Читать книгу "Падение звезды - Фридрих Незнанский"

Маслов, будучи человеком — как он сам себя называл — веселым (на деле это проявлялось в постоянном волокитстве за молодыми сотрудницами и склонности к ежевечерним возлияниям), с самого начала невзлюбил правдолюбку Перову.

Отдав Светлану «во временное пользование» Генпрокуратуре, прокурор Маслов ловко избавился от «неугодного человечка». Перова не лезла за словом в карман, давая характеристику своему шефу, за что он искренне считал ее потенциальной стукачкой. Поэтому и вздохнул облегченно, когда представился случай безболезненно от нее избавиться.

Генпрокуратура же, а конкретно Меркулов и его зам Турецкий, приобрели в лице Перовой способного и трудолюбивого следователя, о чем никогда потом не пожалели.

Поглядывая на непримиримое личико Светланы Перовой, Турецкий не спеша закурил и, рубанув в воздухе горящей сигаретой, веско произнес:

— Значит, так…

Перова вся обратилась в слух, однако что же означало это «значит, так», понять не успела, поскольку в кармане у Александра Борисовича запиликал телефон. Досадливо поморщившись, он достал трубку и приложил к уху:

— Слушаю!

Слушал он довольно долго. И с каждой последующей секундой лицо его делалось все мрачнее и мрачнее. После долгой паузы он сказал:

— Хорошо. Минут через пятнадцать буду у тебя.

Убрав телефон в карман он глянул на любопытноеличико Перовой и сказал:

— Я должен срочно войти в работу по составлению доклада Генпрокурора на коллегии. Большую часть работы тебе придется проделать самостоятельно. Сегодня, ближе к вечеру, к тебе подключится Володя Поремский. Ваша ближайшая цель — найти любовницу Мамотюка. Опросите родных и близких генерала. Сделайте упор на его друзей. На тех, с кем он ездил на рыбалку и играл по субботам в преферанс. Думаю, они знают о личной жизни покойного больше, чем его жена и дети.

— Знают-то знают. Но расскажут ли? — с сомнением произнесла Перова.

— Нужно, чтобы рассказали. Ты изучала психологию?

— Такточно.

— Ну вот и примени свои знания на практике. К тому же ты так лихо обрисовала мне душевное состояние пожилого генерала, что…

— Знать душу человека и уметь ею манипулировать — разные вещи, — нахмурив бровки, перебила Турецкого Светлана.

Турецкий усмехнулся и глянул на часы:

— Извини, но у меня нет времени на дискуссию. Будут проблемы — звоните. Все.

Вопрос, таким образом, был закрыт.

6

Будучи девушкой энергичной и не имея привычки откладывать дела в долгий ящик, Светлана Перова немедленно принялась за дело.

Уже через час после беседы с Александром Борисовичем Турецким она сидела в шикарной квартире генерала Мамотюка и беседовала с его женой.

Жена Мамотюка была толстой, пожилой женщиной с отечным лицом и слезливыми, выцветшими голубоватыми глазами. Она сидела перед Светланой в накинутой на плечи черной шали и время от времени подносила к глазам платок. Света говорила с ней, боясь расстроить женщину неосторожным словом или намеком.

— Нина Ивановна, примите мои искренние соболезнования. Я не знала Рэма Борисовича лично, но слышала о нем много хорошего.

— Спасибо, деточка.

Она всхлипнула и промокнула платком глаза.

— Нина Ивановна, — негромко сказала Света, — если вы не можете сейчас разговаривать, я пойму.

Однако женщина покачала головой:

— Нет-нет. Я могу. Спрашивайте.

Устав ходить вокруг да около, Света спросила напрямик:

— У вас есть предположения — кому могла быть выгодна смерть Рэма Борисовича?

Женщина задумалась. Ее толстые пальцы нервно теребили голубой платок, и смотреть на это Свете было неприятно. Подумав, Нина Ивановна покачала тяжелой головой и сказала:

— Нет, деточка. Никаких предположений у меня нет. Я ведь никогда не входила в курс его дел. Но думаю, все это из-за его работы. Он вывел на чистую воду стольких мерзавцев… Неудивительно, если кто-то из них решил ему о-томспЛъ.

Света вздохнула:

— Да, понимаю. Скажите, а может, было в последние дни что-нибудь странное? Что-нибудь… необычное. Может, Рэм Борисович вам что-нибудь рассказывал?

— О чем?

Света пожала плечами:

— Ну я не знаю. Может, ему кто-нибудь угрожал?

И вновь женщина погрузилась в раздумье. И вновьпокачала головой:

— Нет, ничего такого. Хотя… — В ее тусклых глазах что-то затеплилось. — Вы знаете, за несколько дней до смерти Рэма я достала из почтового ящика листок бумаги. На нем было напечатано только одно слово — «Мамотюк». И оно было перечеркнуто. Помню, я немного удивилась, хотела спросить у Рэма, что это такое. Но потом совершенно об этом забыла.

Светлана подалась вперед как гончая, почуявшая добычу:

— У вас сохранилась эта записка?

Нина Ивановна разочарованно вздохнула:

— Нет. Я ее прямо тогда и выбросила, вместе со всей рекламной макулатурой.

Светлана не смогла скрыть досады:

— Жаль. Высказали, что это слово было напечатано?

— Да. На компьютере. Крупными такими буквами. А поперек слова — полоска. Тоже компьютерная.

— Странно, — задумчиво проговорила Светлана, поправляя очки.

— Вы думаете, это связано со смертью Рэма?

— Не знаю, Нина Ивановна. Может, в ходе расследования что-нибудь прояснится.

Из глаз Нины Ивановны вытекло несколько слезинок. Она вытерла их платком и с чувством сказала:

— Рэм Борисович был очень… очень хорошим человеком. Но самые лучшие люди уходят раньше других, правда?

— Правда, — вынуждена была признать Светлана.

Полутора часами позже Света вошла в кабинет одного чиновника средней руки, который вот уже двадцать лет дружил с покойным генералом Мамотюком. Чиновника звали Петр Иванович Славский. Он был невысок, плешив и имел животик, туго обтянутый белой рубашкой, серебристые волосы на висках и не слишком приветливое лицо с крупными чертами. На левой щеке — тонкий, длинный шрам, начинающийся от виска и спускающийся зигзагом к скуле.

— Ну-с, милая моя, — начал беседу Славский, сцепив пальцы и деловито сложив руки на круглом животе, — чем обязан посещению столь приятной особы?

Светлана обворожительно (насколько вообще была способна) улыбнулась пожилому чиновнику:

— Я хочу поговорить с вами о Мамотюке. Вы ведь дружили?

Чиновник сложил брови домиком и скорбно вздохнул:

— Да, милая. Именно, дружили. Увы, в прошедшем времени. Хороший он был человек, Рэм Борисович Мамотюк. Ума не приложу, какой сволочи пришло в голову убить его.