Читать книгу "Волонтеры Челкеля - Андрей Валентинов"

— Мы, наверно, больше не увидимся, — внезапно сказал адмирал. — Но, в любом случае, я рад, что эти месяцы рядом со мной был такой отважный и преданный офицер, как вы… Прощайте, господин капитан.

Арцеулов козырнул и, щелкнув каблуками, вышел из кабинета. Он понял, что Верховный уже не верит в продолжение борьбы. Значит, никакой Монголии не будет. Что ж, в этом случае приказ адмирала оставлял ему хоть какой-то смысл дальнейшего существования. По крайней мере до двадцатого января, когда должен быть завершен совершенно неведомый ему проект «Владимир Мономах».

Он шел по коридору, не обращая внимания на царящую вокруг суматоху и даже не откликаясь на вопросы — кое-кто из знакомых офицеров уже успел узнать об аудиенции и спешил поинтересоваться случившимся. Арцеулов качал головой — теперь, когда был дорог каждый час, он должен покинуть поезд немедленно, покуда это еще возможно. Не удержавшись, он выглянул в окно и вздрогнул — прямо у эшелона, всего в нескольких шагах, стояла ровная и плотная цепь легионеров. Веселые парни в теплых полушубках довольно скалились, поглядывая на поезд Верховного. Очевидно, за последний час многое изменилось, и все люди, оставшиеся с адмиралом, оказались в западне.

Зайдя в купе, Арцеулов первым делом запер дверь и вытащил из нагрудного кармана письмо. Он не ошибся — в нем было всего три строки. Наверху стояло: «Генералу Ирману. Лично»; внизу была хорошо известная ему подпись Верховного, а посреди… Вначале Ростислав ничего не понял, затем вчитался, и, наконец, до него дошло.

Единственная строка странного письма гласила: «Рцы мыслете покой».

Для пароля адмирал отчего-то воспользовался названиями трех букв церковно-славянского алфавита. Что ж, очевидно, загадочный генерал Ирман должен иметь обо всей этой тарабарщине куда более точное представление.

Надо было собираться. Мелькнула мысль, что письмо неплохо бы зашить куда-нибудь в подкладку френча — но времени не было, и Ростислав вновь спрятал его в нагрудный карман. Собственно, брать из вещей было почти нечего. Арцеулов проверил оба свои револьвера: служебный «наган» и маленький бельгийский «бульдог» — подарок давнего приятеля и сослуживца по Марковскому полку Виктора Ухтомского. В полевую сумку он аккуратно уложил две гранаты — такому оригинальному использованию сумки его научил ротный, капитан Михаил Корф. Оружия хватало. Хуже было с деньгами, и Ростислав выругал себя за то, что не попросил у адмирала командировочных. Значит, железная дорога отпадала сразу, да и возможность как-то прокормиться в пути становилась проблематичной. Впрочем, сейчас уже было не до того. Ростислав еще раз выглянул в окно. Ровный строй легионеров стоял и здесь — поезд был окружен со всех сторон. Следовало поторопиться.

Ростислав рассовал по карманам оставшийся нехитрый скарб и критически осмотрел полушубок. Черный полушубок был всем хорош, кроме одного — вся Сибирь знала форму черных гусар. По слухам, повстанцы вешали офицеров в таких полушубках с особым удовольствием. Арцеулов не числился в черных гусарах, но, когда ударили морозы, ему достался именно такой полушубок, и теперь приходилось идти на явный риск. Промелькнула мысль о погонах, но капитан тут же обозвал себя трусом — снимать погоны он не собирался.

Оставалось последнее — Ростислав достал из нехитрого тайника под койкой фляжку и прикрепил ее к поясу. Это была непростая фляжка. В ней находился превосходный коньяк, который был вполне к случаю, но для капитана эта тяжелая металлическая фляга в удобном чехле, с выцарапанным возле горлышка вензелем «С.К.», имела особое значение. Она была с ним с начала мая, и с того времени он не расставался с ней ни на час.

…Это случилось на реке Белой, совсем близко от переправы, где его рота третий день отбивала атаки частей Фрунзе. Снаряд разорвался рядом, и сразу все исчезло, а когда он снова открыл глаза, то все вокруг было затянуто синим туманом, кровь заливала рот, и Ростислав лежал недвижно, словно тело уже перестало принадлежать ему. Звуки пропали, и эта внезапная тишина показалась Арцеулову еще более страшной, чем недавний грохот разрывов. Потом он увидел лицо жены — Ксения что-то говорила, похоже, пытаясь успокоить, но ее глаза были полны ужаса, и Ростислав понял, что досталось ему действительно крепко. В руках Ксении появился бинт, она попыталась сдвинуть его голову, но тут все заволокло болью, и Арцеулов вновь потерял сознание.

Когда он очнулся, то почувствовал на голове свежую повязку. Страшно, нечеловечески захотелось пить. Он шевельнул губами, и Ксения, очевидно, поняла его. В ее руках появилась фляга, но покрытые засохшей кровью губы ощутили лишь каплю — воды не было. Ксения вскочила, надеясь позвать на помощь и вдруг замерла. Прошла секунда, другая, и Ростислав понял, что случилось нечто более страшное, чем его ранение и то, что во фляге кончилась вода…

Кровавый туман перед глазами сгустился; страшные, непохожие на людей монстры, казалось, плыли по воздуху, медленно и неотвратимо. Двигавшийся первым монстр подошел совсем близко, и страшная, нечеловеческая рожа уставилась прямо в глаза Ростиславу. Ксения закричала, и тогда жуткий рот искривился в ухмылке, а огромная лапа неторопливо подняла револьвер. Вороненый ствол был совсем рядом, но Арцеулов почему-то совсем не боялся. Он даже подумал, что сейчас все кончится, ему не будет больше хотеться пить, и даже пожелал, чтоб это случилось поскорее. Лапа с револьвером плыла то вверх, то вниз. Ксения кричала, а потом начала что-то быстро говорить монстру, указывая на Ростислава. И тогда рожа монстра вновь скривилась в чудовищной ухмылке, револьвер куда-то исчез, а огромная лапа потянулась к женщине. И тут Арцеулов впервые после того, как очнулся, захотел жить. Он попытался привстать, но тело существовало отдельно от него, а рука монстра все тянулась к Ксении, и Арцеулов вдруг с ужасом сообразил, что на жене офицерская форма. Ксения получила звание прапорщика еще в семнадцатом и с тех пор всегда носила на фронте мундир — хотя и муж, и сослуживцы уговаривали ее надеть платье сестры милосердия. Ростислав знал, что они обычно не трогают медицинских сестер, но на жене были погоны и даже полученный ею тогда же, в семнадцатом, Георгиевский крест. Монстр возвышался словно гора, и фигурка жены показалась Арцеулову совсем маленькой. Лапа чудовища коснулась серебристого креста и легко сорвала его. Затем обе лапы легли на плечи женщины и рывком оторвали тонкие золотые погоны. Ростислав, захлебываясь кровью, сцепил зубы, но внезапно чудовище повернулось к нему, и он почувствовал, как сильные руки приподнимают его голову. И тут перед его губами, возникла фляга; холодная, непередаваемо вкусная вода буквально обожгла пересохшее горло, на мгновение кровавый туман рассеялся, и он понял, что никакого монстра рядом нет, а над ним склонился худощавый парень с красивым, чуть скуластым лицом. На парне была новенькая, — очевидно, трофейная — английская форма, лишь вместо погон на отворотах краснели петлицы, и на фуражке чуть косо сидела звезда с плугом и молотом. Лицо парня было хмурым, но в глазах, как показалось Арцеулову, светилось нечто, похожее на сочувствие. Парень подождал, покуда Арцеулов напьется, затем взвесил флягу в руке — рука оказалась худой и даже тонкой, совсем непохожей на лапу, — покачал головой, подумал, закрыл флягу крышкой и положил рядом с головой Арцеулова. Затем он что-то сказал Ксении, вновь покачал головой и исчез.