трепали за плечи, подталкивали, тянули за вещмешки. Бурно радовались оставшимся в живых, старались заполучить их в свои вырытые окопы. Многим хотелось удержать у себя Шульгина.

Шульгин обычно не закреплялся ни за одним взводом. Взводные офицеры не могли оторваться от личного состава взводов, а он как вольный человек мог остаться с любой группой. Обычно в боевых порядках он располагался с авангардом или возглавлял группу прикрытия. На привалах он мог остаться в любом окопе и везде принимался как желанный гость. Сейчас солдаты спорили из-за него, и он не успевал перекинуться словом с одними, как над рыхлым бруствером свисала очередная голова: