Читать книгу "Плацдарм непокоренных - Богдан Сушинский"

— Войдите.

— Извините, ради бога, что вынуждена отрывать вас от чтения, — застенчиво остановилась у двери Клавдия.

Капитан молча поднялся, взял учительницу под локоть и, не говоря ни слова, усадил на свое место у стены. Сразу же уловив исходящее от нее тепло, Клавдия развернула кресло боком и, потянувшись к теплу озябшими руками и щекой, несколько мгновений молча, благодарно смотрела на капитана.

— Значит, будем считать, что мы так и договорились: остаетесь в этой комнате, а я отправляюсь в выработку, которую вы сейчас занимаете. И вообще это несправедливо…

— Похвальная воспитанность, капитан. Но, находясь здесь, я умру от страха при первом же разрыве снаряда или как только пойму, что к дому приближаются немцы.

— В том домишке, в плавнях, из которого вы отстреливались, спасая себя и раненого майора, было куда страшнее…

— Ради бога, не вспоминайте! — прервала его Клавдия. — Это было невыносимо ужасно. Именно после спасения в плавнях, при котором вы явились мне в образе ангела-спасителя, я начала смертельно бояться любого выстрела.

— Все должно быть наоборот, ведь там вы стали обстрелянным бойцом.

— Понимаете, что произошло: в те минуты я уже попрощалась с жизнью. Все, я осознавала, что спасти меня может только чудо, которых не бывает. Но оно, чудо это, произошло. Каким-то совершенно непонятным образом уцелев, я по-иному начала смотреть на жизнь, по-иному ценить ее, да и любить тоже по-иному.

— Майора? — неосторожно, в форме явно неудачной шутки вырвалось у Беркута.

— Ну при чем здесь майор? — мягко улыбнулась Клавдия. — У нас с ним совершенно иной характер отношений. Я всего лишь имела в виду любовь к жизни.

— Если любовь к жизни, тогда понятно, — поспешно ретировался Беркут. — А ко мне явились с просьбой переправить вас назад, в деревню, из которой пришли?

— Верно, мне хотелось бы как можно скорее уйти отсюда. Но только не в ту деревню, где учительствовала. Там меня слишком хорошо знают и тотчас же могут выдать, сообщив, что спасала офицера. Да и вообще не хотелось бы…

— Мотивы понятны. Однако учтите: появление такой симпатичной женщины — это не комплимент, а факт — в любой из занятых немцами деревень вызовет усиленный интерес. Под каким именно предлогом вас арестуют — то ли как партизанку, то ли по подозрению в том, что вас переправили из-за линии фронта, особого значения уже не имеет. Ни для вас, ни, тем более, для германцев.

— Что же вы советуете?

— Ждать. Набраться терпения, мужества, силы воли, — и ждать освобождения. Здесь, в каменоломнях.

— И как долго? Нет, вы хотя бы приблизительно укажите срок, как долго ждать.

«Нервы сдают, — устало взглянул на нее Беркут. — Оно и понятно. Когда очень хочется выжить, каждая минута жизни превращается в мучительную минуту ожидания смерти — парадокс человеческой психики».

Ему и самому очень хотелось дожить до того часа, когда наконец-то окажется на земле, не занятой врагом, в тылу своих, а не вражеских войск. Он мечтал об этом с лета сорок первого, он выстрадал это право по концлагерям, он добыл его в боях. Да только кому об этом скажешь?

— Думаю, не больше недели.

— В самом деле не больше?

— В принципе военная инициатива на нашей стороне. В общей массе немцы откатываются на запад, поэтому прорыв на нашем участке — всего лишь временный успех, на каком-то незначительном отрезке фронта.

— Вы говорите сейчас голосом диктора из радиоточки, — упрекнула его Клавдия. — И думаю, что делаете это преднамеренно.

— Угадали. Но в любом случае учтите, что впереди зима, надвигаются морозы. Самое время наших контрнаступлений. В мороз вояки из немцев никакие. Я говорю достаточно убедительно? — улыбнулся Беркут, почувствовав, что речь его действительно стала напоминать то ли речь диктора, то ли выступление перед солдатами, которым через десять минут подниматься в атаку.

Где-то неподалеку, со стороны степи, и в самом деле вспыхнула перестрелка.

«Это в районе дороги, — встревоженно прикинул капитан, прислушиваясь к пальбе. — Участок там, конечно, завален камнями, и все же… самое прорывоопасное направление».

— Но ведь немцы, что наступают на нас, могут истребить наши заставы раньше, чем на берег этот ступит хотя бы один красноармеец.

— Не исключено, — спокойно признал Беркут. — Однако у нас редкостное преимущество — подземелья. Где мы спокойно можем держаться еще как минимум неделю. Убедил? Успокоил?

— Считайте, что да, — неуверенно подтвердила Клавдия после некоторого колебания.

— Ну и божественно.

Несколько минут они сидели молча. Клавдия делала вид, что внимательно вчитывается в строчки написанной по-немецки книги, Беркут же сидел в кровати и откровенно дремал. Смертельная усталость его не нуждалась уже ни в демонстративном подтверждении, ни в маскировке — она была очевидна каждому.

— Ладно, извините… Пойду я, капитан, — вздохнула Клавдия, откладывая книжку.

— Зачем торопиться? — ответил Беркут, не открывая глаз. — Посидите еще, здесь достаточно тепло.

— Там у меня тоже… относительно тепло.

— Кто бы мог подумать!

— В подземелье — свой климат. А комнатка, которую мне подыскали, вообще удивительно сухая. Кроме того, бойцы устлали ее шинелями, солдатскими одеялами и высушенным мхом плавней.

«Лейтенант Кремнев старается», — отметил про себя Беркут, не ощущая при этом ни ревности, ни досады. Он знал, что лейтенант-разведчик откровенно флиртует с учительницей, по поводу чего ему, Андрею, уже намекали и сержант Мальчевский, и Калина, всякий раз удивляясь при этом, что капитан воспринимает их явные подковырки с философским спокойствием.

— Божественно вы устроились: не хватает разве что буржуйки. Но попытаемся раздобыть.

— Жаль, что вы так ни разу и не проведали меня.

— Ошибаетесь, однажды я все же побывал в вашей келье.

— Ах да, верно. Как это я забыла? Но тогда она еще не была столь уютной.

— Тогда — еще нет, — вновь вспомнил он о стараниях Кремнева и его разведчиков, взявшихся покровительствовать не столько над майором, сколько над его спасительницей. — Кстати, если там хорошо замаскировать лаз, немцы могут сто раз пройти мимо него, даже не догадываясь, что за простенком кто-то обитает.

— Лейтенант… — начала было Клавдия. Но, запнувшись на полуслове, исправилась: — …бойцы уже подыскали два больших камня. Как раз для такого случая. И чуть разрыли запасной лаз, по которому, в случае опасности, можно уползти в еще более отдаленную, совершенно изолированную выработку. А еще — добыли для меня немецкую винтовку с двадцатью патронами, а вчера притащили автомат.

— Вместо букетика полевых цветов, — сдержанно улыбнулся Андрей. — Щедрость их непомерна. Благо, что такого добра, как трофейные «шмайссеры», на плато пока хватает.