Читать книгу "Искаженный мир: Ключники - Владимир Поляков"

какими-то томными вздохами. И звонкий, мелодичный смех, который не мог принадлежать мужчине. Так смеются только девушки, причём красивые, уверенные в себе, знающие, как их движения, слова, жесты действуют на окружающих парней.

Выходит это — женщина? И точно — капюшон под действием непонятной силы — ветра не было, движения руки или там рывка тоже — слетел с головы существа, открывая вид на доселе скрываемое. Идеальные черты лица, чёрные как смоль волосы, чувственные губы и холодное, брезгливое выражение. Рука — та, что доселе касалась лба жертвы лишь кончиками пальцев, теперь дотрагивается всей ладонью. Секунда, две… и отдёргивается назад. Не просто, а вместе с самим лицом, которое с каким-то влажным хлюпаньем отрывается от плоти. Крови почти нет, она по каким-то причинам не течёт, лишь набухая каплями. Оторванное же от тела жертвы не обвисает как тряпка, хотя вроде бы просто кожа, там нечему сохранять жёсткость. Чисто биология или там анатомия!

Так, да не совсем. Где у нас мистика, там обычные законы природы явно не работают. Женщина криво усмехается и подносит превратившееся в маску из кожи лицо к уже своему лицу, после чего ме-едленно так вжимает его в собственную плоть. И оно сливается с ней в единое целое. На несколько бесконечно тянущихся мгновений я наблюдаю лицо своего недавнего одноклассника-третьегодника, обрамлённое женскими волосами и на женском же теле. Затем оно уплывает куда-то вглубь, сменяясь иным, но тоже мужским, искажённым в жуткой помеси удовольствия и страдания. Затем третьим, уже женским, потом шестым, десятым. Калейдоскоп лиц, выражений, гримас… и вновь то самое, которое мы увидели первым.

Знакомые, но совершенно неуместные звуки с той стороны, где находится Лёха. Взгляд… Твою же мать! Понимаю, что зрелище жуткое и омерзительное, но блевать в этой ситуации значит рисковать разрушить начертанную конструкцию. Ведь если повредить хоть один символ, то…

…то ничего. Вообще и в частности. Плоды «естественного порыва организма» тоже рассеивались, не долетая до поверхности. Хочешь блюй, хочешь не блюй… На тупые шутки пробивает. Случается это со мной в самые сложные моменты, было всего пару раз, вот и сейчас. Сейчас да, самый жуткий момент за все тринадцать с хвостиком лет пока очень короткой жизни. Мне ведь тоже страшно. Очень! Но один умный знакомый моего отца сказал как то, будучи у нас в гостях: «Страх, Ники, это болезнь. Если тебя научат его пережить, перебороть — он перестанет иметь над тобой власть. Или ты сам можешь этому научиться». Прозвучавшие тогда слова как запали мне в душу пару лет тому назад, так никуда и не исчезли. Я старался и раньше избавиться от такой болезни как страх раз и навсегда. Окончательно и бесповоротно, порой творя такое… Хорошо, что родители, особенно отец, не знали о большей части выходок. Теперь понимаю — всё это было так, мелкими штуками. Зато здесь, в этом не пойми где, рядом с кровью, смертью и безумием… Если я каким-то чудом сумею выбраться, снова очутиться в нормальном, привычном мире — испытывать страх перед чем-то обычным у меня точно не получится. И захочу — всё равно не выйдет.

Тело Руслана, уже мёртвое, оплывало, словно свеча, но куда как быстрее и… противнее. Плоть, одежда, даже кости — всё это сливалось в единую массу и растекалось смердящей как две недели не выносимое мусорное ведро. Ах да, ещё противно шипело, просачиваясь куда-то вглубь, вместе с тем не нарушая сияющих линий и даже не проплавляя то, что было у нас под ногами вместо обычной земли.

Существо же, вроде являющееся женщиной, паря в нескольких сантиметрах над поверхностью, приблизилось ко второй жертве. Тот же процесс, только немного более быстрый. Затем последний «источник» также стал добычей вызванного из непонятных и жутких глубин существа, аналогично подарив не только жизненные силы, но и лицо. И после каждой «иссушенной» жертвы от призванного создания исходила всё более сильная ауры притяжения, обаяния, влияния на сознание. Я догадывался, что только пребывание внутри «мелового круга» позволяло что мне, что Лёхе оставаться в относительно здравом рассудке и не уподобиться детям, завороженным дудочкой Гаммельнского Крысолова.

Меж тем сущность замерла, смотря то на меня, то на друга. Приложив немалые усилия, напрягаю память и, припомнив то, что было в конце листов с описанием ритуала, произношу:

— Жертвы принесены! Приношение сильно воздаянием.

Не знаю уж, необходима была именно эта фраза или сгодилась бы другая, схожая по сути, но рисковать точно не собирался. Не в этой ситуации, когда не только жизнь, но и целостность души висели на волоске. Вот хоть режь меня, а имелось чёткое ощущение предельной серьёзности ситуации. Равно как и понимание возможности выбраться, может даже с некоторыми плюшками. Ну а то, что эти самые «плюшки» будут под кровавым соусом… жизнь вообще штука сложная и жестокая.

Шёпот и бормотание десятков голосов стали откровенно злобными, негодующими. Слова явно не пришлись призванной по душе, однако… Никакой прямой агрессии не наблюдалось. Медленно, очень медленно она подплыла предельно близко, оказавшись на одинаковом примерно расстоянии от нас двоих. Руку протяни и сумеешь дотронуться. Вместе с тем… Ну да, чисто панночка, не способная пересечь начертанный мелом круг. Тут нет собственно круга, про мел и вовсе говорить не приходится. Всё не по детски, максимум эффективности и эффектности, насколько могу догадываться.

Секунда, другая, пяток… И резкое изменение висящего в воздухе существа. Оно остаётся женского рода, но вот прекрасный мгновение назад облик меняется на нечто запредельно уродливое. Поражённая тлением кожа, местами шелушащаяся, а то и вовсе свисающая лоскутами; пустые глазницы, из которых стекают не слёзы, а капли гноя, а внутри копошатся не то черви, не то личинки. «Обаятельная» улыбка разваливающимися от гнили зубами и чёрный, раздвоенный, похожий на змеиный, язык, который то выстреливает, ощупывая воздух, то вновь втягивается обратно.

Как будто этого было мало! Одеяние вроде чёрного шёлкового плаща, скрывающее до поры тело призванной, распахивается, открывая нашим глазам то, чего лучше б и не видеть! Лица, лица, лица… Они пытаются всплыть изнутри, открывая рты в беззвучных или не очень криках, не пытаясь что-либо сказать, а просто не то страдая, не то находясь в полном помрачении разума. Действительно ужас во плоти… ужас, сокрытый в плоти и не имеющий выхода наружу без воли той, кто им управляет.

Управляет и довольно смеётся, вновь становясь олицетворением красоты, перед которой меркнут модели журналов для взрослых вроде «Плэйбоя» или «Хастлера», которые ходили по рукам что во дворе, что в школе.