Читать книгу "Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм"

— И до сегодняшнего вечера вы не видели Жоделя?

— Если бы мы его и увидели, то не узнали бы, — ответил Виллье-старший. — Я и сейчас с трудом опознал труп. Годы, конечно, меняют человека, но это же сущий скелет: он наполовину усох и стал ниже ростом, а лицо сморщилось в кулачок, как у мумии.

— А вдруг это не он, отец?

— Нет, это Жодель. Глаза у покойника были открыты, и они синие-синие, как безоблачное небо Средиземноморья... Твои точь-в-точь как у Жан-Пьера.

— У Жан-Пьера? — тихо повторил сын. — Это вы так назвали меня?

— Вообще-то это имя твоего убитого брата, — сказала Катрин, — но бедный малыш погиб, поэтому мы и назвали тебя так в память о Жоделе.

— Значит, вы хорошо относились к нему...

— Мы понимали, что никогда не сможем заменить тебе родителей, — поспешно продолжала Катрин, но старались, как могли. В завещании мы объяснили все, что случилось, но до сегодняшнего вечера нам не хватало духа рассказать тебе об этом. Мы ведь очень любим тебя.

— Ради Бога, перестань, мама, не то я расплачусь. Да может ли кто-нибудь желать лучших родителей, чем вы? Чего мне не дано узнать, того я и не узнаю, но вы навсегда останетесь для меня родителями, не забывайте об этом.

Телефон зазвонил так неожиданно, что они вздрогнули.

— У репортеров ведь нет этого номера? — спросил Жюльен.

— Надеюсь, нет, — ответил Жан-Пьер, потянувшись к трубке. — Его знаете только вы, Жизель и мой агент, даже моему адвокату и, уж конечно, владельцам театра он неизвестен... Да? — откликнулся он гортанным голосом.

— Жан-Пьер? — Это была его жена.

— Да, дорогая.

— Я сомневалась...

— Я тоже, потому и изменил голос. Со мной мама и папа, я вернусь домой, как только разойдутся газетчики.

— Тебе нужно вернуться немедленно.

— Что случилось?

— Пришел один человек...

— В такой час? Кто же это?

— Один американец, он хочет поговорить с тобой о том, что произошло сегодня.

— Сегодня... здесь, в театре?

— Да.

— Думаю, тебе не стоило его впускать, Жизель.

— Боюсь, у меня не было выбора. С ним — Анри Брессар.

— Анри? Какое отношение может иметь случившееся к Кэ-д'Орсей?[15]

— Слыша наш разговор, Анри улыбается со свойственным дипломатам шармом, но он не скажет мне ничего, пока ты не приедешь... Не так ли, Анри?

— Конечно, так, милая Жизель, — донесся до Виллье его голос. — Я сам знаю очень мало или почти ничего.

— Ты слышал, дорогой?

— Да. А что американец? Хам? Ответь «да» или «нет».

— Совсем напротив. Хотя, как сказали бы вы, актеры, в глазах у него «Священное пламя».

— А как насчет папы и мамы? Они тоже должны приехать?

Жизель Виллье спросила об этом своих нежданных гостей.

— Несколько позже, — громко сказал человеке Кэ-д'Орсей. — Мы поговорим с ними позже, Жан-Пьер, — добавил он еще громче. — Не сегодня.

* * *

Актер и его родители вышли через центральный подъезд, тогда как сторож сказал прессе, что Виллье скоро выйдет через артистический.

— Расскажешь, в чем дело, — попросил Жюльен сына. Расцеловавшись с ним, он и Катрин направились к одному из двух такси, вызванных по телефону из театра.

Жан-Пьер сел во второе и дал шоферу свой адрес возле парка Монсо.

* * *

Вступление было кратким и тревожным. Анри Брессар, первый секретарь министерства иностранных дел Франции и близкий давний друг Виллье-младшего, спокойно заговорил, указав на своего спутника, высокого американца лет тридцати с небольшим, темного шатена с резкими чертами лица и ясными серыми глазами, настораживающе оживленными по контрасту с его мягкой улыбкой.

— Это Дру Лэтем, Жан-Пьер, — офицер по специальным поручениям отдела американской разведки или — для непосвященных — отдела консульских операций. Судя по сведениям из наших источников, он находится в двойном подчинении — Госдепартамента и ЦРУ... Бог мой, хоть я и дипломат, но ума не приложу, как эти две организации могут сотрудничать.

— Это не всегда легко, господин первый секретарь, но мы справляемся, — приветливо отозвался Лэтем. Его французский был не слишком беглым.

— Быть может, лучше перейти на английский? — предложила Жизель Виллье. — Мы все свободно им владеем.

— Очень признателен вам, — ответил американец. — Мне бы не хотелось быть недопонятым.

— Этого не произойдет, — сказал Виллье, — но учтите, пожалуйста, что мы — я, в частности, — должны понять, что привело вас сюда сегодня, в эту страшную ночь. За сегодняшний вечер я услышал много такого, о чем никогда не подозревал. Вы собираетесь к этому добавить что-то, мсье?

— О чем ты, Жан-Пьер? — вмешалась Жизель.

— Пусть он ответит. — Виллье пристально смотрел на американца своими большими синими глазами.

— Возможно, да, а возможно, нет, — ответил разведчик. — Я знаю, что вы разговаривали с родителями, но понятия не имею о чем.

— Разумеется. Но вы можете предположить о чем, не так ли?

— Признаться, могу, хотя и не знаю, много ли вам рассказали. События сегодняшнего вечера указывают на то, что вы никогда не слышали о Жан-Пьере Жоделе.

— Совершенно верно, — сказал актер.

— В Сюртэ[16], где тоже ничего не знали и долго вас расспрашивали, убеждены, что вы говорите правду.

— Почему это удивляет вас, мсье Лэтем? Я действительно говорил правду.

— А теперь ситуация изменилась?

— Да.

— Перестаньте говорить загадками! — воскликнула Жизель. — О чем, о какой правде идет речь?

— Успокойся, Жизель. Как говорят американцы, мы на одной волне.

— Не поставить ли на этом точку? — спросил Лэтем. — Может, вы предпочли бы поговорить со мной наедине?

— Нет, конечно нет. Моя жена имеет право знать все, а Анри, наш близкий друг, привык держать язык за зубами.

— Так давайте же сядем, — решительно сказала Жизель. — Все это слишком запутано. — Когда все уселись, Жизель добавила: — Пожалуйста, продолжайте, мсье Лэтем, и прошу вас, не так туманно.

— Интересно, — сказал Брессар тоном правительственного чиновника, — кто такой этот Жодель и почему Жан-Пьер вообще должен что-то знать о нем?