Читать книгу "Юми и укротитель кошмаров - Брендон Сандерсон"

белому, без применения других цветов, потому что требовалось изобразить подобие кошмара.

Тушь была смешана таким образом, что давала множество оттенков серого и черного, но в последнее время Художник с этим особо не заморачивался.

Он макнул кисть в тушь и склонился над холстом, но задержался, разглядывая кошмар. Чудовище продолжало испускать пар, и его силуэт по-прежнему оставался неясным. Скорее всего, это была первая или вторая вылазка кошмара в город. Чтобы обрести вещественность и стать опасным, требовалось не меньше десятка таких вылазок, и всякий раз приходилось возвращаться в Пелену, чтобы не испариться целиком.

Судя по облику, этот кошмар совсем свежий, он вряд ли сможет навредить Художнику.

Вряд ли.

Тут-то и кроется загвоздка, почему художники так важны, но отнюдь не незаменимы. Их работа необходима, но не срочна. Любой кошмар можно обезвредить, изловив его в течение первых десяти вылазок, и почти всегда так и случалось.

Художник успокаивал себя подобными мыслями. Это было весьма прагматично и входило в перечень необходимых навыков. Выровняв дыхание, он постарался вообразить, как будет выглядеть этот кошмар, какую форму он примет со временем. Считалось, что можно получить власть над кошмаром, если понять, на что он уже похож, и нарисовать правильно. С этим у художника было трудно. Точнее, он полагал результат не стоящим труда.

Поэтому Художник вообразил бамбуковую рощицу и принялся за дело. Длинные членистые руки напоминали бамбук.

Он нарисовал множество бамбуковых стеблей. Можно сказать, что Художник изображал каждый сегмент с научной точностью – сначала небольшой боковой штрих, затем длинная линия. Кисть на миг задерживается на холсте, чтобы оставить пятно-перегородку. Каждый сегмент можно нарисовать, не отрывая ее от холста.

Это был весьма простой и действенный способ, что в последнее время Художник считал очень важным. Рисуя, он не выпускал из сознания центральный яркий образ.

Как обычно, столь целенаправленные мысли привлекли внимание кошмара. Он замер, а затем снова вытащил голову из стены и повернулся к Художнику, сочась своей собственной тушью.

Тварь направилась к Художнику, передвигаясь на руках, которые прямо на глазах обретали форму узловатых стеблей.

Художник не останавливался. Штрих. Линия. Листья он рисовал быстрыми мазками, делая их темнее, чем стебли. По мере приближения кошмара на его руках появлялись похожие наросты. Когда Художник изобразил под бамбуком кадку, сущность резко скукожилась.

Рисунок завладел вниманием кошмара. Зачаровал его. К тому моменту, когда тварь достигнет Художника, превращение уже закончится.

В последнее время Художник не погружался в живопись с головой. Твердил себе, что это всего лишь работа. И выполнял ее на совесть. Когда рисунок был закончен, кошмар даже стал звучать как бамбук. Стебли тихо постукивали друг о друга, аккомпанируя вездесущему жужжанию хионных линий.

Художник опустил кисть. На холсте осталось идеальное изображение бамбука. Тварь, скопировавшая его точь-в-точь, шелестела листьями по стенам. Затем, издав звук, похожий на вздох, кошмар рассеялся. Художник намеренно превратил его в нечто безобидное. Угодив в ловушку, тварь не смогла убежать в Пелену, чтобы восстановить силы. Она попросту испарилась, как вода на раскаленной сковородке.

Художник остался в переулке один. Он сложил инструменты, вернул холст в сумку, к трем неиспользованным. И продолжил обход.

Лицом к лицу с кошмаром

Глава 4

Гейзер начал извергаться, когда Юми проходила мимо – держась на безопасном расстоянии – к месту проведения ритуала.

Живописный фонтан вырвался из дыры посреди деревни. Кипящий столп, дар подземных духов, достигал высоты сорока футов. Эта вода была жизненно необходима: в Торио крайне редко шли дожди, а реки… Ну, попробуйте представить, что с потенциальными реками делала раскаленная земля. В стране, где жила Юми, вода не являлась редкостью, но она была сосредоточена в ограниченных областях, а потому пользовалась особым почетом.

Воздух вблизи гейзеров был влажным, он питал перелетные растения и прочие организмы. Над такими местами нередко собирались облака, даря столь нужную тень и изредка проливаясь дождем. Вода, не превратившаяся в пар, падала в огромные бронзовые корыта, расположенные шестью концентрическими кольцами вокруг гейзера. Корыта не касались земли, оставаясь прохладными, и вода из них текла по желобам к ближайшим домам. Всего домов было около шестидесяти, и возможность расшириться для деревни еще сохранялась, учитывая, сколько воды извергал гейзер.

Разумеется, дома строились в отдалении от гейзеров. Как бы ни были те необходимы, лучше держаться от них на безопасном расстоянии.

За городом раскинулись опаленные пустоши. Там, где почва была чересчур горячей даже для растений, образовались пустыни; деревянные сандалии воспламенялись после нескольких шагов по камням, и замешкавшиеся путники зачастую встречали свою гибель. В Торио путешествовать можно было только по ночам и только в парящих кибитках, влекомых летающими устройствами – творениями духов. Стоит ли говорить, что большинство людей предпочитали сидеть дома?

Громкий перестук капель по металлическим корытам заглушил прокатившийся по толпе шепот. Юми закончила омовения и молитвы, и теперь на нее можно было глазеть без зазрения совести, поэтому служанки сложили веера.

Юми шла опустив взгляд, соблюдая заученную походку. Йоки-хидзё полагалось скользить над землей подобно духу. Ее обрадовал шум гейзера; хоть девушка и не позволяла себе реагировать на восторженное перешептывание, временами оно все равно ошеломляло. Юми поспешила напомнить себе, что люди восхищаются не ею самой, а ее ремеслом. Об этом не следует забывать, чтобы не впасть в гордыню и не утратить сдержанности. И уж тем более не следует делать ничего непристойного, например улыбаться. Из уважения к собственному статусу.

Статус, конечно же, не замечал усилий Юми. Так часто бывает с вещами и явлениями, которые люди избирают объектами своего поклонения.

Она шла мимо домов, по большей части двухуровневых: нижние этажи построены на земле ради естественного подогрева, а верхние – на сваях, чтобы воздушная прокладка обеспечивала прохладу. Вообразите две большие кадки для растений, поставленные друг над дружкой: одна на земле, другая в четырех футах над землей. К большинству домов цепями были прикованы парящие в воздушных потоках деревья, от широких паутинообразных корней до макушки достигавшие восьми футов.

Растения полегче висели в небе сами по себе, отбрасывая причудливые тени. В дневное время низколетящие растения можно было обнаружить только в садах, где почва прохладнее, и в тех местах, где люди специально позаботились, чтобы деревья не унесло.

(Да, благодаря одним лишь воздушным потокам полететь не удастся. Даже в Торио деревья весьма тяжелы, поэтому им потребовалось адаптироваться к местным условиям, чтобы парить. Но я сейчас не стану заострять на этом внимание.)

Кимомаккин, или ритуальное место, как