Читать книгу "Новая жизнь - Орхан Памук"

Я словно привидение следовал по коридорам с высокими потолками, и мне казалось странным, что у меня есть тело, лицо, жизнь, собственная история. Встречу ли я ее в толпе еще раз? И что скажу при встрече? Какое у меня лицо? Я не мог вспомнить. Я зашел в уборную рядом с лестницей и напился воды из-под крана. Потом глянул в зеркало, чтобы посмотреть на свои губы, которые только что ее целовали. Мама, я полюбил, мама, я исчезаю, мне страшно, мама, но я на все готов ради нее. Я спрошу у Джанан, кто же этот Мехмед? Почему он боится? Кто те люди, которые убивают прочитавших книгу? Я ничего не боюсь. Если человек читал книгу и поверил ей, как я, он не должен бояться. Вот так!

Оказавшись в толпе в коридоре, я заметил, что опять иду быстро и с таким видом, будто у меня срочное дело. Поднявшись на второй этаж, я прошел вдоль высоких окон, выходивших во внутренний двор с фонтаном; я шел, оставляя позади самого себя, я шел и думал о Джанан. Я шел мимо однокурсников, мимо аудитории, где у меня должно быть занятие. Подумаешь!!! Меня только что поцеловала такая симпатичная девчонка, и как поцеловала! Что вы знаете об этом? Ноги стремительно несли меня в мое будущее. В том будущем были темные леса, комнаты отелей, лиловато-синие тени приведений, жизнь, покой и смерть.

Перед аудиторией номер двести один я был за три минуты до начала занятия и, еще не увидев Джанан, узнал Мехмеда. У него было бледное лицо. Он был высоким, худым и, как и я, задумчивым, рассеянным и усталым. Я вспомнил, что вроде бы раньше уже видел его с Джанан. Он знает гораздо больше меня, подумал я, он пережил больше, чем я, и он на пару лет старше.

Не знаю, как он узнал меня. Он отвел меня в сторонку, туда, где стояли шкафы.

— Я слышал, ты читал книгу, — произнес он. — И что ты в ней нашел?

— Новую жизнь.

— Ты в это веришь?

— Верю.

Он выглядел таким утомленным, что мне стало страшно при мысли о том, что он пережил.

— Послушай меня, — сказал он. — Я тоже когда-то поверил книге. И решил, что найду этот мир. Я все время куда — то ехал на автобусе. Ездил из города в город, думал — найду ту страну, тех людей, те улицы. Поверь мне: в конце нет ничего, кроме смерти. Они и сейчас за нами следят наверняка. Они убивают безжалостно.

— Не пугай его, — вмешалась Джанан.

Наступило молчание. Мехмед посмотрел на меня так, будто мы знакомы много лет. А я подумал, что разочаровал его.

— Я не боюсь, — сказал я, глядя на Джанан, и с решительным видом, словно киногерой, добавил: — Я смогу дойти до конца.

Неправдоподобное, невероятное тело Джанан было в двух шагах от меня. Она стояла между нами, ближе к нему.

— Не из-за чего идти до конца, — сказал Мехмед. — Это всего лишь книга. Кто-то сел и написал ее. Фантазии. А ты просто садишься и читаешь ее. Снова и снова.

— Скажи ему то, что говорил мне, — повернулась ко мне Джанан.

— Тот мир существует, — упрямо повторил я. Мне хотелось взять Джанан за красивую руку и притянуть к себе. Но я не решался. — Я найду его.

— Да нет ничего! Все это красивые сказки! Считай это чем-то вроде игры, в которую один старый идиот играл с детьми. И вот однажды он решил написать такую же книжку, но для взрослых. Вряд ли он сам понимает смысл того, что написал. Читать забавно, но если поверишь в нее — жизнь пропала.

— Там существует целый мир, — не сдавался я, все больше уподобляясь глупым и упрямым парням из фильмов. — И я знаю, что найду дорогу.

— Ну тогда пока.

Он отвернулся и многозначительно посмотрел на Джанан: «Я же тебе говорил». Уходя, он вдруг спросил:

— Почему ты так веришь в существование той жизни?

— Потому что мне кажется, что в книге рассказана моя история.

Он дружелюбно улыбнулся и, развернувшись, вошел в аудиторию.

— Подожди, не уходи, — сказал я Джанан. — Он — твой парень?

— Вообще-то ты ему понравился, — ответила она. — Только он боится не за себя, а за меня, за таких, как ты.

— Он что, твой друг? Не уходи, пока не расскажешь мне все.

— Я ему нужна, — сказала она.

Эту фразу я столько раз слышал в кино, что в ответ у меня вырвалось — с чувством и убежденно:

— Я умру если ты меня бросишь.

Она рассмеялась и вместе с остальными вошла в двести первую аудиторию. Я хотел было войти вслед за ней. Сквозь широкие окна аудиторий, выходившие в коридор, я видел, как они нашли свободную парту и сели среди студентов и студенток, оба в одинаковых рубашках цвета хаки и джинсах. Они ждали начала лекции молча, не разговаривая, и Джанан вдруг мягким движением руки заправила пряди каштановых волос за уши. Я растаял окончательно. В отличие от крутых парней из фильмов про любовь, я чувствовал себя ничтожеством, поэтому я решил убраться туда, куда меня несли ноги.

Интересно, что она думает обо мне? Какого цвета стены у нее в доме? О чем она разговаривает с отцом? Красивая ли у них ванная? Есть ли у нее брат или сестра? Что она любит на завтрак? Он что, ее парень? Но тогда почему она меня поцеловала?

Маленький класс, где она поцеловала меня, оказался пустым. Я вошел в него, чувствуя себя поверженным, но полным решимости воином, мечтающим о новой битве. Эхо шагов в пустой комнате, жалкие, какие-то преступные руки, раскрывающие пачку сигарет, запах мела, белоснежный ледяной свет… Я прижался лбом к стеклу. Это и есть та новая жизнь, на пороге которой я, казалось, видел себя утром? Я был измотан эмоционально, но пробудившийся во мне будущий инженер, привыкший рассуждать логически, занялся расчетами: идти на лекцию я был не в состоянии, лучше уж я два часа подожду, когда они выйдут. Два часа.

Не знаю, сколько времени я простоял, прижавшись лбом к стеклу и жалея себя, но мне нравилось это состояние, я даже подумал, что вот-вот заплачу, как вдруг подул легкий ветер и пошел снег. На склоне, ведущем к дворцу Долмабахче,[9]я видел платаны и каштаны. Деревья ведь не знают, что они — деревья, подумал я. И я смотрел на них с восхищением. Каким спокойным все казалось там, внизу!

А еще я наблюдал за снежинками. Они падали, медленно кружась, иногда словно замирая в какой-то точке, — казалось, они наблюдают за себе подобными, а едва уловимый ветерок подхватывал их и уносил прочь. Иногда какая-нибудь снежинка танцевала в воздухе и вдруг замирала, а потом, словно передумав, начинала медленно подниматься назад, к небу, все выше и выше. Я видел: многие снежинки вернулись назад, на небо, так и не коснувшись грязи, асфальта, деревьев, парка… Кто смотрел на снежинки, кто знает о их танцах, их жизни?

Замечал ли кто-нибудь когда-нибудь, что острый угол продолжавшего парк треугольника, образованный двумя асфальтовыми дорожками, указывал на Девичью Башню? Что сосны у края тротуара, многие годы склонявшиеся под дуновением восточного ветра, образовывали совершенный восьмиугольник над автобусной остановкой? Кто, заметив стоящего на улице человека с розовым полиэтиленовым пакетом, задумывался о том, что половина Стамбула идет сейчас по улицам с полиэтиленовыми пакетами в руках? Кто, не зная ничего о тебе. Ангел, думал о том, что следы, оставленные голодными собаками и бездомными, собиравшими пустые бутылки в мертвых, укрытых снегом парках города, — это твои следы? И таким ли должен предстать передо мной новый мир, о котором, как о тайне, поведала мне книга, купленная два дня назад вон там, на уличном лотке?