Читать книгу "Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов"

Похожие мысли пришли в голову Михальскому, когда он вместе с Гольцовым получал читательский билет в Ленинскую библиотеку.

— Ты не прав, — ответил Георгий. — Старые газеты — это пласты, составляющие историю. И в них надо выискивать ценную информацию как крупицы полезных ископаемых. Бери анкету. Заполняй и не умничай.

ПАВЛОВСКАЯ РЕФОРМА ПАВЛА ТКАЧЕВА

Непопулярность Ткачева в войсках дошла до того, что вместо почетного звания «дед», коим награждают особо уважаемых командиров, генерала армии Ткачева называют по имени, прибавляя слово «мерседес», за автомобиль, на котором он разъезжает.

Дмитрий Белугин

«Столичная молодежь», 22 марта 1994 года

В РОССИИ СУЩЕСТВУЕТ ВОЕННАЯ МАФИЯ

Наша российская армия скатывается в мир организованной преступности. Любопытная деталь: практически все дивизии, бригады и большинство полков, возвращающихся в Россию из Западной группы войск, тут же меняют свое командование. Несомненно, это идеальный способ замести следы.

Намеченная на 31 августа 1994 года директивой Д-29 министра обороны торжественная встреча командования ЗГВ напоминает Парад Победы 1945 года. Церемония на военном аэродроме Чкаловский. Затем — прием у российского руководства, трогательное возложение венков, передача боевых знамен. Будет израсходован не один миллион рублей. Почему-то от этого веет лицемерием.

Дмитрий Белугин

«Столичная молодежь», 30 июня 1994 года

А МЫ ИХ ТАНКАМИ ЗАКИДАЕМ

«СМ» стал известен факт одной весьма сомнительной сделки руководства Минобороны, которая держится в секрете. Некоторое время назад в результате странного соглашения МО Западная группа войск передала Турции около шести с половиной тысяч танков.

Дмитрий Белугин

«Столичная молодежь», 27 сентября 1994 года

— Какая фигня, — произнес Гольцов, переворачивая страницу. — И это называется компромат.

— Что именно? — поинтересовался Михальский.

— Он написал про шесть тысяч танков, проданных Турции. Да там всего тысячи четыре было… А ты нашел что-нибудь?

— Ничего такого, за что стоило бы убивать.

В зале был тусклый свет. От напряжения краснели глаза.

— Но кое-что интересное есть, — добавил Яцек. — Смотри, статья в «Столичной молодежи» за этот год: «Мифы и факты по делу Белугина».

Михальский указал пальцем нужный абзац и стал водить по строчкам.

— Читаю: «После убийства сыщики МВД вышли на человека, чье имя держится в секрете. Называют его «источник». Единственное, что о нем известно, — сотрудник военной контрразведки. Он заявил, что располагает информацией о причастности к убийству Дмитрия Белугина офицеров сорок пятого десантного полка. Офицер опасается за свою жизнь и потому отказывается выступить свидетелем». Как такую ерунду можно писать?

— Ты прав, очень странно.

— Еще не все. Читаю дальше: «Другой офицер ФСК беседовал с одним из подозреваемых десантников, когда тот еще был на свободе. Десантник в доверительной беседе признался, что участвовал в убийстве Белугина. Говорил, что дело надо замять. Что его предали. Офицер контрразведки так испугался за свою жизнь, что подал рапорт о беседе с большим опозданием». Каково?

— Бред.

— Полный бред.

Они говорили шепотом. Рядом никто не сидел. Те, кто был дальше, не могли слышать их разговора.

— Что-то не вяжется, — произнес Яцек, выбирая другую папку.

— Библиотека закрывается, прошу сдавать папки, — объявила миловидная девушка с темными волосами, падавшими до плеч.

Выйдя из библиотеки, они остановились возле своих машин, чтобы обменяться впечатлениями. Яцек сначала предложил сесть в машину, но Гольцов ответил, что на холоде мозги лучше работают.

— С фээсбэшниками полный бред, — сказал Михальский, когда они, спасаясь от ветра, встали за угол здания. — Не могу я представить особиста, который так боится за свою жизнь, что бежит жаловаться ментам. А потом просит: «Не раскрывайте меня, пожалуйста! Я расскажу все, что вы захотите»…

— Ты прав, что-то не вяжется.

— Не просто не вяжется. Это невозможно. Фээсбэшные агенты в милиции — это бывает. Но чтобы наоборот — никогда. Или взять того, который про десантника с опозданием сообщил… Любой оперативник каждый день пишет справку: где был, с кем разговаривал. Не знаю, как в милиции, а в госбезопасности с этим всегда строго было. Особист в тот же день заложил бы десантника. Рефлекторно. Я по себе это знаю.

— Я тоже обратил внимание, что против Бати очень много свидетелей из ФСБ. Почему они так ополчились на сорок пятый полк?

— Постой, я сейчас угадаю, о чем ты думаешь… — Михальский вытянул вперед руку, как это обычно делают провидцы в дешевых фильмах. — Белугина взорвали чекисты, а потом перевели стрелки на десантников. Так?

— Может быть. — Гольцов переступил с ноги на ногу.

— Не уподобляйся журналистам. Плохо кончишь. — Яцек выдохнул струю пара, чем сразу стал похож на дракона.

По тропинке мимо елочки прошли две девушки. Они посмотрели на мужчин и ускорили шаг.

— Девушки здесь красивые, — сказал Яцек. — А мне библиотекарша понравилась. Ты знаешь, как называется цвет ее волос? Дикая слива. И глаза как озера. Обожаю.

— По-моему, мы напугали ее.

— Это временно. После того как она заглянет в наши прекрасные души, то сразу влюбится. В обоих. Но предпочтет, конечно, меня. Не обижайся, товарищ.

— Я прощу. Но если будем болтать о пустяках, быстро замерзнем. Не май месяц. — Гольцов поежился. Холод медленно пробирался под дубленку. И передовые подразделения морозного воздуха уже искали проходы через вторую линию обороны — свитер.

— Болтать о другом мы пока не можем, — ответил Михальский. — Что у нас в плане оперативных мероприятий?

— Круг общения, друзья, знакомые, сослуживцы. Источники информации, — без особого энтузиазма произнес Георгий. — Но мы пока не готовы к поискам и встречам с этими людьми. У нас недостаточно информации.

— Видишь, сам все прекрасно понимаешь. — Михальский посмотрел в сторону рынка, от автобусной остановки к ним шла симпатичная женщина в норковой шубе. — Вот что я тебе скажу, Георгий. Мне кажется, мы в тупике, потому что с самого начала идем не туда.

— То есть?

— Пока две версии: Белугина убрали те, кому он мог навредить своими публикациями. Или те, кому он уже навредил. В любом случае мы узнаем, кто мог на него обижаться. Но разве это главное? Я не понимаю, зачем было убивать Белугина с такой помпой? Он же в Подмосковье жил. Проще простого: бросить под электричку. Налить в рот водки и бросить.

— Он не пил.

— Тогда зарезать ночью. А перед этим найти обколотого наркомана и вложить ему в руки нож. Красиво, эффективно, а главное — тихо.