Читать книгу "Абсолютный холод - Сергей Соболев"

Из динамика некоторое время долетали царапающие шорохи. Голышев повторил вызов. Наконец послышался мужской голос; он был слабый – на грани шепота. А временами исчезал, как будто обрывки речи уносило шквалистым ветром.

– …апали… озле… апасным выходом… потом…еследовали…

Рука Голышева сжимала трубку так, что побелели костяшки пальцев.

– Антон, это ты? Говори громче! И четче, а то не могу разобрать!

В ответ прозвучала неразборчивая реплика…

– Повтори, не понял! Антон, где вы находитесь?! Нужна ли помощь?! Говори… я тебя не слышу!

Из динамика послышалось что-то вроде всхлипов. Затем – уже более явственно, но тоже не слишком разборчиво – прозвучало:

– …озле… ого лагеря!.. ранен… мы делали съемку… видели… паратуру… они… апали!.. ались… теряю сознание… одному мне… не… не…

У Пинчука – почему-то – в эти минуты волосы встали дыбом. И мурашки противные по телу побежали…

Он облизнул пересохшие губы. Похоже на то, что ребята попали в беду. Что у них какие-то крупные неприятности. Он тоже, как и Голышев, узнал голос Антона Кривцова. И то, что он услышал – равно как и то, каким голосом и с какими интонациями это говорилось, – ему очень не понравилось.

Игорь Валентинович еще какое-то время вызывал по рации «Астру» (это позывной «ученых»). Но тщетно: на его призывы никто не отвечал.

Голышев потянулся за микрофоном их другой стационарной рации – обеспечивающей связь с Баренцбургом. Она была включена на дежурный прием. Секундой позже, покачав головой в такт каким-то своим мыслям, он передумал делать сообщение для дежурящего на этой волне оператора.

– Дай сигарету, Коля, – сказал старший чуть севшим голосом. – Вот же беда…

Пинчук бросил на него удивленный взгляд. Игорь Валентинович бросил курить – на спор – в канун Нового года. С тех пор так и не выкурил ни одной сигареты. Мало того, здесь, в штабном вагончике, он запрещал курить даже в ту пору, когда еще сам смолил одну сигарету за другой. Место для курения они оборудовали в дальнем конце ангара, поставив там обрезанную бочку с водой, которая частенько замерзала вместе с окурками…

Николай достал сигареты из кармашка висящей на крючке спецовки, прикурил сразу две…

– Значит, так, – сказал Голышев, сделав несколько глубоких тяжек подряд. – Иди-ка ты, Николай… готовь скутер!

– А чего его готовить, – хмуро сказал Пинчук. – Он на ходу. Разве что полозья сменить… И топливо в бак долить. Что ты удумал, Валентиныч?

– Мне тут кое с кем надо связаться… – Голышев передвинул по столу поближе к себе небольшой кейс со спутниковым телефоном. – Ну? Чего застыл?! Давай, Николай, действуй! Действительно, поменяй полозья! Поставь те широкие, что ты опробовал, когда на озеро катался.

– Это которые я у норгов выменял? Они в мастерской. Я на углепластик еще в два слоя эпоксидкой меховые полоски наклеил. Я думаю, чудные будут полозья!

– Ты мне вчера об этом говорил.

– По самому глубокому и свежему снегу будут держать, как по фирну!

– Отлично. То, что надо… Сколько времени понадобится, чтобы поменять полозья?

– Минут двадцать примерно.

– Добро! Горючку долей в бак. И канистру с запасным топливом – на сани!

– Ты же не собираешься…

– Делай что тебе велено!

Пинчук, помрачнев, сдернул с крючка возле входной двери спецовку, нахлобучил шапку, потом надел ватник и рукавицы. Он уже взялся за ручку, когда старший окликнул его.

– Николай… давай без обид! Дело серьезное… Я не могу тебе всего сказать, но… Но так надо!

– А я что? Я разве что-нибудь говорю?

– Не говоришь, так думаешь.

– Мало ли что я думаю. – В словах Пинчука все же сквозили нотки обиды. – Мое мнение тут никого, похоже, не интересует.

– Подожди… Минутку!

– Ну? – Пинчук обернулся. – Так мне готовить снегоход?

– Вот что, дорогой мой товарищ… – Голышев встал из-за терминала и вплотную подошел к Николаю. – Похоже на то, что с ребятами случилась какая-то беда.

– Я это уже понял. Но я не понимаю другого… Не врубаюсь, что именно ты задумал, Валентиныч!

– Я собираюсь прокатиться до Второго лагеря.

– «Прокатиться»? Ничего себе… Ты выходил из ангара?! В курсе, что делается снаружи? Видимость совсем хреновая! Метет!

– Тоже мне новость… Погода как погода. Обычная для наших мест.

– Игорь, почему бы тебе не связаться с нашими из Баренцбурга? Или даже с норгами? Пусть вышлют партию спасателей.

– С норгами по этой вот теме – никаких контактов!

– Даже в случае форс-мажора?

– Даже в случае форс-мажора. Ну а наши сейчас ничем не смогут помочь. Погода-то нелетная для вертушки!

– Это точно… Тут нечего и надеяться на помощь летунов.

– А на вездеходе сюда им пробиваться долгая канитель!

– Если прямо сейчас вызвать, к вечеру будут здесь.

– Да пойми же ты! – Голышев досадливо поморщился. – Нет у меня таких инструкций и полномочий, чтобы подключать Баренцбург к этому вот делу! Мне сначала надо связаться… кое с кем… по спутниковому терминалу. Сделать соответствующее сообщение. Но, я так думаю, мне нужно будет по-любому двигать во Второй лагерь.

– Это же почти в сорока километрах отсюда!

– А что делать, Коля? Ближе нас к ним никого сейчас нет. И никто им, кроме нас, не сможет помочь.

– Я с тобой отправляюсь?

– А вот и не угадал. Ты-то останешься здесь. Будешь на связи.

– Значит, один пойдешь?

– Не пойду, а поеду. На «Тайге». Сани закрепишь на жесткой сцепке. И лыжи мне на всякий случай положи.

Пинчук прерывисто вздохнул.

– День совсем короткий, Валентиныч! Можешь не успеть обернуться до темноты.

– Ну так и что? Поеду налегке; только рюкзак, аптечку и оружие возьму. Там во Втором лагере, в укрытии, оборудован тайник. Я это место хорошо знаю.

– Палатка запасная там у них имеется?

– И палатка, и грелка, и топливо, и продукты… Я сам закладывал осенью этот складик. Мне показалось, что Антон сказал, что он – или они – находятся именно там, где-то у Второго лагеря.

– А не у Первого? Это же ближе к нам километров на десять.

– Может, и так. Ты слышал то же, что и я. Особой разницы нет, расстояние между этими двумя точками сравнительно небольшое.

– Ну а если ты не найдешь там ни их самих, ни их следов?

– Ты будешь первым, Николай, кто об этом узнает. Будем держать связь на УКВ… Если не найду там ребят, то поставлю палатку и заночую на месте. А утром… вот утром я и определюсь.