Читать книгу "Крестом и стволом - Михаил Серегин"

Отец Василий вздохнул и подумал, что с воспитательной точки зрения самое правильное – накостылять им всем четверым, чтоб неповадно было впредь соплякам батюшке угрожать. Но его останавливали формальности. Как-никак, а документы они хоть и вскользь, но предъявили, да и его собственный сан все-таки ко многому обязывает. Он вздохнул и смирился.

Водитель подвел машину к старому, обшарпанному двухэтажному зданию, и отец Василий сразу узнал это место. Когда-то, как говорят, здесь был пересыльный пункт, но это уже очень давно. Позже, совсем недолго, это помещение использовали как следственный изолятор, но после того как в районе автобусного парка отгрохали новое здание, надобность в старом практически отпала и оно пришло в запустение. Так думал, по крайней мере до последнего момента, отец Василий. Впрочем, одиноко стоящее среди пустырей и заборов каких-то полуразваленных корпусов здание и теперь выглядело совершенно пустым.

– Выводи! – скомандовал с переднего сиденья оперативник, и отец Василий напрягся. Когда-то эти слова значили для него очень и очень много.

Сидевший от него справа парень вышел в дверь и, контролируя каждое движение священника, вывел его из машины. К нему тут же присоединились второй и вышедший из-за руля третий оперативник.

«Плотно вы меня обложили, ребята! – мысленно усмехнулся отец Василий. – Словно не попа, а киллера какого-то выводите!»

Окружив священника с четырех сторон, его провели в дверь и там, уже откровенно подталкивая кулаками в спину, потащили по узкому, едва освещенному тусклыми, тщательно зарешеченными лампочками коридору. Такого антуража отец Василий не видел уже лет шесть, с самой службы.

– Сюда! – грубо распорядился тот, что шел впереди, и священник оказался еще за одной дверью, в маленькой квадратной цементной комнатушке. Стол, два стула и батарея отопления с вытертой до блеска краской в месте изгиба трубы.

«Сюда меня и прицепят», – подумал священник и не ошибся. К правой руке ему профессионально быстро пристегнули металлический браслет, подвели к батарее отопления и столь же стремительно застегнули второй браслет как раз на вытертом участке отопительного прибора.

Стоять пристегнутым за кисть было не слишком удобно, но до тех пор, пока его не обыскали и не выложили на стол все, что нашли, включая большой серебряный крест, приходилось терпеть.

– Садись! – приказал наконец один из этой четверки.

Отец Василий внимательно оглядел всех четверых, пытаясь угадать иерархию, выделил главного, того, кто скомандовал уже третий раз, и попытался сесть на привинченный к полу табурет. Даже с его ростом и длиной рук расстояние от батареи до табурета было ровно таким, чтобы сидеть на самом краю. Любой задержанный меньше его ростом, чтобы выполнить распоряжение, должен был бы изгибаться всем телом.

– Ну что, Шатунов, – подбоченясь, прошелся по кабинету оперативник. – Говорить будем или запираться?

– Конечно, говорить, начальник, – усмехнувшись, подыграл ему отец Василий. – Какие базары? – Ему было страсть как интересно, насколько далеко занесет этого щенка.

– Тогда к делу! – Оперативник потянулся и уселся за стол. Неторопливо достал пачку сигарет, отработанным щелчком выстрелил одну, поймал ее ртом и каким-то еще более залихватским движением поджег спичку и закурил. Уперся ладонями в стол, откинулся на спинку стула, пару раз качнулся туда-сюда и внезапно со стуком подался вперед, оказавшись на добрых семьдесят сантиметров ближе к священнику.

– Когда ты в последний раз видел Бухгалтера? – глядя отцу Василию прямо в глаза, жестко спросил он.

«И эти туда же! – удивился священник. – Дался же им этот Бухгалтер!» Но допрос оставался допросом, и надо было побыстрее переводить его в цивилизованное русло и побыстрее отсюда исчезать.

– Можно вопрос, начальник? – невинно поинтересовался он.

– Здесь я задаю вопросы, – капризно дернул губой оперативник.

– Вот я и хотел бы узнать, – широко улыбнулся отец Василий. – Вы, вообще-то, кто будете? А то ваш товарищ мне удостоверение хорошо показал, а вы как-то мельком. Честно говоря, я и прочитать толком не успел.

– Борзый, да? – прищурив правый глаз, пыхнул ему в лицо дымом оперативник.

– Нет, просто я так полагаю, конечная цель нашей беседы – детально составленный протокол? Я угадал?

– И что?

– Ну так давайте начнем его заполнять. Вы не против?

Оперативник долго соображал, надо ли ему обидеться или все-таки расценить это движение поповской души как жест доброй воли, и выбрал второе.

– Что ж, давай, Шатунов, по протоколу, – пошел на уступку он. – Моя фамилия Пшенкин, звать Вениамин Борисович, и я старший лейтенант. Можешь обращаться ко мне «гражданин следователь».

Отец Василий старательно запоминал, а когда дошла очередь до него, рассеянно осмотрелся по сторонам и начал:

– Шатунов Михаил Иванович, старшина запаса… – смотри-ка, а нижняя-то труба прогнила, почти и не держится в регистре… – участие в боевых операциях на территории ДРА, – ему обо мне ни слова не сказали, с нуля отдали, – орден Красной Звезды… – если регистр дернуть посильнее, не выдержит и верхняя! Точно не выдержит! – Затем учебное подразделение МВД и служба в спецназе, еще один орден Красной Звезды… – главное – не застрять здесь чересчур, а то ведь впереди еще вечерняя служба, – а с 1995-го я, как видите, пошел по духовной линии.

– Где служил? – прищурил глаз оперативник.

– И в семьдесят третьей служил, и в восемьдесят пятой…

– Это у вас там, в восемьдесят пятой, в прошлом году шестерых за организацию бандгруппы посадили?

– Не знаю, я в прошлом году там не служил, – сглотнул отец Василий и вдруг понял, что ему нестерпимо обидно оттого, с каким апломбом, каким высокомерным пренебрежением проронил свою фразу этот мальчишка, этот сопляк. И в этот самый момент он совершенно отчетливо понял, что старшему лейтенанту Пшенкину глубоко плевать и на то, где он служил, и на то, чем его наградили! И что сам он, старый дурак, попал со своей искренней верой в конечное торжество добра аки кур в ощип! – Ты, сынок, хотя бы половину бандитов задержал, сколько любой боец из восемьдесят пятой, – волнуясь и путаясь в словах, сказал отец Василий. – Ты еще в штаны писал, когда я своих боевых товарищей терять начал. Ты хоть это понимаешь? Понимаешь, я тебя спрашиваю?!

– Ты лучше, Шатунов, расскажи мне, как тебя Бухгалтер нанял, чтобы гражданина Парфенова замочить, – зло усмехнулся опер. – А про то, каким ты героем был, бабушкам своим в церкви рассказывать будешь! Если выйдешь, конечно.

– Я выйду, – серьезно пообещал ему священник.

Пшенкин засмеялся. Он смеялся долго и абсолютно искренне, а потом встал из-за стола, подошел к двери и громко крикнул:

– Мотыль! Эй, там, заснули, что ли?! Второго ведите, – а затем повернулся к отцу Василию и ехидно прищурился: – Подельник-то твой уже признался! Все, как миленький, подписал!