Читать книгу "Дорога из стекла - Вероника Белл"

места и даже что-либо произнести.

Это не наркотик.

Невозможно передать словами, какое облегчение я испытала в тот момент и в то же время насколько сильно была поражена.

Шон наблюдал за мной, не произнося ни слова. Он внимательно смотрел мне в глаза, явно получая удовольствие от моих мучений.

Сердце билось как бешеное, адреналин в крови зашкаливал, но в то же время я была истощена эмоционально.

– Ну как? – спросил Шон. – Аскорбинка с лимонным вкусом. Мм… я обожал их в детстве.

Он откровенно издевался надо мной. Он пытался сделать как можно больнее, и у него это отменно получалось. Он первоклассный игрок.

Я была на грани истерики, но мой мучитель ни за что не должен был об этом знать, ведь тогда бы он понял, что снова достиг своей цели.

Шон не считался с моим мнением, моими чувствами, говорил все, что взбредет в голову, делал то, что ему хотелось в данный момент. Он не уважал меня как человека, унижал и играл на чувствах всеми возможными способами. Иногда мне казалось, что его цель – переступить свой прошлый рекорд по шкале причиненной мне боли.

Я научилась выживать в нашем с ним мире: скрывать чувства, давать отпор, бить словами: его же оружием. Звучит безумно, но иногда мне это нравилось. Я играла по его правилам и порой выигрывала. Меня прельщала не столько моя победа, сколько его поражение.

И в тот момент я была на перепутье. За все время нашего с ним общения я поняла одно: не надо подавлять эмоции, лишь направлять их в нужное русло…

Я засмеялась, чем вызвала у Уайта недоумение. Смех был звонкий, даже почти истеричный, граничащий со слезами, но подействовал так, как и должен был. Шон явно не ожидал от меня такой реакции.

– Я почти поверила, что ты можешь сделать это на самом деле, – произнесла я.

Провокация. В иной раз она могла бы мне очень дорого обойтись.

Он сел на подлокотник моего кресла, взял в руки чай, который я заваривала себе, отпил глоток. Его взгляд был направлен куда-то в сторону: холодный и в то же время чуть напряженный. В такие моменты мне казалось, что он безмолвно спорит сам с собой.

– Один ноль в мою пользу, – сказала я.

Иногда мы произносили это вслух. Наверное, очень странно и глупо. Но это отражало действительность.

В этот момент Шон посмотрел на меня уже совершенно другим взглядом: исчезли агрессия и совершенно нечеловеческая жестокость, пылающая в нем лишь несколько минут назад.

Уайт поправил измятый воротник моей блузки, аккуратно убрал прядь волос с моего лица… эти действия из серии «удиви меня», полностью лишенные смысла, были неким завершением раунда. Он будто говорил этим: «На сегодня с тебя хватит». Я была для него боксерской грушей. Накопились эмоции – выплеснул их. Говорят, что с человеком обращаются так, как он позволяет это делать. Неужели я была сама виновата в том, что происходило?

– Руки убери, – жестко сказала я.

Его пальцы замерли на моей щеке.

Почему в этот момент я готова была расплакаться? В полной мере ощущая безвыходность своего положения.

Я резко встала с кресла, не желая такой близости, страшась ее, как животные огня.

– Не прикасайся, – предупредительным тоном произнесла я снова.

– Тебе это противно? – спросил Шон, пристально глядя мне в глаза.

В каждом его действии, в каждом слове был какой-то подвох, скрытый смысл. Он проверял меня и изучал, словно подопытное животное.

– Ты себе не представляешь насколько, – соврала я.

На самом деле это был страх и даже что-то большее. Я не могла мыслить адекватно, находясь рядом с ним, все будто уходило на второй план. Как и всегда, когда человек чувствует опасность.

Через несколько секунд из прихожей послышался знакомый звонкий голос: в дом вошли Ева и ее родители. Я выдохнула: этот бой был закончен.

Тогда я думала, что умею контролировать эмоции.

И только сейчас я понимаю, что Шон прекрасно осознает, насколько больно сделал мне в тот злосчастный день. Он научился читать мои чувства и видеть истинное лицо под маской. В этом его огромное преимущество.

– Тебе что-то нужно, Уайт? – раздается голос за моей спиной.

Макс. При нем Шон ведет себя более сдержанно, то ли из солидарности к нему, то ли из-за неохоты нарываться на ненужные проблемы, хотя и не скрывает свое пренебрежительное отношение ко мне.

Я беру Макса под руку, кладу голову на его плечо. В его присутствии я чувствую себя защищенной. Не нужно сохранять стойкость, уклоняться от словесных ударов, чувствовать угрозу каждую секунду… Лишь спокойствие и определенность.

Уайт бросает на нас последний холодный взгляд и уходит.

– Все нормально, – отвечаю я на еще не заданный вопрос.

Негодование и настороженность с уходом Шона испаряются, на смену им приходят опустошенность и воспоминания, наполненные болью. Воспоминания о Ней. И я готова закричать вслед Уайту, чтобы он вернулся, снова заставил меня испытывать яростные эмоции, только бы не оставаться наедине со своими мыслями…

– Элиз! – я слышу голос где-то совсем близко.

Кто-то кладет руку мне на плечо.

Я вздрагиваю, оглядываюсь.

Напротив меня стоит Хлоя с покрасневшими глазами, Макс хлопает меня по плечу.

– Элизабет! – повторяет Брендон. – Тебя зовет Лесса.

Я оставляю друзей и иду к родителям Евы.

Лесса выглядит постаревшей на много лет: с измученным лицом и неопрятными волосами, выглядывающими из-под черной повязки; Рей, всегда жизнерадостный и веселый, сейчас смотрит куда-то вдаль, с отсутствующим видом и плотно сжатыми в тонкую линию губами.

Я не произношу ни слова, ведь этого и не требуется. Смотрю на безутешных родителей моей лучшей подруги, а к глазам снова подступают слезы, и сердце щемит от боли. Каково это – хоронить дочь?

На землю снова падают капельки дождя…

Губы Лессы начинают дрожать, я делаю шаг вперед и заключаю женщину, которая стала мне родной за все эти годы, в теплые объятия. Это все, что я могу сейчас сделать…

Слушать шум ветра и дождя, вдыхать аромат сырости и безысходности, разделяя свою боль с тем, кому пришлось во много раз тяжелее… слезы смывает дождь, уголки дрожащих губ приподнимаются в улыбке скорби.

Когда мы отстраняемся друг от друга, Рей тяжело вздыхает и произносит:

– Возможно, в комнате Евы есть что-то, принадлежащее тебе, или то, что ты хочешь оставить на память. Приходи в любое время.

Сначала я хочу отказаться, но, немного подумав, соглашаюсь. Действительно, там есть то, что мне необходимо увидеть. И тогда, возможно, я отвечу на свои вопросы.

– Завтра утром, – хрипло отвечаю