Читать книгу "Альбер Саварюс - Оноре де Бальзак"

«Руки, как у прелата… — продолжала девушка про себя. — Не помню, какие руки у нашего славного архиепископа, а ведь он меня конфирмировал…»

Наконец, блуждая в лабиринте своих мыслей, Розали вспомнила, что как-то раз, проснувшись ночью, видела с постели освещенное окно, блестевшее сквозь деревья двух смежных садов.

«Значит, это был свет в его окне, — подумала она. — Я могу его увидеть! Я увижу его!»

— Господин де Грансей, закончен ли уже процесс капитула? — внезапно спросила Розали у главного викария, воспользовавшись минутой молчания.

Баронесса обменялась быстрым взглядом со старым аббатом.

— Что вам за дело до этого, дитя мое? — обратилась она к дочери с такой притворной мягкостью, что та решила с тех пор соблюдать большую осторожность.

— Приговор можно обжаловать, но наши противники едва ли решатся на это, — ответил аббат.

— Я бы никогда не подумала, что Розали может в продолжение всего обеда размышлять о процессе, — заметила г-жа де Ватвиль.

— Я тоже, — сказала Розали с мечтательным видом, вызвавшим общий смех. — Но господин де Грансей так много об этом говорил, что я заинтересовалась. Нет ничего проще!

Все встали из-за стола, и общество вернулось в гостиную.

Весь вечер Розали прислушивалась к беседе, надеясь, что еще будут говорить об Альбере Савароне; но, хотя каждый новый гость обращался к аббату, поздравляя его с выигрышем процесса, о поверенном не упоминали, речь о нем больше не заходила.

Мадемуазель де Ватвиль с нетерпением ожидала прихода ночи. Она решила встать около трех часов утра и посмотреть на окна кабинета Альбера. Когда это время наступило, она испытала чуть ли не счастье, увидев сквозь ветви, уже лишенные листьев, мерцание свечей из комнаты адвоката. Благодаря свойственному молодым девушкам превосходному зрению, острота которого еще более увеличилась любопытством, она разглядела Альбера за письменным столом и даже различила цвет мебели, как будто бы красный. Над крышей подымался густой клуб дыма из камина.

— Когда все спят, он бодрствует… точно господь бог… — прошептала она.

Воспитание девушек является столь важной проблемой (ведь будущее нации — в руках матерей!), что французский университет уже давно старается избегать ее. Вот одна из сторон этой проблемы: нужно ли развивать ум девушек, или же следует его ограничивать? Очевидно, религиозная система воспитания имеет сдерживающее влияние. Если вы будете развивать девушек, они превратятся в демонов, прежде чем вырастут; но если вы будете мешать им думать, то может произойти внезапная вспышка, как у Агнессы, так хорошо изображенной Мольером; и этот ум, сдерживаемый в развитии и неопытный, но проницательный, быстрый и решительный, как ум дикаря, будет отдан на волю случая. Такой же роковой кризис был вызван в душе девицы де Ватвиль неосторожным рассказом одного из благоразумнейших аббатов благоразумного безансонского капитула.

На другой день мадемуазель де Ватвиль, одеваясь, неожиданно заметила Альбера Саварона, в то время как тот прогуливался в своем саду, смежном с садом де Рюптов.

«Я могу его видеть! — подумала она. — Что было бы со мной, если бы он жил где-нибудь в другом месте? О чем он размышляет?»

Когда Розали увидела, хоть и на расстоянии, этого необыкновенного человека, чье лицо так резко выделялось среди всех лиц, попадавшихся ей до сих пор в Безансоне, у нее тотчас же возникло желание проникнуть в его душевный мир, услышать его выразительный голос, заглянуть в его прекрасные глаза. Она хотела всего этого, но как осуществить желаемое?

Весь день она вышивала с невнимательностью девушки, которая как будто ни о чем не думает, подобно Агнессе, а на самом деле так усердно размышляет обо всем, что ее уловки всегда приводят к цели.

В результате столь глубоких раздумий Розали возымела желание исповедаться. На другое утро она переговорила в церкви с аббатом Жиру и хитростью добилась, что он назначил ей исповедь на воскресное утро, в половине восьмого, перед ранней обедней. Розали при-, думала множество предлогов, чтобы хоть раз очутиться в церкви в то самое время, когда туда придет адвокат. Наконец, на нее напал прилив нежности к отцу; она отправилась к нему в мастерскую, долго расспрашивала о токарном искусстве и в конце концов дала совет изготовлять какие-нибудь крупные предметы, например, колонны. Заинтересовав отца витыми колоннами, точить которые особенно трудно, Розали посоветовала воспользоваться пригорком, находившимся у них в саду, и велеть сделать там грот, над которым можно было бы построить небольшую беседку вроде бельведера, где витые колонны нашли бы применение и восхитили бы все общество.

Видя, какую радость эта затея доставляет праздному добряку, Розали сказала, целуя его:

— В особенности не говори маменьке, от кого исходит эта мысль, а то она будет меня бранить.

— Будь покойна, — ответил г-н де Ватвиль, не меньше дочери страдавший от тирании грозной представительницы рода де Рюптов.

Таким образом, Розали получила уверенность, что вскоре построят удобный наблюдательный пункт, откуда можно будет заглядывать в кабинет адвоката. Случается, что девушки пускаются на подобные чудеса дипломатии ради мужчин, которые большей частью, как Альбер Саварон, даже не подозревают об этом!

Наступило столь нетерпеливо ожидаемое воскресенье, и Розали оделась так тщательно, что вызвала улыбку у Мариэтты, горничной де Ватвилей.

— Я впервые вижу, что мадемуазель так заботится о своей внешности, — сказала она.

— Однако мне кажется, — возразила Розали, бросив на Мариэтту взгляд, от которого щеки горничной залились краской, — что бывают дни, когда и вы сами стараетесь выглядеть лучше обычного!

Когда Розали сходила с крыльца, пересекала двор, выходила за калитку, шла по улице, ее сердце билось усиленно, словно предчувствуя важное событие. Она еще никогда этого не испытывала; ей казалось, что мать узнает о ее намерениях, точно они были написаны на лбу, и запретит идти на исповедь; кровь прилила к ее ногам, она шла словно по раскаленным угольям. Розали должна была исповедоваться в четверть девятого, но для того, чтобы дольше побыть возле Альбера, она сказала матери, будто бы исповедь назначена в восемь. Придя в церковь до начала обедни, Розали после краткой молитвы пошла посмотреть, в исповедальне ли аббат Жиру; на самом деле она хотела лишний раз пройтись по церкви, чтобы найти подходящее место, с которого она увидела бы Альбера в тот самый момент, когда тот войдет.

Нужно было быть большим уродом, чтобы не понравиться девице де Ватвиль, если принять во внимание, в какое настроение ее привело любопытство. Альбер Саварон, и без того видный собой, произвел на Розали тем более сильное впечатление, что в его манере держаться, в походке, в наружности, во всем, даже в одежде, было что-то таинственное. Он вошел. Церковь, до тех пор темноватая, вдруг показалась Розали ярко освещенной. Девушку восхитила медленная, почти торжественная походка этого человека, как будто несущего на плечах целый мир, человека, движения и взгляды которого одинаково выражали одну и ту же мысль, стремящуюся не то к разрушению, не то к владычеству. Розали поняла весь глубокий смысл слов главного викария. Да, в этих желтовато-карих глазах с золотыми искорками таилось пламя, выдававшее себя внезапными вспышками. Неосторожно, дав заметить это даже Мариэтте, Розали встала на пути адвоката так, чтобы обменяться с ним взглядами. Его взор, которого она искала, потряс ее; кровь в ее жилах заволновалась и закипела, словно став вдвое горячее. Лишь только Альбер сел, мадемуазель де Ватвиль переменила место с таким расчетом, чтобы как можно лучше его видеть, пока ее не позовет аббат Жиру. Через некоторое время Мариэтта заметила: «А вот и господин аббат». Розали показалось, что промелькнуло лишь несколько мгновений. Когда она вышла из исповедальни, обедня окончилась, Альбера уже не было в церкви.