Читать книгу "Игра души - Хавьер Кастильо"

насквозь промокла. Холод дождя отдавался такой же болью, как и мысль о том, что сейчас я сяду в такси, а завтра, накрашенная и веселая, буду рассказывать на всю страну о моем романе и о Кире Темплтон. Я обреченно вздохнула и шагнула к такси. Когда я давала согласие на написание книги, то даже представить себе не могла, какая бездна ждет меня после. Я и не думала, насколько отдалюсь от всего, чем была.

– Рада, что ты начинаешь приходить в себя, – сказала она. – Нас ждут миллионы проданных книг, Мирен. Миллионы! К тому же у меня для тебя есть прекрасная новость. Я добилась, чтобы у тебя взяла интервью сама Опра. Опра Уинфри![2] Дата пока не определена, но это потрясающе. Это будет ошеломительный успех, Мирен!

Я снова посмотрела на снимок Джины. Такая слабая. Такая уязвимая. Такая… беззащитная. Ее взгляд был моим собственным. Ее глаза взывали о помощи. Душа требовала, чтобы я нашла ее.

Я остановилась прямо перед Мартой и произнесла:

– Это была последняя презентация, Марта. Отмени все, о чем ты договорилась.

От удивления она чуть не уронила зонт, но тут же вне себя от возмущения закричала:

– Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? – Мои слова явно оскорбили ее. – Завтра в восемь у тебя дома. Хватит нести чепуху.

– Я все сказала, Марта, – заявила я.

– То есть?

– Если хочешь поговорить со мной, напиши на электронную почту.

– Но по контракту…

– Мне плевать на контракт, – прервала я серьезным тоном, что окончательно вывело ее из себя.

– Как ты смеешь?..

– Пока, Марта, – снова отрезала я, поняв, что она этого терпеть не может.

Не говоря больше ни слова, я повернулась и зашагала прочь под дождем.

– Мирен! Вернись и сядь в машину!

Я вся тряслась, но не из-за себя. Из-за Джины. Кто бы ни оставил мне этот конверт, он дал сразу два повода к такой грубой выходке: спасение меня самой и, кто знает, спасение Джины. Издалека доносились крики Марты. Ее визг был похож на плач раскапризничавшегося ребенка.

– Ты больная, Мирен! Слышишь?

Казалось, это невозможно, но она заорала еще громче.

– Больная на всю голову! – завопила она в последний раз, когда я повернула за угол и окончательно потеряла ее из вида.

Я задыхалась. Меня трясло. Я чувствовала, как до самых кончиков пальцев мной овладевает безумная идея найти Джину. Я остановилась и дала волю чувствам. Первыми пришли слезы. Затем сомнение.

– Кто увез тебя, Джина? – сказала я фотографии. – Где ты?

Тогда я еще не знала, какие драматичные события последуют за попыткой ответить на эти два простых вопроса.

Глава 4

Манхэттен

23 апреля 2011

Тремя днями ранее

Джим Шмоер

Правда всегда находит дорогу, чтобы все уничтожить.

Профессор Джим Шмоер забрался на стол и перед удивленными и недоверчивыми взглядами шестидесяти двух студентов принялся читать заголовки утренних газет.

– Вчера во время протестов в Сирии от рук государственных органов безопасности погиб восемьдесят один человек, – громко прочитал он, заставив замолчать половину класса.

Несколько минут назад он, не говоря ни единого слова, вошел в аудиторию, оперся о стол, держа в руках газеты, которые обычно читал сразу по приходе, и стал молча ждать тишины. В тот день казалось, что все неважно. На улице ярко светило солнце, хотя утренний прогноз погоды обещал к вечеру сильный дождь. Весна, столь лучезарная, сколь и изменчивая, ощущалась во всем: и в свежей листве деревьев, и в воодушевленном настроении молодых людей, которые в эту субботу съехались со всех уголков страны на то, что в Колумбийском называлось «Субботы открытых дверей», – специальные дни, когда ученики последнего курса колледжа могли почувствовать себя студентами университета. Некоторые из них краем глаза видели, как он вошел, но решили еще несколько секунд не замечать его и дальше разговаривать. Они верили, что учеба в Колумбийском университете будет такой же легкой, как в их колледжах, и, возможно, поэтому не перестали знакомиться друг с другом, несмотря на то, что многие никогда больше не пересекут порога этих аудиторий.

Джим Шмоер знал, что в головах студентов первого курса журналистики еще не выветрилось абсурдное ощущение того, что мир – нечто для них постороннее, не имеющее ничего общего с университетской средой. Невозможно представить более серьезного заблуждения, особенно если речь идет о такой специальности, как журналистика, где действительность не только пронизывала каждое занятие, но и приводила в полнейший беспорядок конспекты и работы и зачастую даже выступала в роли преподавателя, которому, однако, не платили зарплату. Каждый день по всей стране реальность появлялась в киосках, стучалась в дома через экраны телевизоров, витала в воздухе на радиоволнах и, конечно, давала уроки в этой аудитории, которую иногда не стоило воспринимать как нечто чуждое.

– При этом среди жертв, – спокойно продолжил Джим Шмоер, – оказалось два ребенка семи и трех лет, которые погибли в ходе перестрелки между полицией и манифестантами.

Услышав вторую часть, все застыли.

– Их звали Амира и Хамал. Хамал, трех лет, погиб от рук полицейского: пуля поразила мальчика, когда он бежал через дорогу вслед за матерью. Когда его сестра Амира вернулась за братом, булыжник, пущенный в сторону военных, попал ей в голову. Оба скончались на месте.

Установилась гробовая тишина. Джим произнес эти слова таким суровым тоном, что вся аудитория пораженно смолкла. Это выступление стоило ему двух электронных писем от родителей, выражавших свою обеспокоенность стилем колумбийского преподавания, который, по всей видимости, травмировал их детей. Они заявили, что еще раз обдумают, стоит ли им отдавать своих отпрысков на этот факультет.

– Итак, теперь, когда вы меня слушаете, позвольте задать вам один вопрос: кто читал сегодняшние выпуски ведущих газет?

Только четыре человека подняли руки. Для «открытых дверей» ответ был вполне привычным. На таких занятиях профессор демонстрировал будущим студентам типичный день из «Введения в расследовательскую журналистику». С уже поступившими студентами ситуация менялась от курса к курсу, вплоть до четвертого, когда, войдя в аудиторию, его встречали студенты с критическим мышлением, начинающие журналисты, жаждущие правды. Его задача в этот момент состояла не столько в том, чтобы научить их чему-либо, сколько в том, чтобы зажечь в них страсть, привить отвращение ко лжи и вбить им в голову, что правда и факты – главное оружие против тиранов. Превратить их в цепных псов информации. Сделать так, чтобы их возмущало то, что некоторые истории оставались в тени. С второкурсниками, у которых Джим вел «Политическую журналистику», его личной целью было научить их ставить под сомнение