Читать книгу "Убить Горби - Юрий Костин"

– Милый…

Вместо ответа на столь интимное и не совсем уместное обращение к своей персоне, Пашка громким и хорошо поставленным голосом сделал заявление:

– Все, остаюсь тут, буду жить в лесу как партизан.

Тотчас на свет выкатилось черноволосое создание, облаченное в белого цвета толстовку и вареные джинсы – сокурсница по МГУ Катерина.

– Остаешься в лесу? – переспросила она. – Будешь ждать, когда вернуться немцы или сразу начнешь мосты взрывать?

– Доброе утро, принцесса, – Пашка галантно помог Катерине выбраться из палатки. – Хорошо ли почивать изволили?

– Какая такая принцесса? Бери выше – королевна! – улыбнулась девушка.

– Я не против: будешь сегодня Екатерина Великая.

– Сейчас, только марафет наведу. Где моя «Пупа»?

– Твоя кто?

– Мужчина, занимайтесь своими делами, дайте даме подготовиться к выходу..

С ней он провел предыдущий вечер и половину нынешней ночи. Однако, ничего такого между ними не было. Обнимались, целовались, да и уснули потом, поскольку оба выпили накануне прилично. Впрочем, взасос действительно нацеловались от души, прямо как дети, но так, что у Пашки в какой-то момент свело скулы. Однако он все равно ощущал себя существенно лучше, чем в самом начале их поездки, когда, казалось, шансы равны нулю.

Между тем Катерина преданно и неожиданно по-хозяйски прислонила голову к его груди и обняла за шею.

«В крови это у них что ли у всех, сразу вот так хомутать парней», – размышлял Пашка.

Но от нее так сладко пахло утром и духами, что он готов был капитулировать безоговорочно, без аннексий и контрибуций.

«Жениться на тебе, что ли?», – подумал он и тут же прогнал эту вредную мысль, столь дерзко нарушившую границу свободолюбивого «я».

– А ты клевый чувак, Павел, – подала голос Катерина. – Я бы тебя на себе женила.

Пашка вздрогнул.

– Не бойся, – она засмеялась. – Пошутила. К тому же, ты разговариваешь много, а мало делаешь… Ничего, это можно исправить.

– А у тебя выйдет? – поинтересовался Пашка с улыбкой.

– До сих пор не жаловались.

– Че, много было других? – с натянутой улыбкой спросил он, не пытаясь скрыть раздражение столь неуместной в данных романтических обстоятельствах откровенностью.

– Тоже мне вопросик! Можно подумать, ты девственник. Целуешься как зверь. Где так навострился?

Пашка сделал вид, будто прислушивается к песне у костра…

Выткался на озере алый цвет зари,

На бору под соснами

Плачут глухари…

На самом деле он устыдился совсем уж мальчишеской гордости, невольно охватившей его. Сплошные «американские горки» – вот что такое общение с этими девушками.

– Паша! Катя! – послышался голос Лешки с параллельного потока.

– Мы тут! – отозвалась Катя и отчего-то сильнее прижалась к Пашке.

– Ага! Вот вы где, голубчики! – Лешка вырос будто из-под земли, в дурацкой шляпе с красным кантом, привезенной родственником из Венеции. Из-под шляпы торчали светлые кудри – вечный повод для придирок преподавателей с военной кафедры. – Чего вы тут застряли? Побежали к костру, там «Пинк Флойд» дают!

– Чего? – уставился на него Паша.

– По приемнику «Пинков» крутят, – пояснил Леша. – Ну, пошли скорей!

– По «Голосу»?

– Хватит вопросов, голубок. По нашему, по нашему приемнику!

Они поспешили на звуки сильно популярной, но очень запрещенной песни.

Собравшиеся у костра сидели и молча слушали, уставившись на «ВЭФ», будто это не транзистор, а телевизор или даже сцена, на которой выступают великие и недоступные музыканты.

Голос диктора вывел всех из оцепенения:

– На волнах «Маяка» прозвучала песня «Темная сторона Луны» в исполнении ансамбля «Пинк Флойд» из Великобритании. Творчество этого коллектива пронизано острой социальной тематикой…

В костре трещали горящие ветки, кто-то громко расхохотался внизу по реке, и эхо растиражировало этот хохот по лесу. Тут же несмело запел соловей. Потом, где-то вдалеке, еще один и, наконец, мир ожил и защебетал, застрекотал, проснулся. Наступал новый день.

Лешка, склонный поэтизировать жизнь в любой мало-мальски подходящей ситуации, так и сказал:

– Наступает новый день новой эры, ребята. Я вам точно говорю. Все, что происходит, абсолютно неслучайно.

– Да уж… – протянул парень, всю ночь напролет развлекавший компанию пением и игрой на гитаре и, забренчав по струнам, симпатичным баритоном затянул:

Заходите к нам на огонек

Пела скрипка ласково и так нежно

В этот вечер я так одинок…

– Погоди-ка, – прервал процесс творческой самореализации Пашка. – Это что получается, «процесс пошел»?

– Знаетя, гласность в действии, хотя кое-кто все еще думает, что здесь вам не тут, – подражая Горбачеву, констатировал Леша и потянулся за банкой кабачковой икры. – Е-мое! Кто икру сожрал?

Священный обряд в лесу был нарушен, казалось, вполне ординарным событием – музыкой, прозвучавшей на радио. Все уже привыкли к разговорам о перестройке, к гласности, то есть к тому, что стало безопасно говорить правду., о прошлом страны. Но «Пинки» по советскому радио – это было слишком. Это уже был знак!

Вдруг на опушке леса «нарисовались» несколько крепко сложенных парней. Пашке стало не по себе. Неприятный холодок пробежал по спине. Он сразу понял: драки не миновать. А дома, между прочим, лежит повестка на завтра: «Явиться в районный военный комиссариат…».

Пашка с недавних пор перестал бояться драк, поскольку его неуемность и склонность к приключениям помогли набраться соответствующего опыта. Последний эпизод случился на танцах (там всегда дрались) в поселке неподалеку от Волхова. Туда его занесла нелегкая, а, точнее, мимолетное амурное увлечение по имени Лена. Он влюбился так, что очертя голову бросился в омут – отправился за ней в ее родные края, прогуляв учебу и забросив думы о высоком.

Родина возлюбленной встретила Пашку плохо. Уже на вокзале ему пообещали навалять, если «не отвяжется от Ленки Лавровой».

Кстати, фамилию ее смелый любовник-путешественник узнал только от местных пацанов. Они, между тем, пугали также скорым возвращением ее воздыхателя из армии и соответствующими последствиями для городского белоручки.

Испугавшись недружелюбия земляков, Лена поспешила объявить Пашку своим столичным братом, что ненадолго охладило страсти. Однако подвохи и засады теперь мерещились Пашке повсюду, он не мог сконцентрироваться на романтических чувствах.