Читать книгу "Телевидение - Олег Андреев"

— Минутку, доктор, — попросил Валера. — Последний вопрос. А встречный поезд шел в это время?

— А как же! Мы с Евдокимовым, это дружок мой, всегда в этой низинке встречаемся, хоть и не видим друг друга. Я туда лечу, он — оттуда. Я-то на этот раз “вылетел”, а он остался.

— Это точно?

— Куда уж точнее!.. Поезд-то его не вышел из тоннеля. И люди там…

— А много их в это время едет?

— Человек двадцать на вагон… Выходит, душ сто пятьдесят, не меньше…

— Значит, поезд Евдокимова?..

— Не успел Колян.., не успел, — скривил губы машинист и сморгнул слезу.

— Так, все! Пошли, пошли, товарищи следователи! — зашумел врач. — Теперь только завтра и с письменным предписанием приходите.

Мимо удивленного охранника к выходу прошагали два совершенно здоровых человека.

— Ну! Я же говорил, что Смирнов отличный врач! — прокричал он им вслед.

Москва

Когда Алина просыпалась, то, еще не открывая глаз, первым делом как бы невзначай трогала постель справа. И каждый раз ее сердце судорожно сжималось от страха, что место рядом может оказаться пустым.

— Да, малыш, — сонно отвечал голос Казанцева на прикосновение.

И у Алины снова сжималось сердце, но теперь уже от счастья: Саша никуда не делся.

Поднималась Шишкина тяжело. Она специально ставила будильник на полчаса раньше, но, имея запас, дремала и эти полчаса, и еще минут пятнадцать — двадцать, и тогда уже приходилось не просто вставать, а вскакивать, угорело носиться по квартире, ставя чайник, заваривая овсянку, кипятя бигуди, ища колготы и тушь для ресниц.

Алина постоянно не высыпалась. Но заставить себя накануне лечь пораньше тоже не могла. Часов до трех сидели они с Сашей у телевизора и не столько смотрели, сколько профессионально перемывали косточки ведущим, дикторам, режиссерам, операторам и дизайнерам. Редко бывало, когда передача или фильм увлекали их настолько, чтобы тот или другой не восклицал:

— Это панорама?! За это надо руки выдергивать!

— Кто ей этот костюмчик посоветовал?! Враг.

— Это не тема для передачи! Это сплетня!

— Господи, ну сколько раз говорить — не “ругается на меня”, а “ругает меня!! Да, “велик и могуч русский языка!”…

Впрочем, такие вечера у телевизора случались редко, чаще Алина и Саша пропадали на работе, или на каких-то важных встречах, или на веселых тусовках и возвращались, бывало, даже утром. Но даже если они не сидели у телевизора, не работали и не развлекались на людях, то не могли уснуть по другой причине: они занимались любовью. Так что самая большая в жизни Алины мечта — выспаться — никак не воплощалась.

Сегодня Алина проснулась сразу. Снова тронула рукой Казанцева, снова услышала сонное бормотание:

— Что, малыш?

— Ты как? Готов?

Казанцев вздохнул так, словно и не спал всю ночь, а думал.

— Готов, — медленно произнес он.

Готов он не был. Совсем, абсолютно, на сто процентов не был готов.

Алина это поняла сразу. Она давно это поняла. Но надеялась, что к сегодняшнему решающему дню Саша соберется с духом.

— Саша, у нас нет другого выхода, — мягко сказала она.

— Да я готов! — слишком бодро уверил ее Казанцев.

— Тогда встаем.

И Алина легко выпорхнула из кровати. Поскольку времени у нее было достаточно, она не носилась по квартире, а спокойно совершила все свои женские приготовления, даже спустилась за газетой к почтовому ящику, налила в чашку кофе и понесла в спальню.

Кофе она подавала Саше в постель редко, но всегда это были знаковые случаи. А сегодня сам Бог велел. Сегодня Саша пойдет к президенту.

— Ну что? — спросила она. — Проснулся? Казанцев залпом выпил кофе, через силу улыбнулся:

— Малыш, давай еще раз все обсу…

— Нет. Нет, Саша, — строго прервала Алина. — Мы утонем в этих обсуждениях. Да нас просто прикончат, пока ты будешь сомневаться.

Это был самый сильный аргумент. Правда, от частого повторения он как-то обесценился. Но опасность совсем не ослабла, наоборот, усилилась. И Саша это понимал. Но есть ведь еще и русское авось. Авось не прикончат!

— Ладно. — Он вылез из-под одеяла, потоптался, надевая тапочки, накидывая халат. — Ты права. Только если б ты знала…

— А мне, думаешь, не жаль?! Мне, думаешь, это как два пальца об асфальт?! Ты что, Саша?! Ты что?!

О чем ты плачешь? Тебе страха мало, тебе жить надоело?! Пожалуйста, но я-то хочу жить и не бояться!

Алина не кричала, но ровное ее сопрано было страшнее визгливых криков.

Вообще-то Алина готовилась стать актрисой, а не диктором телевидения.

Она закончила Щукинское с красным дипломом. Это такая редкость для актерского факультета, что ее имя должны были бы высечь на мемориальной доске. Ее сразу пригласили семь театров. И не какие-нибудь там “На Красной Пресне”, а МХАТ, Вахтанговский, Моссовета, Маяковского, на Малой Бронной, даже ленинградский БДТ… Она, разумеется, выбрала МХАТ. И зря, потому что семь лет сидела вообще без ролей, на “кушать подано” и “седьмой стражник в пятом ряду”.

А из нее перла такая сила, что Алина почувствовала: еще год-два — и она просто тронется умом. Она стала пить, скандалить. Как-то пришла к Ефремову в кабинет и сказала:

— Олег Николаевич, может, мне с вами переспать надо, чтобы роль получить, так я готова. Прямо здесь и сейчас.

Беда в том, что в кабинете сидел еще и завлит театра. Бемц вышел знатный. Хотя из театра ее не поперли, но она и сама уже в нем не хотела существовать.

Рыпнулась туда-сюда, но без толку: ей нечего было показать. Она уже и сама не была уверена, что актриса. Чего уж о других говорить?

Некоторое время перебивалась халтурой на радио, дубляжами, озвучкой, какими-то эпизодиками в фильмах. Но это было редко.

И тут вдруг повернулось. Делали документальный фильм о МХАТе, мешали спектаклям и репетициям, актеры скрипели зубами, но главный сказал — пусть, и никто не мог перечить. Как-то подснимали перебивки и сняли Алину в курилке, где она взатяжку дымила папиросой. Она и не видела даже, что в кадре.

Потом документалисты исчезли. Полгода было спокойно в театре, и вот по телику показали этот фильм. Он, кажется, назывался “Главный театр страны”. Алина его не видела, но наутро проснулась знаменитой. Оказывается, ее лицо прошло, что называется, красной нитью через всю ленту. Получилось так, что она чуть ли не главная в главном театре.

На следующий день ее вызвал Ефремов, сказал, что будет репетировать “Чайку” и для нее там есть роль.