Читать книгу "Мнимая любовница - Оноре де Бальзак"

— Знаешь, я не уверена, нет ли тут расчета, — сказала она, — многие женщины были бы заинтригованы его поведением.

Полчаса спустя Лагинские подъехали к дому. Болеслав, выездной лакей, крикнул, чтобы им открыли, кучер свернул к воротам и ждал, когда они распахнутся. Клемантина спросила мужа:

— А где живет капитан?

— Видишь, вон там, — ответил граф, показав на небольшую изящную надстройку, в виде аттика, с одним окном на улицу, по обе стороны ворот. — Он поселился над каретным сараем.

— А кто живет с другой стороны?

— Пока никто, — ответил Адам. — Другое помещение над конюшней предназначено для наших детей и их гувернера.

— Он еще не лег, — заметила графиня, увидев свет в окне у Тадеуша, когда карета въехала под портик с колоннами, скопированный с Тюильри и заменивший обычную цинковую маркизу, покрашенную под тик.

Капитан, в шлафроке, смотрел, держа в руке трубку, на Клемантину, входившую в вестибюль. Сегодня для него был не легкий день. И вот почему: когда Адам повел его в Итальянскую оперу, чтобы показать мадемуазель дю Рувр, Тадеуш с первого же взгляда почувствовал, как у него затрепетало сердце, затем, когда он снова увидел ее в мэрии и в церкви святого Фомы Аквинского, он узнал в ней ту женщину, которая в каждом мужчине зажигает необычную любовь; ведь даже Дон-Жуан предпочитал одну из числа mille e tre.[3]Поэтому капитан особенно настоятельно советовал Адаму традиционное свадебное путешествие. В течение всего времени, пока Клемантина отсутствовала, он был почти спокоен, но когда супруги вернулись, страдания его возобновились. Вот какие думы одолевали его, пока он курил свою трубку вишневого дерева длиною в шесть футов — подарок Адама: «Никому, кроме меня и бога, который вознаградит меня за мое безмолвное страдание, не должно быть известно, как сильно я ее люблю! Но как сделать, чтобы она не полюбила и не возненавидела меня?» И он без конца размышлял над этой задачей любовной стратегии. Не следует думать, что Тадеуш только страдал, не зная радостей. Святая ложь, к которой он прибегнул сегодня, была для него источником душевной отрады. После возвращения Клемантины и Адама он чувствовал неизъяснимое удовлетворение, с каждым днем все больше убеждаясь, как он им необходим, ибо не будь у них такого преданного друга, они наверняка разорились бы. Какое состояние может выдержать расточительность парижской жизни? Клемантина выросла в доме отца, промотавшего крупное наследство, и не умела вести хозяйство, а теперь даже самые богатые и знатные дамы принуждены во все входить сами. Кто теперь может себе позволить держать управляющего? Сын польского вельможи, попавшего, подобно многим, в лапы к евреям и не сумевшего как должно распорядиться остатками одного из самых крупных состояний в Польше, где есть огромные состояния, Адам по самой своей натуре был не способен обуздывать прихоти как свои, так и женины. Будь он один, он, вероятно, разорился бы еще до женитьбы. Тадеуш удержал его от игры на бирже, разве этим уже не все сказано? Итак, Тадеуш, почувствовав, что полюбил Клемантину, не мог оставить дом и поехать путешествовать, чтобы забыть свою страсть. Признательность — вот причина того, что он остался тут, ибо только он был тем человеком, который мог управлять делами этой беспечной супружеской четы. Он надеялся, что отсутствие Адама и Клемантины принесет ему успокоение, но за путешествие графиня еще похорошела. Как и все замужние парижанки, она стала свободнее в обращении; от нее исходило очарование молодости и неподдающееся определению обаяние счастливой и независимой женщины, довольной своим браком с таким рыцарски галантным и влюбленным человеком, как Адам. Знать, что ты потрудился над их благосостоянием, видеть Клемантину, похожую на еще не раскрывшийся бутон, когда она возвращается с бала или утром едет в Булонский лес, встречать ее на бульварах в элегантном экипаже — вот что давало Тадеушу блаженную негу, которой он упивался в тайне сердца; однако, судя по его лицу, никто не мог бы этого предположить. Не удивительно, что графиня по возвращении из Италии в течение полугода не видела капитана. Он всячески избегал ее, но старался делать это незаметно. Бескорыстная любовь похожа на любовь божественную. Для безмолвного и незаметного самопожертвования надо обладать глубиной чувств, душой, в которой живет гордость отца и бога, любовь ради любви, как для иезуитов существует власть ради власти; такая душа, созданная по образцу таинственных начал мира, в своем божественном самопожертвовании не расточает себя понапрасну. Разве Следствие не есть Природа? А Природа — волшебница, она принадлежит человеку, поэту, художнику, влюбленному; но разве Причина для людей с особенно возвышенной душой и для исполинов мысли не выше Природы? Причина — это бог. В такой сфере причин живут Ньютоны, Лапласы, Кеплеры, Декарты, Мальбранши, Спинозы, Бюффоны, подлинные поэты и христианские отшельники второго века, святая Тереза Испанская и мистики, пребывающие в божественном экстазе. Во всяком человеческом чувстве можно найти аналогичные моменты, когда дух оставляет Следствие ради Причины, и Тадеуш достиг той высоты духа, где на все начинаешь смотреть другими глазами. Упиваясь радостью создателя, Тадеуш переживал в любви величайшее духовное наслаждение. «Нет, она не вполне обманута на мой счет, — раздумывал он, следя за дымом своей трубки. — Если она рассердится, она может раз и навсегда поссорить меня с Адамом; а вдруг она начнет кокетничать, чтоб раззадорить меня, что тогда делать?» Тадеуш сам на себя рассердился за такое фривольное предположение, совсем не вязавшееся с его скромной натурой, с его, можно сказать, германской застенчивостью. Он лег спать с той мыслью, что надо выждать и не принимать пока никаких решений. Утром Клемантина отлично позавтракала без Тадеуша, даже не заметив, что он ослушался ее приказания. Этот день был ее журфиксом, который обычно обставлялся с царской роскошью. Она не заметила отсутствия капитана, на котором лежали все хлопоты, связанные с приемом гостей. «Так! Со стороны графини это было просто капризом или любопытством», — подумал капитан, когда около двух часов ночи услышал шум отъезжавших экипажей. И он зажил прежней жизнью, на мгновение нарушенной вышеописанным происшествием. Клемантина, поглощенная суетой парижской жизни, казалось, забыла о Пазе. Ведь следует помнить, что не так-то легко царить в столь непостоянном городе, как Париж. Тут необходимо вести тонкую игру, во время которой ставится на карту не только состояние. Зима для женщины, которая сейчас в моде, то же, что поход для военных эпохи Империи. Туалет или прическа, цель которых затмить соперниц, — настоящее произведение искусства! Хрупкая, нежная женщина с девяти часов вечера до двух, а то и до трех часов ночи не снимает твердой сверкающей брони из цветов и бриллиантов, шелка и стали. Она соблюдает диету, дабы являть взорам тонкую талию; она утоляет мучащий ее на вечерах голод вредным для здоровья чаем, сладостями, мороженым, от которого становится еще жарче, или кусочком сдобного пирожного. Желудку приходится подчиняться велениям кокетства. Просыпается светская дама очень поздно. Вся жизнь ее находится в противоречии с законами природы, а природа безжалостна. Не успев встать, модная львица уже озабочена утренним туалетом, уже думает о вечернем. Ведь ей надо принимать гостей, самой делать визиты, ездить на прогулку в лес, верхом или в экипаже. Ей постоянно надо изучать свои улыбки, изощрять ум в искусстве комплиментов, дабы они не были плоскими или вычурными. А это удается не всякой. Чему же удивляться, если здоровая молодая женщина после трех лет светской жизни увядает и блекнет! Могут ли за полгода, проведенные в деревне, излечиться раны, нанесенные зимой? В наше время только и слышишь о гастритах, о непонятных болях, впрочем, незнакомых женщинам, занятым своим хозяйством. Прежде дама выезжала в свет только иногда, теперь она всегда на людях. Клемантина была вовлечена в борьбу; о ней начали говорить, и, озабоченная войной со своими соперницами, она почти не находила времени для любимого мужа. Где уж тут помнить о Тадеуше! Однако месяц спустя, в мае, за несколько дней до отъезда в поместье Ронкеролей в Бургундии, возвращаясь из Булонского леса, она заметила в боковой аллее на Елисейских полях элегантно одетого Тадеуша, который с восхищением смотрел на свою красавицу-графиню, на коляску, запряженную рысаками, на нарядные ливреи, словом, на дорогую ему любимую чету.