Читать книгу "Четыре подковы белого мерина - Наталья Труш"

Лада впервые за этот первый год своего материнства расставалась с Димкой. Его буквально оторвали от нее чужие равнодушные руки и унесли в палату. Ладе даже не разрешили посмотреть, с кем он будет там, в этой палате, находиться.

– Иди-иди отсюда, милая! – погнала ее санитарка в тесном белом халате, гремя ведром и воняя хлоркой. – Тута нельзя! Карантин у нас!

Она оттеснила Ладу своим бюстом за дверь и закрыла ее на щеколду. Дверь была высокой, до потолка, с мелкой расстекловкой. Стекла в шахматном порядке закрашены белой и синей краской. А одно стекло было кем-то выдавлено, и сквозь эту пустоту Лада слышала, как Димка заливался, захлебывался рыданиями. Чтобы не слышать их, она закрыла уши ладонями, но это не спасало: звуки проникали через эту ненадежную преграду и падали в самое сердце.

Лада выскочила из приемного покоя, и если бы не узел из огромного ватного одеяла у нее в руках, то порыв ветра, от которого с треском захлопнулась входная дверь, унес бы ее в темноту. Как милую няню Мэри Поппинс унес ветер перемен…

Лада не помнила, как добралась до гостиницы, как, размазывая слезы по щекам, пила чай, которым угостила ее хлебосольная горничная. И только выложив ей всю свою боль и печаль, она стала приходить в себя.

– Я не представляю, как он там без меня!!! Кто его спать уложит?! Как его накормят?! Да еще и уколы начнут делать!!! При воспалении легких ведь делают уколы, да? А я слышала, что таким маленьким уколы делают в вену, которая на голове!!!

Лада ждала от горничной ответов на свои вопросы, но та только успокаивала ее. Она и сама не знала, правда ли, что малышам делают уколы в голову, или это Лада все придумала.

– Ты не плачь! Ну, ежели без больницы никак, то что тут поделаешь? Сейчас поспи, а завтра на беседу с врачом сходишь и все узнаешь. И про уколы, и про другое лечение.

…Всю ночь она не спала, ворочалась и думала о том, как там он, ее маленький Димка, с которым они никогда не расставались. «Он же не понимает, что так нужно! Он же думает, что я бросила его!» – пережевывала Лада одно и то же и плакала в подушку от грустных мыслей.

Ей вспомнилось, как несколько лет назад ее старая бабушка подвинулась рассудком. Она перестала узнавать домочадцев и несла какую-то ахинею про то, что у нее есть свой дом, и «ради бога, отведите меня туда». Она говорила по-деревенски – «домичек». И где она такое слово выкопала?! Лада, ее мама и тетя Лиза, мамина сестра, которая жила вместе с ними, в один голос убеждали бабушку, что никакого «домичка» у нее нет и никогда не было. А она в ужасе смотрела на них и спрашивала: «Вы-то кто тут такие? Я ведь вас никого не знаю!!!»

Сначала это всех забавляло. Все думали, что это какая-то бабусина придурь. А когда стало понятно, что она действительно потерялась во времени и в пространстве, всем стало страшно. Лада и по прошествии времени часто думала о том, что тогда с бабушкой было, как жила она до конца своих дней в полной темноте, не понимая, с кем и где находится. «Боже мой, это ведь страшно: проснуться в один из дней своей жизни и никого не узнать, и мучиться от этой неизвестности, и бояться людей, которые рядом!» – думала она, жалея бабушку.

А сейчас вот Димка как бабушка. Только ему еще хуже, потому что он еще и болеет. И помочь ему Лада ничем не могла. Ну, поговорит она завтра с врачом, и что?

Она забылась под утро беспокойным сном, проспала часа два – не больше. Встала, умылась и стала ждать трех часов – именно на это время была назначена беседа с лечащим доктором.

Время тянулось страшно медленно, как резина. В этом городе у Лады никого не было. Нет, был муж, самый близкий человек, Сережа, но он в этот момент находился далеко и даже не знал, как ей плохо без него. Телевизор в углу показывал «метель». «Метель» была по всем каналам, какой ни возьми. На одном сквозь «метель» пела Алла Пугачева, на другом телевизионным «снегом» заносило героев «Белого солнца пустыни». И не верилось, что есть где-то концертный зал, в котором поет любимая всем народом певица, и что пустыня с жарким солнцем есть у синего моря – тоже не верилось. Здесь была зона неуверенного приема телевизионного сигнала, и по всем каналам хорошо было видно лишь «снег» да «метель».

И за окном в густой синеве полярной ночи то закручивала поземку пурга, то завывала метель. Окно было до половины занесено снегом, и снеговое одеяло спасало от ветра, который ломился в стекла. Снежинки проникали в малые щелочки на самом верху, которые горничная забыла заклеить. Если в такую погоду стоять у окна, то можно почувствовать, как сверху сыплется мелкая холодная пыль.

К счастью, топили хорошо: батареи в гостинице жарили на совесть. И этим самым она оправдывала свое экзотическое для Севера название – «Оазис». Лада даже подумывала не искать съемную квартиру, а остаться здесь на весь срок службы Сергея. Родители готовы были платить за ее относительно цивилизованное проживание. Места ей с Димкой вполне хватало. Гнать ее из гостиницы никто не собирался – она практически пустовала! Приезжий люд селился в гостинице попроще и подешевле – была и такая в городе, вблизи местного аэропорта. Что-то типа «дома крестьянина»! А в «Оазисе» останавливались в основном родители новобранцев, которые приезжали в гости к своим солдатикам. Здесь привыкли к гостям в серых колючих шинельках и таких же серых холодных шапках. Они приходили в гостиницу в увольнение, обколачивали на коврике у порога кирзовые сапоги и, громко цокая подковами, шли в номера, где их ждали мамы и папы, сестры и жены, возлюбленные и любовницы с домашними котлетами и пирогами, чаем с вареньями и конфетами, с задушевными разговорами до утра, с жаркой любовью и не менее жаркими слезами и с беспокойным сном на скрипучей раскладушке – ее давала горничная для ночевки гостя в номере.

Утром то и дело кто-то громыхал в длинном коридоре подковами, застегивая наспех солдатские одежки, – проспавшие спешили в часть получать заслуженные пендали.

Более удачливые или хитрые жили три дня в гостинице, сладко отъедаясь, отсыпаясь, наслаждаясь телевизионными «метелями» и «снегами». Потом и у них заканчивался этот короткий праздник. Мамы, папы и любимые уезжали домой, а солдатики возвращались в часть и долго еще вспоминали счастливый короткий отпуск в «Оазисе».

Особый наплыв гостей случался с четверга на пятницу и продолжался до понедельника.

И только Лада никуда не уезжала. Она обжила свой номер быстро и уже не прятала кипятильник от горничной: понятно, что он у нее был! Она вообще в первый день купила в хозяйственном магазине на площади все, что ей нужно: электроплитку, кастрюльку, ковшик. Ну и кое-что у нее в багаже было: две ложки, две вилки, нож, пластиковая миска и пластмассовые чашки. Худо-бедно жить можно было. И ради спасения семьи Лада готова была так жить какое-то время. Если б не Димка и его кашель…

В больницу она пришла заранее, но уткнулась в крепко запертую дверь, на которой трепетал приколотый кнопками листик из тетради в линейку. В сумраке полярной ночи она бы и не разглядела, что на нем написано, но под козырьком у входа моргала умирающая лампа дневного света под молочным колпаком, и в момент вспышки ее Лада рассмотрела кривые угловатые буквы: «Карантин!»