Читать книгу "Дорога пыльной смерти - Алистер Маклин"

Наполовину высунув голову из-за конька крыши, Харлоу видел, как они шли по ярко освещенной дорожке, и, как только скрылись за углом, он сразу же, держась за V-образный изгиб крыши, осторожно скользнул к раскрытой раме и протиснулся внутрь, нащупывая ногой металлическую балку фермы гаража. Он повернул к углу, балансируя, подошел ближе к стене, достал из внутреннего кармана фонарик и направил его свет вниз. Потом устроился прочнее, внимательно осмотрелся. Джекобсон, уходя, выключил освещение, так что прыгнуть с высоты девяти футов было делом достаточно трудным.

Харлоу присел, ухватился руками за балку, повис на ней и разжал руки. Приземлился он легко и бесшумно, потом подошел к распределительному щиту, врубил освещение и направился к своему «коронадо». Он имел с собой не одну, а две камеры: восьмимиллиметровую кинокамеру и миниатюрный фотоаппарат со вспышкой.

Джонни взял ветошь, начисто протер подвески, систему подачи горючего, карбюратор и гидравлическую систему управления. Несколько раз сфотографировал каждую протертую деталь, потом вымазал тряпку маслом и грязью и быстро затер все вычищенные детали, а тряпку бросил в металлическое ведро для мусора.

Подойдя к двери, он подергал ручку, но она не открывалась. Дверь запиралась снаружи, и конструкция ее была такова, что прилагать усилия было бесполезно: Харлоу не желал оставлять следы своего посещения. Он еще раз быстро осмотрел гараж.

Слева от него к стене была подвешена деревянная лестница, которая, по всей видимости, предназначалась для мытья окон. Под ней в углу он обнаружил моток веревки.

Харлоу прошел в угол, снял лестницу, закрепив веревку за верхнюю перекладину, поднял и надел лестницу на металлическую балку, потом вернулся к двери и выключил свет. Подсвечивая себе карманным фонариком, он без труда взобрался по лестнице на балку. Оттуда после нескольких попыток ему удалось снова зацепить за крюки на стене лестницу нижней перекладиной. Отвязать канат, небрежно смотать его в бухту и бросить на прежнее место уже не представляло труда. Балансируя, он поднялся на балке во весь рост, дотянулся до открытой рамы, сделал усилие, просунул сначала голову и плечи в окно и растворился в ночной темноте.

Мак-Элпайн и Даннет долго сидели за столом в опустевшем баре, молча потягивая шотландское виски. Мак-Элпайн поднял свой стакан и улыбнулся невесело.

— Итак, мы пришли к концу этого прекрасного дня. Господи, как же я устал.

— Значит, вы окончательно решили, Джеймс. Харлоу остается.

— Это из-за Джекобсона. Он поставил меня в безвыходное положение.

Харлоу бежал по ярко освещенной улице. Внезапно он остановился. Улица была пустынна и хорошо ему знакома, но неожиданно впереди него замаячили две фигуры: два высоких человека, идущих ему навстречу. Он помедлил немного, потом быстро огляделся и нырнул в нишу перед входом в магазин. Он стоял неподвижно, прижавшись к зданию, пока те двое проходили мимо: это были Николо Траккиа и Вилли Нойбауэр, поглощенные серьезным и важным разговором. Как только они прошли мимо, Харлоу вышел из своего укрытия, проследил настороженно, когда Траккиа и Нойбауэр скроются за углом, и снова бросился бежать.

Мак-Элпайн и Даннет выпили по стакану, и Мак-Элпайн вопросительно взглянул на Даннета.

— Хорошо, я считаю, что иной раз необходимо принимать подобные решения, — сказал тот.

— Я решился, — ответил Мак-Элпайн. Они поднялись и, кивнув на прощание бармену, вышли.

Харлоу бежал в направлении неоновой рекламы отеля. Замедлив шаг, он миновал главный вход, свернул вправо на аллейку, прошел по ней до пожарной лестницы и начал подниматься сразу через две ступеньки. Его шаги были твердыми и уверенными, координация замечательной, а лицо совершенно бесстрастным. Но глаза блестели, выражая удовлетворение. В них светилась решимость все предусмотревшего человека, знающего, что ему предстоит.

Мак-Элпайн и Даннет остановились перед дверью с номером 412. Лицо Мак-Элпайна выражало тревогу и озабоченность одновременно. Лицо Даннета, как ни странно, было спокойно. Костяшками пальцев Мак-Элпайн громко постучал в дверь. Никакого ответа. Мак-Элпайн со злостью посмотрел на занывшие суставы, взглянул на Даннета и еще яростнее набросился на дверь. Даннет воздержался от комментариев, слова в данном случае были излишни.

Харлоу быстро поднялся на площадку четвертого этажа, перемахнул через перила и благополучно влез в открытое окно. Номер был маленьким. На полу валялся брошенный им открытый чемодан и все его содержимое. Возле кровати на тумбочке стояла настольная лампа, тускло освещавшая комнату, и наполовину пустая бутылка виски. Харлоу закрыл окно и осмотрел его под аккомпанемент непрекращающегося стука в дверь. Голос Мак-Элпайна был высоким и злым:

— Откройте! Джонни! Откройте, или я разнесу эту чертову дверь!

Харлоу сунул обе камеры под кровать. Сорвав с себя черную кожаную куртку и черный пуловер, отправил их следом за камерами, плеснул на ладонь немного виски и протер им лицо.

Дверь распахнулась, и показался ботинок Мак-Элпайна, которым он вышиб замок. Затем появились и Мак-Элпайн с Даннетом. Они вошли и замерли. Харлоу как был — в сорочке, брюках и ботинках — валялся на кровати, растянувшись во весь рост и находясь, по всей видимости, в стадии совершенного опьянения. Его левая рука свешивалась с кровати, а правой он все еще сжимал горлышко бутылки с виски. Мак-Элпайн с мрачным лицом, словно не веря глазам, подошел к кровати, склонился над Харлоу, с отвращением принюхался и вырвал бутылку из бесчувственной руки Харлоу. Он посмотрел на Даннета, тот ответил ему бесстрастным взглядом.

— И это величайший гонщик мира! — произнес Мак-Элпайн.

— Извините, Джеймс, но вы же сами говорили: все они приходят к этому. Помните? Рано или поздно их всех ожидает это.

— Но Джонни Харлоу?

— И Джонни Харлоу...

Мак-Элпайн кивнул, повернулся, и они вышли из номера, кое-как притворив за собой сломанную дверь. Тогда Харлоу открыл глаза, провел по ним ладонью и передернулся от отвращения.

Глава 3

Суетливые недели после гонок в Клермон-Ферране, на первый взгляд, не внесли ни малейших изменений в жизнь Джонни Харлоу. Всегда собранный, сдержанный и замкнутый, он таким и остался, разве только стал еще больше одиноким и отчужденным. Как и в лучшие свои дни, когда он находился в полном расцвете сил и купался в лучах славы, умея оставаться при этом феноменально спокойным и сохранять контроль над собой, так и сейчас он был необщителен и на все глядел ясными, бесстрастными глазами. Руки у него больше не дрожали, как бы подтверждая, что человек находится в мире с самим собой. Но так считали не многие. Большинство было уверено в закате звезды Джонни Харлоу. И крах его прямо связывали с убийством Джету и трагедией Мэри. Блеск славы первого гонщика тускнел — это чувствовали и друзья и враги.

Две недели спустя после гибели Джету Харлоу в своей родной Британии на глазах явившихся во множестве зрителей, готовых вдохновить своего кумира, опороченного французской прессой, на новые победы у себя дома, пережил тяжкое унижение, сойдя с трека в самом первом заезде. Сам он отделался легко, но «коронадо» разбил основательно. Лопнули обе передние шины, и многие считали, что одна из них вышла из строя на треке, иначе бы машина Харлоу не влетела в рощу, но другие подобного мнения не разделяли. Джекобсон в застолье энергично высказывал близким ему людям свое объяснение происшедшего, слишком часто повторяя при этом излюбленную фразу про «водительский просчет».