Читать книгу "Аферист его Высочества - Евгений Сухов"

* * *

Санкт-Петербург встретил Павла Ивановича нескончаемым моросящим дождем и мелкими лужами на мостовых. Николаевский вокзал был сер и мрачен. Ему, верно, не нравился дождь и мокрые люди, тоже серые и невеселые. Ванька с привокзальной биржи в негнущемся дождевике с капюшоном и жестяным нумером на спине быстрехонько домчал его от Знаменской площади до Сангальского сада на Лиговке, близ какового, поодаль от улицы, стоял небольшой двухэтажный особнячок с деревянным верхом и каменным низом. Здесь, по возвращении из Сибири, проживал один из бывших «валетов» – Константин Валентинович Плеханов.

Их было девять человек, коих по решению суда отправили в Западную Сибирь, в ссылку. Помимо Огонь-Догановского, Африканыча и самого «графа» – Павла Ивановича Давыдовского, на поселение были сосланы Верещагин и Эдмонд Массари – тот самый, что по собственному хотению женился на вдове-купчихе и предпочел сытую и спокойную жизнь неведению, ухарству и риску. А еще в Сибирь не по своей воле поехали разжалованный гусарский поручик Дмитриев; «переговорщик» Протопопов, способный уговорить любого и любую; один из основателей клуба «Червонные валеты», молодчик и женский баловень Каустов, про коих говорят «из молодых, да ранних», и Константин Плеханов. Было Константину Валентиновичу тогда двадцать восемь лет, и в Москве он, до ареста, служил помощником столоначальника Московского Сиротского суда и имел чин восьмого класса, то есть коллежского асессора. По суду помощник столоначальника был разжалован, лишен чинов и состояния, но за него сильно хлопотали его влиятельные дяди, и ему после окончания ссылки было разрешено проживание в обеих столицах. В Москву возвращаться было не резон, и Плеханов осел в Санкт-Петербурге. Один из дядей устроил его в Гербовое отделение Департамента герольдии Правительствующего Сената чиновником тринадцатого класса. Константин Валентинович снимал копии с дворянских родословных, писал дворянские акты и дипломы и сочинял гербы для новых дворян. Место было теплое и хлебное, потому как человек, получивший дворянство или проясняющий его, само собой разумеется, желал иметь дворянский диплом с гербом, доказывающий его права и привилегии. Причем диплом, составленный с его личными пожеланиями, равно как и герб. К примеру, герб с изображением рыцарских лат и шлема был более желаемым, нежели без оных; ну, а ежели ко всему прочему имелся бы и меч, то большего и желать было трудно. Посему за латы и шлем на гербе нужно было доплатить исполнителю герба весьма немалую сумму. Ну, а ежели на герб требовалась корона – речь уже могла идти о тысячах и тысячах рублей! Ведь корона на гербе означала то, что в роду имеющего таковой дворянина водились представители коронованных особ, то бишь короли, императоры, герцоги и великие князья. Что давало обладателю такого герба и диплома особые привилегии и немалые права.

Словом, помимо жалованья – надо сказать, весьма и весьма скромного, – Константин Валентинович имел довольно приличный побочный доход, складываемый из благодарственных сумм новоиспеченных дворян, проясняющих свою родословную. Таких чиновников, как Плеханов, в Гербовом отделении Департамента герольдии Сената было всего двое. Были в отделении еще, конечно, управляющий, секретарь отделения, два художника, библиотекарь и архивариус. Вот, собственно, и вся братия.

Управляющему, после того как прошение дворянина об изготовлении диплома и герба удовлетворялось общим собранием Департамента герольдии, предписывалось изготовление диплома и техническая разработка герба. Для чего Плеханов или второй чиновник, по фамилии Костливцев, собирали все необходимые сведения о дворянском роде просителя и характере его бывших и настоящих занятий. Тут от них зависело многое: сочтут ли они нужным учесть то-то и то-то или что-нибудь добавить. Зачастую по желанию просителя. За что и шла в их карманы благодарственная доплата.

Затем на основании собранных чиновниками материалов ими же составлялось описание герба, после чего художники Гербового отделения рисовали герб. Тот утверждался вначале на общем собрании Гербового отделения, затем герольдмейстером и уходил к министру юстиции. После чего попадал на стол к государю императору для высочайшего утверждения. Получивший утверждение герб передавался обратно министру юстиции, а тот передавал его герольдмейстеру для выдачи просителю. Дворянский диплом с гербом стоил просителю очень дорого, и не надо, очевидно, даже говорить, что по выдаче диплома с гербом, в котором были учтены пожелания просителя, чиновникам Гербового отделения снова перепадали внушительные благодарственные суммы.

Помимо непосредственных деяний по изготовлению дипломов, грамот, гербов и копий с родословных, на отделение возлагалась и обязанность разработки геральдической науки с желательной публикацией полученных исследований. А поскольку управляющий Гербовым отделением, статский советник Бернгард Карлович Кене, будучи сыном бременских музыкантов, был страстным нумизматом, но ни на грош не смыслил в геральдике, то наукой, по мере возможности, ума и знаний, занимались секретарь отделения и, опять-таки, Плеханов с Костливцевым.

За четыре с половиной года службы Константин Валентинович столь поднаторел в геральдических вопросах, что написал и опубликовал в журнале «Северное сияние» аналитическую статью на двухтомное издание «История родов русского дворянства» писателя и генеалога Петра Николаевича Петрова. Более того, он подверг критическому замечанию некий довольно сомнительный постулат Петрова касательно одной из ветвей князей Рюриковичей, в чем оказался прав и был поддержан учеными-историками Григоровичем и Виленским.

За это время Константин Валентинович перебрался из тринадцатого класса в девятый и не был намерен останавливаться на достигнутом. Ему вот-вот светило место секретаря и восьмой класс, то есть утраченный ранее чин коллежского асессора.

А еще в качестве приза Константин Валентинович прикупил симпатичный особнячок на Лиговке близ Сангальского сада и владел ценными бумагами, приносящими ему годовой доход в сумме семи тысяч рубликов, что было весьма недурственно, ежели учесть, что сам господин управляющий Гербовым отделением его высокородие Бернгард Карлович Кене имел годовое жалованье всего-то около трех тысяч рублей. Спрашивается: зачем ему, Константину Валентиновичу Плеханову, заниматься разного рода аферами и махинациями и подставлять свою лысеющую голову под плаху правосудия, то есть рисковать, когда он и так имеет все, что желает, причем без особых проблем? И денежки текут к нему хоть и не рекой, но зато никогда не ослабевающим ручейком.

Риск? Все очень просто: он надобен для натур юных и страстных. Или тех, кто душою не повзрослел, хотя телом давно не юн. А у него душа соответствует возрасту: тридцать шесть годочков с гаком. Возраст далеко уже не нежный, так сказать. И к риску и всяким резким телодвижениям, как в прямом, так и в переносном смыслах, не очень и склонный.

Так, ну или примерно так Константин Валентинович и высказался «графу» Давыдовскому, когда тот прибыл в особняк на Лиговке.

Поначалу они, конечно, пожали друг другу руки и даже обнялись – как-никак вместе кантовались в Сибири пять годочков, а до того, в бытность «Червонными валетами», проводили кое-какие совместные дела, – но после, в процессе разговора, стали отдаляться друг от друга с быстротой пущенной сильной рукой стрелы. Или пули. А еще лучше – молнии. И в конце беседы, еще до того, как Давыдовский ушел, громко хлопнув на прощание дверью, отдалились настолько, что стали совершенно чужими. Хуже того: они сделались врагами. Потому как друг, отказавший в помощи, не просто чужой человек, он становится врагом. Именно так думал Павел Иванович Давыдовский, топающий по набережной Лиговского канала неизвестно куда.