Читать книгу "Крестная дочь - Андрей Троицкий"

– Дамочка, вы до сих пор живы только по недоразумению, – спокойно сказал Суханов. – И это недоразумение я готов исправить.

И прикурил новую сигарету. Панова раскрыла сумочку, сунула в рот мятную таблетку, пахнувшую не свежестью, а какой-то химией, кажется, стиральным порошком.

– У вас воды нет? – спросила она. – Хоть глотка.

– Есть вода. Но если захотите отлить, придется мочиться под себя.

Наклонившись, он достал из сумки пластиковую бутылку минералки, свинтил крышку и через плечо передал воду Пановой. Еще через полчаса появился Зубов. Он занял кресло пилота, захлопнул дверцу и, нажав кнопку запуска двигателя, глянул на Лену.

– Я смотрю, вы тут без меня подружились, – усмехнулся он. – Это хорошо. Я за дружбу двумя руками. И ногами.

– Да, крепко подружились, – ответила Лена. Ей хотелось заплакать.

Когда взлетели и взлетная дорожка, прочерченная по траве покрышками самолетов, занавешенная клубами желтой пыли, осталась далеко внизу, самолет стал медленно карабкаться вверх, движок работал с перегрузкой. На высоте полторы тысячи метров выяснилось, что эшелон занят впереди летящим самолетом, Зубову пришлось сделать круг над летным полем, чтобы пропустить огромный пассажирский лайнер, заходивший на посадку в главный аэропорт Волгограда. Закончив вираж, он переключил рацию на частоту сто двадцать три и четыре десятых мегагерца, снял наушники, включил громкую связь. С земли передавали сводку погоды: ветер два балла северо-восточный, облачность три балла, хорошая видимость, местами дожди.

– Я – Тобаго. Пункт пролета Волгоград, – ответил Зубов на запрос диспетчера. – Время – восемь часов сорок пять минут. Высота тысяча двести метров. Путевая приборная скорость двести километров.

Панова расстегнула ремни. Через верхний прозрачный люк она видела, как над ними где-то очень высоко, за границей стратосферы, прошел боевой истребитель. На синем куполе неба он оставил белую царапину и пропал. Стрелка магнитного компаса перестала вращаться, указав направление полета: юго-восток. Значит, они не возвращаются в Москву, а летят дальше, по маршруту, который известен только Зубову и этому отвратительному типу, что сидит рядом с пилотом.

Панова, смертельно уставшая от ночных волнений и страхов, смотрела вниз. Самолет, тихо покачиваясь от бокового ветра, плыл между землей и прозрачными слоистыми облаками. С высоты четко виден причудливый рисунок дорог, ярко желто жнивье на полях, полосы лесопосадок, зеленое озеро и одинокая белая церквушка у края погоста. Лена закрыла глаза, пытаясь задремать, но сон не брал. Солнце нагрело кабину, жара как в парилке, но Зубов почему-то не включал кондиционер. Когда дышать стало нечем, он догадался приоткрыть вентиляционный люк вверху. Струя прохладного чистого воздуха, ворвавшись в кабину, обдувала плечи и голову, и стало легче.

– Витя, мы проходим Ахтубинск эшелоном тысяча сто, – громко сказал Зубов, покрывая своим голосом шум винта и мотора. – Что дальше?

Суханов, раскрыв планшет, расстелил на коленях военную карту.

– По компасу должно быть сто тридцать, – Суханов постучал ногтем по стеклу магнитного компаса. – Странно, командир…

– Плевать я хотел на этот компас, – прокричал в ответ Зубов. – Своему чутью я верю больше, чем этому дерьму.

Дальнейших переговоров Панова не слышала. Пилот и Суханов надели наушники с микрофонами и стали вести беседу через самолетное переговорное устройство. Дальше произошло необъяснимое. Зубов выключил радиостанцию, затем бортовой аэронавигационный огнь и маячки. Он плавно отжал штурвал от себя, надавив на педаль, завалил самолет в левый крен. Потянул рукоятку управления двигателем, медленно сбрасывая обороты.

Самолет клюнул носом, медленно пошел вниз, одновременно снижая скорость. Панова почувствовала первый приступ головокружения и кислую тошноту, быстро подкатившую к самому горлу. Руки и голова налились тяжестью, а перед глазами поплыли оранжевые головастики с тонкими хвостиками, уши словно ватой заложило. Суханов, угадав состояние и ход мыслей Пановой, обернулся, сунул ей в руку скомканный пластиковый пакет.

– Если будешь блевать, не забрызгай кабину, – крикнул он. – И меня заодно.

Расстегнув сумочку, Лена сунула под язык мятную таблетку, но отвратительный химический привкус вызвал новый приступ тошноты. Зубов выровнял крен, снизил скорость до ста двадцати километров. Теперь они летели так низко, что можно легко разглядеть брошенную на землю пустую пачку из-под сигарет. Если верить альтиметру, они идут на высоте шестидесяти пяти метров, но верить ему нельзя. Данные прибора выставлены на аэродроме под Москвой, там было совсем другое атмосферное давление. Значит, и высота самолета сейчас совсем другая. Панова, гордившаяся своим глазомером, посмотрела вниз, испытав новый приступ головокружения. Сорок метров над землей, даже тридцать, – и тех не наберется.

– Эй, – набрав в легкие побольше воздуха, крикнула Панова, тронув за плечо Зубова. – Вы что, забыли? Нам нужно выйти на связь с диспетчером.

Ее голоса никто не услышал, пилот на секунду повернул голову назад, что-то промычал в микрофон и снова отвернулся. Панова, стараясь воскресить в памяти основы теоретической подготовки в авиационной школе, с трудом вспомнила несколько прописных истин. Небо над Россией контролируют военные, но для их радаров и локаторов трудно доступен объект, летящий на малой высоте с низкой скоростью. Стало быть, Зубов хочет, чтобы вояки и наземные диспетчерские службы потеряли Тобаго из вида. Но зачем, для какой цели ему это нужно? Что же он задумал?

В следующую минуту она испытала новый приступ головокружения, тошноты и животного страха: самолет снизился еще метров на десять-пятнадцать. Так низко над землей она еще никогда не летала. Панова раздвинула ноги в стороны, раскрыла пластиковый пакет и пригнулась к коленям.

Майор убойного отдела Юрий Иванович Девяткин переворачивал страницы газет, купленных по дороге на службу, и нетерпеливо поглядывал на часы. Ему не нравилось, когда свидетели, вызванные повесткой, опаздывают на допрос. Он думал о том, что сегодня суббота, сентябрь еще хранит тепло ушедшего лета, а он, как последний гад, парится в казенном кабинете, хотя знает сто один способ провести время с пользой и в свое удовольствие.

Эта Елена Панова еще та штучка, со связями. Должна была явиться сюда еще вчера вечером, но каким-то макаром, пользуясь своими журналистскими связями, сумела связаться по телефону с самим заместителем начальника ГУВД и перенести допрос на субботу. Девяткину не нравилось, когда свидетели откалывают такие номера, действуют через его голову, а майора ставят перед фактом. В девять с четвертью он добрался до статьи за подписью Пановой, где она пафосно расписывала заслуги покойной поэтессы Ирины Владимировны Волгиной перед современной литературой и рассказывала о последних годах ее жизни, проведенных в нищете и забвении. Не дочитав материал до конца, Девяткин скомкал газету.

С чего эта журналистка вдруг накропала эту заметку? Специально, чтобы Девяткину кровь попортить? Ведь газеты не только он читает, их иногда и начальство просматривает. Понедельник наверняка начнется с вопроса начальника следственной части: «Ну, как там у нас на поэтическом фронте? Какие новости? Что, совсем ничего? Ты потерял свидетеля?»